Год багульника. Кровавая луна - Джен Коруна

— Ты!.. Ты клялась, что мы никогда не расстанемся, а сама покинула меня! Ты обманула меня!

Но тут же его словно окатило водой. Моав! Он сорвался с места, бросился следом за упавшим оружием, рухнув рядом, схватил его, прижал к себе так, что жесткие ребра колчана больно впились в грудь. Нежный запах цветов снова коснулся его лица невидимой лаской, вырвав новый сдавленный стон. Не выдержав, он зарыдал. Почти сразу за этим он ощутил что-то липкое на ладони и увидел кровь: она текла из-под одежды на запястье. И тут же почувствовал огромную слабость. «Что это? — на миг мелькнуло в голове краантль. — Откуда? Он умирает?» Ему показалось логичным, что он идет к Йонсаволь…

***

Гердерик промаялся в отведенной ему комнате несколько часов. Все это время он ходил из угла в угол, ероша черные волосы и досадливо вздыхая, в приступах решительности подходил к двери и снова возвращался. Но потом все-таки не выдержал. Выйдя в коридор, он спросил стражника, где кухня, и вскоре вышел оттуда с бутылкой вина и двумя бокалами. С этими атрибутами и растерянным лицом он постучался в дверь Кравоя.

На стук никто не ответил, Гердерик подождал, постучал еще раз и осторожно открыл дверь. В первое мгновение ему показалось, что комната пуста, но, поискав глазами, он нашел Кравоя. Тот сидел на стуле, одиноко стоящем посреди комнаты. Весь вид краантль был странным: он держался очень прямо, прижавшись к спинке стула, а на звук открывающейся двери даже не повернул головы. Гердерик кашлянул.

— Я тут… это…

Он осекся, не придумав, как сказать то, что хотел. В этот миг Кравой медленно повернулся, ирилай бросилась в глаза необычайная бледность его лица: даже губы были почти белыми. Но главное — взгляд! Неподвижный, лишенный свойственной здоровым внимательности. Пальцы Кравой стиснул вокруг лежащих на коленях синего колчана и лука-бабочки. Впрочем, Гердерик был слишком взволнован тем, что ему надлежит сказать, а потому не придал значения виду товарища. Закрыв за собой дверь, он приблизился к Кравою.

— Э… слушай, я хотел, как бы это сказать… в смысле, это ведь она из-за меня погибла…

Он умолк, ожидая что краантль как-то отреагирует, но следом у него возникло подозрение, что тот не очень понимает его. Он снова кашлянул, прочищая горло, нервно потер лицо.

— В общем, я хотел принести свои извинения, тебе и Лагду. Я понимаю, что уже ничего не исправить, но — если вдруг когда-нибудь…

Он прервался на половине фразы, его темные брови сдвинулись, он быстро подошел к Кравою и присмотрелся, на лице отразилась тревога. Гердерику показалось, что с одеждой краантль что-то не так.

— Э, ты в порядке, дружище?!

Он протянул руку к Кравою, но тот отклонился. Это движение было слабым и неловким, солнечный эльф покачнулся, подался всем телом вперед и чуть не упал со стула. Гердерик едва успел подхватить его за плечи и усадить на место.

— Да ты чего это?!

Он отнял руку от плеча Кравоя, и его лицо вытянулось от ужаса — ладонь была вся в крови! Жрец солнца попытался было снова отвернуться от него, но Гердерик крепко схватил его и развернул к себе. Одной рукой он быстро оттянул ворот его котты — смуглая кожа на шее была иссечена порезами, длинными и ровными, как от острого ножа. Потрясенный, ирилай опустил взгляд — алые рукава потемнели от выступившей крови, прилипнув к коже.

— Озерная дева! Да ты же весь полосками пошел! Ну ты даешь! Ты же так и помереть можешь, ты ведь краантль!

Он вскочил, забегал по комнате, открывая подряд шкафы и вываливая содержимое на пол.

— Надо срочно перевязать! Сейчас…

Найдя, наконец, бинт, он рванулся обратно к краантль, но не успел начать перевязку, как тот резко дернулся и с силой схватил его за грудки. Побелевшее лицо оказалось совсем рядом с глазами ирилай, тот с изумлением увидел, что оно перекошено совершенно явной ненавистью. Безразличное выражение слетело с него, глаза горели, все черты были напряжены.

— ТЫ! Это ты во всем виноват! Если бы не ты, она была бы жива! — вскричал Кравой и, прежде чем Гердерик успел сказать хоть слово, набросился на него.

Сцепившись, они покатились по полу, сшибая все на своем пути.

— Кравой, ты что творишь?! — пытался вразумить ослепленного яростью друга Гердерик в промежутках между ударами.

В какой-то момент Гердерику удалось освободиться и встать на ноги, но Кравой с криком снова ринулся на него. Они боролись теперь молча, громя все кругом, с грохотом врезаясь в шкафы, так что с них слетали дверцы, цепляя по дороге стулья; на них что-то сыпалось с полок, звенело разбитое стекло. Солнечный эльф теснил противника неистово, с дикой, неиссякаемой злобой, кровь с его одежды измазала обоих, и было непонятно, кто и как ранен. В конце концов Гердерику удалось, исхитрившись, нанести обезумевшему краантль сильный удар под ребра. Воспользовавшись замешательством, он схватил его за нижнюю челюсть и прижал спиной к стене.

— Да уймись же ты! — закричал он на него, удерживая изо всех сил. – Слышишь меня?! Уймись!

Тяжело дыша, Кравой дернулся в его руках, безумные глаза впились в лицо ирилай.

— Успокойся, — повторил Гердерик уже более тихим голосом. — Тогда отпущу.

Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами, затем Кравой сник, его глаза потухли. Ирилай медленно расслабил пальцы и убрал руку.

— Все, успокоился?

Солнечный эльф пошатнулся, забытая на время борьбы слабость вновь нахлынула на него. Лишенный поддержки он стал оседать на пол, куда бы и упал, не подхвати его Гердерик.

— Так, идем-идем… — решительно заговорил он, таща друга к стулу и усаживая; тот уже еле держался в вертикальном положении, его голова бессильно свесилась на грудь. — Надо, наверное, послать за Лагдом.

— Нет… не надо!.. — слабо выдохнул Кравой, с усилием поднимая лицо; это были его первые осознанные слова.

— Ну не надо, так не надо, — согласился ирилай. — Сами справимся. Давай раздевайся…

Послушно, как ребенок, Кравой стал стягивать котту. Скоро он сидел за столом в разгромленной комнате, бледный, но уже не так смертельно, весь замотанный, как сверток; Гердерик, похожий на растрепанного петуха, хлопотал вокруг него. Кровь некоторое время сочилась, окрашивая бинты, потом перестала. Осмотрев дело своих рук, Гердерик заявил: «Тебе нужно выпить» — и, наполнив два бокала, подвинул один из них краантль, но тот не прикоснулся. Глядя в стол, он хрипло выговорил:

— Как он мог? Как он мог убить эту девочку!..

Ирилай вздохнул и придвинул свой стул ближе к другу.

— Прекрати это сейчас же. Ты должен взять себя в руки! Не время раскисать: скоро Великая битва, ты забыл? — и, помолчав мгновение, добавил тише: — Моав бы не хотела, чтобы ты был таким, она была сильной…

Кравой безучастно кивнул, у него больше не было сил спорить.

— Вот и хорошо… А теперь, пей давай.

Протянув руку в алых бинтах, Кравой с той же безучастностью взял стакан.

***

В этот же день по всему княжеству был объявлен траур. Синие ленты флагов были свернуты, странно и запустело выглядел без них мраморный замок. Запустенье объяло и сердца эллари — опечаленные горожане, от простых портных до высоких магов, плакали, искренне жалея свою любимицу. Скорбные песни слагались в эти дни под сенью дуба. «Плачьте сыновья Эллар! — стенали певцы. — Не улыбнется вам больше юная веллара, не поднимет прекрасных глаз, заставляя петь ваше сердце! Плачьте, дочери Эллар, ибо потерю вашу нельзя высказать словами — украдена лучшая из вас! Не предаваться вам сладким мечтам, слушая голос Птицы, Поющей Перед Рассветом! Плачь, великая Эллар, ибо не придет к тебе больше та, что была столь покорна твоей воле! Напрасно ты будешь искать ее на белой ладье — как ветер в поле развеется ее душа, и следа не останется!..»

Убитый горем стоял старший веллар в ивовой роще с серебряным серпом в руке. Лицо Лагда было мрачным — никогда уже его дочь не будет стоять рядом с ним в синих одеяниях, не подаст ему своей прекрасной рукой тонкий серп, чтобы срезать омелу в жертву Эллар. Велика была печаль лунного народа, но еще больше страдала душа Лагда — один во всем Риане он уже много лун знал тайну Моав, знал об опасности, день и ночь стерегущей ее. Каждый день молил он великую богиню явить чудо и спасти его дочь, но воля Эллар оказалась более жестокой, чем он мог предположить. Гердерик достаточно ясно описал отчаянье Сигарта, чтобы старший веллар по характерным признакам понял то, чего так и не смогли понять озерные воины, а именно — что убийца Моав был ее кейнаром. Даже князь Рас-Сильвана не мог предвидеть такого исхода. Какая злая шутка судьбы, какая страшная игра, ставкой в которой стали душа и сердце его любимой дочери! Как смириться с этой двойной потерей?! Кравою о своем открытии Лагд ничего не сказал — его горе и так было слишком велико. К тому же, теперь это все не имело никакого значения.

Рядом с отцом, глотая слезы, застыл юный Иштан. Уголки его бледных губ дергались, ясный взор туманился. В гробовой тишине они отнесли усыпанную прозрачными ягодами ветвь в храм Луны — возможно, этот дар хоть немного умилостивит богиню. Хотя в глубине своих сердец все понимали — надеяться не на что. Душа Йонсаволь никогда не попадет в Мир-без-Времени…