Люди в белом - А Крабов

— Так можно и заикой стать! — Краснощеков начал отдуваться, тихо матерясь себе под нос.

Я же стоял как вкопанный, не ощущая ног. Никогда не думал, что могу так испугаться. Все мое естество было глубоко разочаровано. Господи, я хочу увидеть проповедующих Еноха и Илью, я хочу прикоснуться к мегалитам Стоунхеджа и узреть палеоконтакт, судьбу Атлантиды, НЛО, ну хоть что-нибудь, что бы сдвинуло этот мир с мертвой точки.

К одиннадцати вечера, когда мысли о легкой наживе и милом времяпрепровождении за бутылочкой пива покинули нас, и мы в прогрессирующем пессимизме готовились принять горизонтальное положение и зарыться в тряпки, нас дернули на вызов.

Поднявшись по переходам темной и вонючей парадной, мы остановились перед богато отделанной дверью. У меня затеплилась надежда, что списывать день как неудачный еще рано. Рука потянулась к звонку, тишина разорвалась лязганьем замков, и мы окунулись в обстановку шикарной прихожей. Из-за открывшейся двери нетвердым шагом возникла пожилая молодица с волосами цвета красного дерева и с сильным запахом алкоголя изо рта, идущем на шаг впереди нее.

— Вот, посмотри, врачи приехали, а ты убил ее. Я, наконец, избавлюсь от тебя, я тебя брошу! — обратилась экстравагантная пожилая дама к копающемуся в телефонной розетке статному старцу.

Алексей, в попытке прояснить ситуацию, форсированным голосом гаркнул:

— Что случилось?

Его вопрос наткнулся на замысловатый диалог старца и пожилой молодицы, из коего удалось выяснить, что убитая находится на кухне. Теперь не до сантиментов, надо, наконец, что-то делать. Оставив спорщиков, мы прошли на кухню. В полумраке, на фоне отличного чешского кухонного гарнитура, в обнимку с початой бутылкой водки "Финляндия" обнаружилась особь женского пола, возраст которой навеял уныние на нас с самого начала.

— Здравствуйте, мы наркологи-геронтологи! — сказал Краснощеков, парируя мутный похотливый взгляд.

— Нам бы светлое место, где посмотреть больную. — Я вошел во вкус и почувствовал себя хозяином положения. Взяв пострадавшую под руки, мы потащили ее в спальню. Спорщики утихомирились и стали наблюдать за нашими действиями.

Краснощеков уверенно начал осмотр больной. Я же уселся в кресло, открыл папку и внезапно ощутил смещение пространства, вызванное рухнувшими рядом со мной внушительными ягодицами и фамильярно накинутой мне на плечи рукой.

— Вы все такие милые на "скорой помощи"? — томно зашептала она.

— Простите, где у вас тут туалет? — попытался я выпутаться из идиотского положения.

— Эй, ты, проводи доктора в туалет! — обратилась дама к старцу, и произнесла уже другим голосом:

— Не хотите ли перекусить и по маленькой?

— Нет, спасибо, лучше материально! — заметил мой напарник, продолжая пальпацию разомлевшей пациентки.

Без лишних вопросов, с удивительной прытью, пожилая молодица извлекла из пухлого портмоне купюру, обратив внимание на достоинство коей, я потерял всякое желание посещать места общего пользования.

— За такие деньги можно сходить и под себя, — мой голос неровен.

Реакция зрачков Краснощекова говорила сама за себя.

— Я пойду налью по пятьдесят капель, — кокетливо бросила молодица и ушла исполнять обещанное.

В проеме двери возник старец:

— Ты заплатила им? — вопрос был обращен к потерпевшей.

Та в недоумении посмотрела на вошедшего и попросила подать ее сумку.

Ситуацию нужно поддержать, стараясь переменить тему разговора. Я попытался выяснить анкетные данные.

— Пожалуйста, никуда ничего не сообщайте, не надо никаких бумаг! — лицо старца вытянулось и стало напоминать тапирье рыльце.

— Пишите, пишите, он хотел ее убить, пусть его посадят, — донесся голос из кухни.

— Это наши медицинские бумаги, это никуда не пойдет, — успокоил я его.

— Да мы и наши медицинские бумаги писать не будем, — глядя на извлекаемую из кошелька купюру аналогичную предыдущей, изрек мой коллега. Якобы избитая неуверенно бросила деньги на письменный столик.

— Ничего опасного для жизни нет, небольшая ссадина скуловой области, — для убедительности я прижал руку к груди.

— Все за стол! — шаткой походкой в комнату ввалилась пожилая молодица. — А ты с нами не пойдешь, засранец!

Старец, не обращая внимания на нее, помог подняться потерпевшей. Мы, услужливо суетясь, отправились на кухню.

— Мир этому столу! — сказал я.

— И вам всего хорошего! — удовлетворенно крякнул старец, предчувствуя очередную выпивку.

Пока я в поисках стула топтался на месте, пожилая молодица бесцеремонно прихватила меня за талию и усадила рядом с собой на стул. Под столом что-то звякнуло, Алексей многозначительно скосил глаза к переносице.

"Это заманчиво, но для нас уже слишком" — подумал я. Как бы читая мои мысли, Краснощеков встал, извинился и направился к телефону.

— Вы знаете, мы что-нибудь съедим, но пить не будем, следующий вызов может быть к ребенку, — я многозначительно прожестикулировал. Старец понимающе кивнул. Молодица, балансируя с рюмкой в руке, продвинулась ко мне еще ближе:

— А вы не могли бы приехать к нам еще и завтра?

Неловкое молчание, вызванное пикантностью вопроса, нарушил мой напарник истошным воплем:

— У нас повешенье, срочный вызов!

— На дорожку хурмы не хотите? — по-отечески улыбнулся старец.

Наши с Алексеем взгляды встретились над огромным блюдом с фруктами.

— О, господи, ну что вы, спасибо, — Краснощеков вывалил хурму в предусмотрительно вынутый мною из кармана полиэтиленовый пакет.

Я посмотрел куда-то сквозь старца, схватил чемодан, и мы пулей вылетели из квартиры. Все необычно быстро: ночь, даже если не спишь, крадет время.

— Теперь мы можем позволить себе культурно отдохнуть, — улыбнулся напарник.

— Что Вы подразумеваете под "культурно отдохнуть"? — проявил я уместный интерес.

— Думаю, что нам нужно посетить какое-нибудь злачное место.

— Да уж, благодаря милейшим старичкам, мы теперь можем напороть косяков не по-детски.

— Когда заморочимся?

— Завтра вечером, надо зацепить чего-нибудь хорошенького. — При этих словах Алексей зажал одну ноздрю пальцем, а другой сделал шумный вдох. Водила угрюмо искоса посмотрел на нас, понимая, что здесь ему ничего не перепадет. То, что зарабатывается в машине, делится на троих, а уж на квартире весь табош, извините, наш. Водилы и так неплохо наживают, продавая казенную солярку, да и зарплата у них больше.

Сутки заканчиваются без особых приключений, если не считать того, что полночи нам пришлось провести в компании сонных ментов из РУВД, ожидая конвоя для больного, статус которого не ограничивался одним лишь заболеванием. Наутро я ушел домой, оставив Краснощекова спать в наглухо застегнутом спальном мешке.

Кран протекал. Уже мучительно долго я боролся с этой очевидностью и проигрывал. В это время сосед, развалившись на диване, вещал:

— Гегель, значит, очень просто: субъективное — это то, что чисто, относится к человеку и индивидуальному бытию, объективное — это там всякие общественные формации, олигархии, социальные заморочки. И, наконец, третьим является всеобъемлющее, общее понятие — сама философия Гегеля.

Я устал, хотел спать, со злой харей ходил по кухне, сосед продолжал. Давно потеряв нить повествования, я в то же время понимал, что остановить его нет никакой возможности. Паста, зубная щетка: вот что позволит мне по крайней мере минуты две-три молчать и даже не кивать головой. Сосед показался в дверях ванны.

— Ты представь математиков, их замешательство: в частности, как доказал Гегель, утверждение о противоречивости данной формальной системы в рамках самой этой системы недоказуемо, если она не противоречива…Узкий смысл доказательства: опираясь на истинность, доказанную предыдущими познаниями, здесь используется логика. От посылок к тезисам — вот тебе и обыкновенный силлогизм. Для чего я это изучаю, только чтобы понимать Священное писание шире и глубже — это же для ума услада!

Я продолжал яростно чистить зубы и наткнулся на мысль или скорее ощущение того, что что-то он только что сказал, отчего меня передернуло.

"Мое существование не является доказательством существования жизни на Земле, да и вообще всего, что составляет наше окружение, так что ли?" — подумал я и пошел спать, ничего другого уже больше не могу.

Глава 2

Дневной сон — штука поганая, просыпаешься, голова свободна от мыслей, есть только обрывки неидентифицируемых ощущений, тянет почитать Экклезиаст или чего-нибудь съесть. Желание пожрать оказывается сильнее, но скудную, еще не начавшуюся холостяцкую трапезу прерывает продолжительный звонок в дверь.