Переворот - Иван Кудинов

— И крупных тоже не хватает.

Авксентьев отодвинул недопитый чай и откинулся на спинку кресла, лицо его выражало крайнюю озабоченность.

— Положение, с деньгами повсюду тяжелое, — пояснил он. — Правительство намерено было установить обмен с Уралом, но и там денежных знаков не хватает.

— Что же делать?

— Требуются героические усилия. Будем предпринимать. Ничего, господа, выплывем. Выплывем, если будет единство.

— Плывем уже, — усмехнулся генерал. — Только вот берега что-то не видно…

Авксентьев внимательно посмотрел на него и не нашел что ответить. Ульянов, воспользовавшись паузой, сказал:

— Недавно выпустили боны. Думали, выйдем из положения. А боны пропали.

— Как пропали?

— Исчезли целиком и бесследно. Надо полагать, не без участия большевиков. Теперь вот ломаем голову: бумаги нет, печатать не на чем… Что делать?

— Керенок и тех не осталось, — добавил Якушев.

— Да, положение серьезное, — согласился Авксентьев. — Но, думаю, не безвыходное. Будем просить помощи у союзников. Отношения у нас налаживаются хорошие — и с Англией, и с Францией…

— Чего не скажешь о Японии, — заметил генерал.

— Почему же? Япония тоже готова помогать. Но на Дальнем Востоке есть некоторые затруднения: там общему делу препятствует сепаратизм Амурской республики, не желающей признавать всероссийскую власть… А это пагубно сказывается на наших отношениях с японцами. Ко явление это временное.

— Есть более серьезное препятствие, — возразил генерал. — Большевики. С амурцами так или иначе можно договориться, а вот с большевиками — ни при каких обстоятельствах! Тут разговор только с оружием в руках. Не на жизнь, а на смерть.

— Тем более необходимо единство, — твердо сказал Авксентьев. — И мы его будем добиваться всеми силами. Некоторые сдвиги уже есть: на днях мы получили телеграмму из Архангельска о признании нашего правительства. Урал тоже примкнул.

— А Украина?

— Украина, по всей видимости, останется самостоятельной. Твердого соображения на этот счет мы пока не имеем… Одно скажу: нелегко в столь сложных условиях оказывать влияние на другие области. Территория огромная, разъединенная… Представьте, с тем же Архангельском приходится сноситься… через Нью-Йорк.

— А что союзники? Намерены они не на словах, а на деле оказывать нам действенную помощь?

— Да, да, разумеется. Канадские войска уже прибыли, английские тоже… — ответил Авксентьев. Генерал хмыкнул и резко поднялся:

— Неужто вы берете в расчет батальон Уорда? Или жалкую кучку канадских солдат с тремя пушками, из которых они и по воробьям-то не сделали ни одного выстрела… — Генерал прошел до двери и обратно, круто повернулся. — Недавно я видел на станции Оловянной японский эшелон. Другой эшелон проследовал на Уфу и там, по имеющимся сведениям, прочно застрял. И это вся помощь? Негусто!..

— На днях должны прибыть американцы…

— На днях — это как понимать? Завтра, послезавтра… или через месяц? В то время, как обстановка требует незамедлительных мер. Неужто правительству это неведомо?

Авксентьев вспыхнул, и на какой-то миг спокойствие изменило ему:

— Ведомо! Правительству все ведомо! И оно отдает себе отчет в том, что положение в стране весьма серьезное. И предпринимает самые решительные меры! — Он перевел дух и уже с меньшей горячностью добавил: — Кроме подкрепления в живой силе, союзники поставляют нам одежду и амуницию…

— А оружие? — въедливо спросил генерал. — Вам, пошлю, известно, что в ряде мест у нас нет возможности Обучать солдат: не во что одеть, не хватает оружия… А союзники отделываются посулами.

Нет, нет, — возразил Авксентьев, — положение меняется: когда в стране существовало одновременно несколько правительств, иностранцы не знали, с каким из них иметь дело… Теперь другая обстановка складывается всю полноту власти берет на себя Директория.

На другой день в большом зале университетской библиотеки открылась Дума. Зал был украшен бело-зелеными флагами думских фракций, гербами сибирских губерний. Во всю стену был раскинут плакат — зеленое по белому, аршинные буквы которого, начертанные славянской вязью, решительно призывали: «Через автономную Сибирь — к возрождению свободной России!»

Отзвенели колокола. Отслужили молебствие в кафедральном соборе. И ровно в час дня председатель Сибирской областной думы Якушев открыл заседание. После вступительной речи, которая вышла у Якушева на этот раз путаной и короткой, слово было предоставлено Авксентьеву. Зал встретил главу правительства гробовым молчаньем. Цель приезда Авксентьева каждому была ясна: склонить думские фракции на свою сторону, добиться от них — любыми средствами! — безоговорочного признания Директории, добровольного отказа от своих полномочий… Одним словом, самороспуска. Какой же еще выход? Положение таково, что вопрос может стоять только так: либо теперь — либо никогда! Настала пора действий решительных. Необходимо всероссийское правительство без всяких оговорок — единое, способное управлять событиями, направлять их в нужное русло. Однако «единые правительства» В те дни возникали одно за другим по всей обширной территории, занятой белогвардейцами от Поволжья до Владивостока, и каждое из них — будь то «Временное Сибирское» во главе с Вологодским или «Временное правительство автономной Сибири» на Дальнем Востоке, или «Деловой кабинет» генерала Хорвата, обосновавшийся в Харбине, не говоря уже о «правительствах» зауральских, прикаспийских, донских, кубанских — все они претендовали на «всероссийское» признание, торопясь заручиться поддержкой иностранных миссий.

Россию рвали на части.

Сибирь бурлила, точно кипящий котел.

Кроме «всероссийских», существовало еще множество «правительств» местного происхождения, всевозможных дум, отделов, управ, комитетов… по спасению, освобождению и возрождению России от большевизма.

Авксентьеву напоминало все это крыловскую басню про лебедя, рака и щуку, которые впряглись в один воз, да — вот беда! — тянули в разные стороны… С этой мыслью он и взошел на кафедру.

— Господа члены Сибирской областной думы! От имени Всероссийского Временного правительства имею честь приветствовать вас и сделать вам определенные предложения… — на слове «определенные» слегка запнулся, но взял себя в руки и дальше уже говорил без запинок, твердо и гладко, точно по писаному, и благополучно довел свою речь до конца. — Разумеется, — говорил Авксентьев, — правительство обязано признать и уважать права областей на автономию. Однако в данный момент, когда с большевизмом еще не покончено, заниматься этой задачей было бы преждевременно… Есть одна подоплека, господа, и я прошу вас обратить на нее внимание: областные правительства возникали отчасти потому, что та или иная территория России, освобождаясь от большевиков, была как бы островом среди бушующего моря большевизма, что и вызвало необходимость создавать свою собственную власть… Теперь эта необходимость отпала. Настало время объединить наши усилия, ибо в единстве и только в единстве — залог наших успехов, нашей окончательной победы.

Зал ответил недружными аплодисментами.

— И еще, господа, есть одна подоплека, — продолжал Авксентьев. — Союзники, выполняя свой долг, поддерживают нас всячески, и недалек тот день, когда мир и порядок воцарятся в России. Поэтому нам уже сейчас нужно позаботиться о том, чтобы страна наша вышла из этих испытаний монолитно-единой, чтобы с нею считались… Вот почему Директория, — подвел к главному, — предлагает всем областным правительствам, независимо от их партийной принадлежности, сложить свои полномочия и подчиниться постановлениям и законам единой всероссийской власти Мы долго и упорно говорили о спасении России. Теперь идет речь о воссоздании России. Будем же, господа, стойкими и мудрыми в эти трудные для России дни и не оставим ее в беде…

Заседание Думы кончилось поздно вечером. После горячих дебатов, вызванных выступлением Авксентьева, мучительных колебаний и некоторых пустых формальностей было, наконец выработано и принято решение: «Сознавая великую жертву ради спасения России, Сибирская областная дума слагает свои полномочия…»

Авксентьев остался доволен. По правде говоря, он не ожидал столь скорого и положительного решения вопроса. И все это время, пока находился в Томске, занимаясь неотложными правительственными делами — встречался с нужными людьми, посещал всевозможные учреждения и организации, присутствовал, наконец, на прощальном ужине, устроенном теперь уже бывшей думой, где снова пришлось произнести речь, — все это время глава Директории пребывал в хорошем, приподнятом настроении. Ужин ему понравился. Общество собралось приятное. Были дамы. И как-то само собой вышло, что разговор коснулся волнующей всех темы — нынешнего местопребывания правительства. Авксентьев охотно поддержал разговор и согласился, что Томск более удобен и предпочтителен для роли столицы, нежели Омск: здесь прекрасное здание университета, богатая библиотека, которая могла бы служить хорошим подспорьем для министерства иностранных дел…