На пути к истории (предисловие) - Жан Жионо

Свой характер показывают и Бастиды — это несколько домов, все, что осталось от деревни. Совершенно замкнутый, закрытый от внешнего воздействия мир. Почти ничто не позволяет думать, что где-то есть другие селения, другие люди, нежели те несколько семей, что живут здесь на небольшом клочке земли. То ли природа, оскорбленная человеком, восстает против него, то ли старый, разбитый параличом крестьянин Жанэ, таинственным образом связанный с нею, решил наслать на соседей беду, но вдруг иссякает источник, питавший Бастиды водой. Крестьяне, еще вчера дружно трудившиеся на родной земле, теперь разобщены: каждый стоит лишь за себя, не думая о других. Всю местность вокруг охватывает пожар — горят деревья, кустарники, высохшая трава. Огонь подступает к Бастидам, угрожая жизни людей; опасность опять сближает их. Объединившись, крестьяне дают отпор огню. Бастиды выстояли. Люди победили.

Своей трилогии Жионо дал общее название, «Пан», с самого начала связав ее с именем древнего божества, символизирующего единую жизнь, естественную жизнь природы, людей, мифических существ. Это название определило тональность романов, в которых действуют не современные рассудочные, рефлектирующие люди, а простые, естественные существа с их простыми, естественными инстинктами. Героям Жионо чужды духовные драмы персонажей романов Франсуа Мориака, Жоржа Бернаноса или Жюльена Грина, душа которых часто бывала ареной борьбы добра и зла.

Жионо — поэт земли, грубой, доступной всем нашим органам чувств плотной материи с ее запахами, звуками, переливающейся всеми красками. Вероятно, никому из современных ему писателей не удавалось так точно, свежо, по-своему передавать то, что дается нам в каждодневной встрече с «подлинными богатствами» жизни («Les vraies Richesses»-именно так назвал Жионо одну из своих книг).

Идеализация природной, естественной жизни пронизывает и два других романа трилогии — «Один из Бомюня» (1929) и «Отава» (1930). Во втором романе трилогии («Один из Бомюня») «внешний» мир, городская цивилизация присутствует как сила, несущая зло, развращающая людей. Преданной и верной любви простого крестьянина — батрака Альбена дочь соседнего фермера Анжель предпочитает ухаживания горожанина-марсельца Луи, бежит с ним в город, где становится проституткой, но великодушный Альбен готов простить ее. В романе отчетливо звучит призыв к бегству в природу, к спасительному труду на земле.

В «Отаве» умирающую деревню покидает все ее население. Одним из последних уходит кузнец Гобер, забирая с собой только то, что напоминает ему главное в жизни, — его труд для людей: «Он положил руки на наковальню. Она здесь, у него в ногах, он гладит ее рукой, он счастлив. Оставить ее было бы хуже смерти». Остается в деревне лишь никому теперь не нужный батрак Пантюрль. Внешне уродливый, он наделен той доброй силой духа, которую дает прикосновение к земле. Пантюрль возвращает к жизни несчастную, отвергнутую всеми женщину, Арсюль. Вместе они будут возделывать землю, и будет у них в руках «каравай хлеба, который они сделают сами, втроем: он, Арсюль, земля».

Счастье кажется таким простым и доступным: оно — в глотке чистой воды из источника, в сиянии звезд, в земных плодах и в щебете птиц, но всегда ли человек испытывает и заслуживает это счастье? Неужели достаточно лишь нагнуться к земле, чтобы подобрать то, что находится под ногами, или устремить взор свой к небу, чтобы обрести это счастье?

Реальная жизнь крестьян чаще всего сурова и тяжела, в глазах их — «озабоченность, больше, чем озабоченность, — страх, больше, чем страх, — пустота». Природа не отдает даром свои богатства, нужна неустанная борьба за них, способность рисковать, действовать, трудиться. Лишь тогда человек постигает то, в чем он так нуждается: радость. Радость и труд становятся главными темами одного из наиболее интересных романов Жионо «Да пребудет радость со мной» (1935). В его названии писатель использовал в несколько измененном виде начальные слова хорала Баха.

Журдан и Марта — простые крестьяне; их монотонная и однообразная жизнь течет чередой следующих друг за другом дней. Но вот уже давно Журдан ждет появления какого-то человека: «он не знал, кто это, он не знал, откуда он придет». Этот человек должен принести какое-то новое слово, открыть какие-то истины, придающие жизни подлинный смысл. Ожидание сбывается, появляется Боби — таинственный незнакомец, бродячий акробат, о прошлом которого мы так почти ничего и не узнаем. Боби остается у Журдана и его жены, чудесным образом вселяя в них надежду на обновление жизни.

Действительно, в том, что делает Боби, много неожиданного и удивительного: так, однажды он высыпает на землю целый мешок зерна птицам, которые тотчас слетаются со всех сторон. Другой раз он убеждает Журдана засеять поле не пшеницей, а нарциссами — для чего? Он совершает бесполезный с точки зрения здравого смысла акт, но это совсем не то, что делает, например, Лафкадио в романе А. Жида «Подземелья Ватикана», выбрасывая на ходу из поезда несчастного Флериссуара «просто так», чтобы утвердить себя над добром и злом в сознании вседозволенности. Поле нарциссов осветляет и возвышает душу в ее движении к радости, творимой людьми. Лафкадио исполнял собственную минутную «прихоть», Журдан и Марта утверждали право человека на бескорыстное счастье. «Есть нечто, во что я не верю, — говорит Журдан, — что кто-то сознательно хочет, чтобы мы были несчастны. Я верю, что всё существует для того, чтобы все были счастливы». Все: и люди, и животные, и растения.

Счастье и покой достигаются лишь трудом, который не должен быть «ни чрезмерным, ни утомительным». Жионо заговорил о сельском труде так, как до него во французской литературе, пожалуй, еще никто не говорил. Удивительны страницы, на которых описываются все виды, все стадии работ на земле, совершаемых перед тем, как хозяйка возьмется наконец за выпечку хлеба. Перед нами развертываются картины пахоты и сева, сенокоса, уборки урожая, ухода за животными — и в памяти читателя возникают образы, созданные живописцами, на этот раз, быть может, поразительные средневековые миниатюры из старинных Часословов Фуке или братьев Лимбур.

Природа и свободный труд — источник радости, но все ли это понимают? Открывшиеся ему истины Жионо хотел бы передать и другим людям. Новоявленный апостол, он, подобно Боби, стремится объединить вокруг себя последователей и учеников, которые собираются сперва в доме писателя в Маноске, а позже, когда там становится тесно, — в Контадуре. Участники таких собраний совершали прогулки по окрестностям усадьбы и вели поучительные беседы. Как отмечал один из исследователей творчества Жионо, тот с наивной гордостью говорил ученикам: ответ на задаваемые ими вопросы — это он сам, его образ жизни.

Заметим, что творческая интеллигенция и те, кто причислял себя к ней, вообще очень часто испытывали потребность в разного рода объединениях для дискуссий, обмена мнениями, иногда-для выработки общей программы. На смену сенаклям, кружкам и литературным салонам XIX века в XX веке пришли объединения другого рода. В сущности, одним из них было, к примеру, движение сюрреалистов. На иных принципах строились литературные декады в Понтиньи, задуманные П. Дежарденом и особенно активно проходившие в 20-е годы. В декадах участвовал почти весь цвет современной французской литературы — Андре Жид и Роже Мартен дю Гар, Андре Моруа и Жак Ривьер, Жак де Лакретель и многие другие. Каждый год главным предметом обсуждения становились проблемы, волновавшие европейскую интеллигенцию, — «сущность гуманизма», «свобода личности», «человек и время» и т. п. Все это было в целом далеко от того, чем интересовался Жионо. Возможно, более близкими ему могли бы оказаться члены кружка «Аббатство», созданного под Парижем в начале века. Однако это был, по остроумному выражению К. Сенешаля, «муравейник, населенный стрекозами». «Аббатство» просуществовало совсем недолго: задуманного объединения труда ручного и умственного не получилось.

Не принес желаемого результата и опыт Контадура: преодолеть сопротивление действительности «домашними» средствами оказалось невозможным. Группа в Контадуре распалась, а роман «Да пребудет радость со мной» заканчивался на неопределенной ноте. Боби пришел в мир слишком рано, его время еще не подоспело. Погибает Аврора, влюбленная в него девочка, одинокой остается молодая женщина, Жозефина. В час, когда разражается буря, Боби уходит из деревни; он ведет спор с самим собой: есть ли вообще радость? Молния поражает Боби, решая, казалось бы, спор, но Жионо хотелось бы дать положительный ответ на поставленный вопрос: «Покой! Нет, покоя не будет никогда. Битва — до скончания века». Битва во имя радости не должна прекращаться.

И все-таки писатель не чувствовал удовлетворения романом. К середине 30-х годов все больше появляется у него сомнений в правильности выбранной им позиции и, главное, как уже говорилось, сомнений в возможности воплотить в реальной жизни мечту об идеальном устройстве человеческого общества.