Клер - Валерия Аристова

было посылать за ним слугу сейчас, когда он уже ушел. Что она скажет? Я сказалась больной, но узнав, что это вы пришли меня проведать, поняла, что исцелена, и мигрень вмиг оставила меня. Это она могла себе позволить только с Кузьмой Антоновичем, но не с Ланиным. Он воспылает слишком большой надеждой, а надежда в его случае еще хуже отчаяния.

В этот момент вошел Игнатич, служивший при Клер и Ольге кем-то вроде дядьки, старичок с острыми глазками, смотревшими из-под кустистых бровей, но весь такой аккуратненький, будто он родился не на крестьянском дворе, а, по крайней мере, в княжеских хоромах.

— Вот вам, Клара Ивановна, страдание еще одного несчастного сердца принесло, — проговорил он в своей странной манере выражаться. Клер знала, что он осуждает ее за ее поклонников, и никакие доводы его не убедят, что она делает это не со злобы, — бедный молодой человек, весь измученный амуром к вам, принес, и даже не обиделся, когда вы отказались его принять.

Игнатич поставил на стол перед Клер огромнейший букет белых роз.

— Спасибо Семен Игнатьевич. Не сердись на меня, я и правда не в силах никого принять. Видишь, даже к кузинам не выхожу.

— Это от придури, — он покачал головой, и направился к выходу, — этого не надо мучить, Клара Ивановна, он уже и так замученный. Глаза ввалились, слезы в горле стоят. Как Пашенька давешний будет, тогда …

Клер словно пружина подбросила, и она стукнула рукой по столику:

— Не смей вспоминать про него! – взорвалась она, — я его и так забыть не могу, еще твоих намеков мне не хватает!

— Как знаете, деточка, — поклонился старик, — как знаете, только не говорите, что Семен Игнатьевич зла вам желает. Предупредить хочу только, чтобы глазки ваши прекрасные от слез уберечь.

Клер промолчала, но когда Игнатич уже выходил из комнаты, сказала ему:

— Цветы в гостиную поставь. Мне и без них противно.

Он унес корзину, а Клер позвонила Валюше, своей горничной, чтобы та помогла ей одеться. Через полчаса Клара Велецкая вышла из дома с намерением невзначай встретиться со своим поклонником и повлиять на его настроение. Если бы кто-нибудь узнал об этом ее намерении, то долго бы и весело смеялся. Поэтому всем она сказала, что собирается навестить Кузьму Антоновича, и взяла с собой только Валюшу, благо Кузьма Антонович жил всего в десяти минутах ходьбы от дома Клер.

...

День был тихий и туманный. Клер и Валюша вышли из дома, закутавшись в теплые плащи. Первым делом Клер взглянула в сторону решетки, и тут же заметила светловолосую фигуру Ланина, который пристально смотрел в их сторону.

— Я должна поговорить с ним, — Клер кивнула в сторону поклонника.

— С Ланиным?

— А ты его откуда знаешь?

Валюша усмехнулась:

— Так он же уже давно вокруг дома ходит, цветы носит, да со мной знакомится, да все с конфетами.

— А я почему ничего не знаю? – воскликнула Клер.

— Да вы, барышня, его никогда не замечали, не принимали, и не спрашивали о нем.

Это была истинная правда. Клер вздохнула:

— Пашенька это. Чувствую я их, Валя.

— Да неправда! Вы в каждом Пашеньку видите.

— Не в каждом. Я их боюсь. Я их по глазам вычисляю. Знаешь, этот точно Пашенька. Я его как вижу, так и слышу свой крик, когда тот пулю в голову себе пустил. И маменьку его вспоминаюКак та на меня смотрела, исподлобья. А потом благословила. Лучше бы она ударила меня!

Они свернули в переулок, прошли еще несколько домов. Валя обернулась и коснулась Клер рукой.

— За нами идет.

— К садику сворачиваем. Я пошлю тебя в магазин, а сама подожду у фонтана.

Валя кивнула.

— Если что, жди здесь, я сюда вернусь.

— Хорошо, барышня.

Дойдя до садика, затерявшемся среди каменных домов, Валя отправилась за покупками, а Клер села на скамейку около фонтана, кутаясь в плащ. Было холодно и промозгло, но она терпеливо ждала, пока маячивший вдалеке молодой человек наберется мужества для того, чтобы подойти и заговорить с ней.

Пашенька появился в ее жизни, когда ей стукнуло шестнадцать лет и она стала выезжать в свет. Он был мечтой многих девушек, но сам мало обращал на них внимания.. Он писал хорошие стихи и пьесы о несчастной любви, которые с удовольствием ставили в Александринке. Словом, талантливый молодой человек, много размышлявший о счастье человечества и от этого склонявшийся к либерализму.

Клер он писал стихи, и сочинил поэму в ее честь, которую потом печатали все известные журналы. Но ей он не нравился, и, совсем еще юная и неопытная, она заняла неприступную и ехидную позицию. Что бы Пашенька ни делал, Клер безжалостно высмеивала его, не стесняясь присутствия посторонних. Она водила его за нос, обещала и никогда не держала своего слова, играла и вертела им, как хотела. Сначала такая безраздельная власть ей нравилась. Потом ее начал утомлять вечно несчастный вид измученного поэта, и она прозвала его Пьеро. Позже один его вид стал просто бесить ее, и, в конце концов, Клер решила серьезно поговорить с ним и попросить оставить ее в покое.

Этот разговор состоялся. Пашенька стоял на коленях и умолял не прогонять его, а Клер старалась как можно сильнее его уязвить. Он ушел, а она приказала больше никогда его к ней не пускать.

Но однажды он все же оказался в ее гостиной. Бледный и худой, как скелет, с ввалившимися щеками, Пашенька стал спрашивать, чего такого он сделал, что Клер так сердится на него.

— Ничего такого, — ответила Клер, — просто я не хочу вас видеть. Вы надоели мне.

— Если вы не позволите мне видеть вас … чего вам стоит? … я покончу с собой, — сказал он совершенно серьезно, но Клер лишь пожала плечами.

— Это дело ваше, — сказала Клер, — я тоже имею право выбора. А вас я не хочу видеть. От одного вашего вида молоко киснет.

— Это ваша вина. Вы издеваетесь надо мной. Я ничего не прошу у вас, кроме как только