Художник - Елена Викторовна Батуева

жгучие пряности Гоморры, немного меда для сладости, и, конечно, слезы девственницы, – она показала склянку с абсолютно прозрачной жидкостью, – без них вкус эликсира будет неполным.

После того, как несколько капель из склянки вылилось в горшок, вверх поднялся столб пара, как бывает, когда в кипяток бросают щепотку соды. Это было еще одно предупреждение свыше, и в тот момент у меня еще были пути к отступлению: можно было пойти в туалет и незаметно покинуть опасное жилище. Но я не услышала и этот последний звоночек.

Между тем, кухня начала наполняться неповторимым, опьяняющим ароматом. И если минуту назад у меня еще оставались какие-то сомнения или опасения, то теперь они полностью растворились в этом чарующем запахе. В волнах аромата, плывшего по кухне, мне виделись причудливые птицы, перетекавшие в затейливые венки из нежных цветов, потом становились странными геральдическими символами.

Я зачарованно наблюдала за происходящим. В это время Ведьма разлила в два бокала, с виду напоминающие старинные кубки, дымящийся напиток. Один бокал она протянула мне, второй держала в руке.

– Ну что же, давай выпьем за знакомство! – предложила она, – кстати, как тебя зовут? Я ведь до сих пор не знаю твоего имени!

– По паспорту Алена, в крещении Елена, а родители зовут меня Лелей, – улыбнулась я.

– Так-так… Леля, вкуси аромат Любви и стань избранной, – с театральной интонацией произнесла Ведьма, слегка прикоснувшись к моему бокалу.

Меня немного смутили ее слова, но отступать было уже некуда. Соприкоснувшись, наши бокалы издали нежный звук, после чего я сделала глоток Эликсира.

Нежное тепло разлилось по всему телу магической волной. Я почувствовала невероятное блаженство и невесомость, как будто бы эта волна вынесла из тела мою душу и она заполнила собой все пространство. В восторге я взглянула на Ведьму.

Волна блаженства сменилась потоком изумления. Лицо Ведьмы начало стремительно меняться – разгладились морщины, крючковатый нос стал аристократическим и изящным, исчезли клыки, кривой рот оформился нежной лентой юных губ. Но самыми поразительными были глаза – они становились все больше и больше, заполняя собой всю поверхность ее лица. Они казались экранами, проецирующими иную реальность: я увидела в них прекрасные лица мужчин, юношей, благородных старцев. Все они оттуда с восторгом смотрели на меня.

В этот момент я забыла о существовании всей вселенной. Я не могла оторвать взгляда от этих глаз, я упивалась ими, чувствуя, что они влекут меня внутрь, как огромный омут, как водоворот, из которого невозможно выплыть. Все мое существо понеслось навстречу им. Мне казалось, что я лечу в эти глаза вместе с телом, прохожу через их оболочку, растворяясь в потусторонней реальности. В этот момент я потеряла сознание.

Глава 1.

Художник

Первые лучи солнца высветили очертания Города. Словно карандашный набросок, появлялись контуры домов, храмов, площадей. Это была еще не живопись дня, насыщенная красками и оттенками, а строгая графика раннего утра.

Все это пронеслось у Художника в голове, когда он вышел на Привокзальную площадь и зашагал к своему дому. Идти было далековато, да и апрельские ночи еще оставались морозными, но он не стал брать такси.

Художник не был в Городе много лет, и ему хотелось заново познакомиться с ним. Лучи солнца высвечивали один за другим городские здания, словно театральные софиты декорации на театральной сцене. В Городе многое изменилось за эти годы – храмы поражали внешним великолепием и сиянием куполов, а добротные дома купеческой и сталинской постройки перемежались новоделами постперестроечного периода. Улицы казались шире, просторнее, чище, от этого вид у Города стал более «европейским», но исчезло то очарование старины и провинциальности, которое всегда так умиляло столичную богему, приезжавшую сюда покутить.

Все эти новшества несколько покоробили Художника. Город явно стал другим и совсем не вязался с образом из детства, который сохранился у него в памяти, и воспоминаниями о котором он жил все эти годы.

Художник покинул Город почти 20 лет назад. Как и вся провинциальная творческая молодежь, он искал в столице новых возможностей для самореализации и признания своего таланта. Он многого достиг за эти годы. Его картины продавались в столичных и европейских салонах, его имя было во всех каталогах современного искусства. Если бы он был прагматичным человеком, он мог бы давно купить квартиру с видом на Кремль и обзавестись собственным художественным салоном или выставочным залом, но Художник был романтиком и кутилой.

Деньги от продажи картин он тратил на путешествия, любил гульнуть на широкую ногу вместе с многочисленными друзьями, которые иногда месяцами зависали в его квартире на Арбате, переделанной из бывшей коммуналки. Подруги сердца – из числа поклонниц его таланта – долго не задерживались в его жизни. Сбегали, как правило, после очередного длительного запоя.

В какой-то момент Художника постигла мысль о бессмысленности такого существования, он устал от мимолетных романов и навязчивых друзей и решил сбежать в провинцию. У Художника не было особых планов, что он будет делать в Городе. Да, впрочем, он никогда не планировал свою жизнь. Он принадлежал к породе людей, привыкших безраздельно доверять своей интуиции, и был уверен в ней, как в лучшем гиде по лабиринтам Жизненного пути.

Но в тайниках его романтической души жила мечта о встрече с Прекрасной Дамой, которая осветит его жизнь и станет Единственной Музой на все оставшиеся годы, отпущенные Господом. Он мечтал об идеальном образе, о родственной душе, и в то же время о душе непостижимой и загадочной, к которой можно стремиться всю жизнь, но так и не познать до конца. Этот образ, рожденный его воображением, казался ему почти реальным, и Художник жил предчувствием судьбоносной Встречи.

С такими мыслями он перешагнул порог родного дома.

Несмотря на ранний час, мать Художника не спала. Она всю ночь пекла пироги, варила студень и тушила картошку, готовясь к приезду долгожданного сына. Когда он объявил ей, что приезжает насовсем, она сначала не поверила его словам, потом долго пытала, что случилось, решив, что в жизни сына произошло что-то непоправимое или криминальное, раз он решил сбежать из столицы. В конце концов, восприняла это как очередной «заскок» своего непредсказуемого отпрыска и решила просто радоваться тому, что единственный сын опять будет с ней рядом.

Ссоры, пьяные скандалы с битьем посуды – все это осталось в прошлом и мгновенно стерлось из памяти. К ней возвращался ее сын – знаменитый и гениальный Художник, которым она гордится и ради которого будет жить.

Все это она подумала, когда Художник, переступив порог дома, заключил ее в объятия и радостно объявил:

– Ну вот,