Бытовая культура итальянского Возрождения: У истоков европейского образа жизни - Вячеслав Павлович Шестаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, широкий спектр работ в области Ренессанса отнюдь не означает, что все теоретические вопросы, связанные с Возрождением, раз и навсегда решены, и они не нуждаются в дискуссии. Одним из самых сильных потрясений, которые я испытал, было чтение книги Александра Степанова «Искусство эпохи Возрождения», изданной в 2003 году издательством «Азбука». Надо отдать должное издателям — книга издана на хорошей бумаге, с большим количеством иллюстраций, сравнительно большим тиражом, рассчитанным на широкий круг читателей. Но меня поразила концепция Ренессанса, которую автор излагает в предисловии к своей книге. Здесь он приводит различные теоретические модели Ренессанса, в частности Бахтина, Аверинцева, Лосева, Хейзинги, Хаузера. Мотивируя тем, что все эти концепции различны и часто противоречат друг другу, Степанов приходит к выводу о принципиальной невозможности теоретического подхода к Ренессансу и вообще отказывается от всяких попыток теоретической интерпретации этой эпохи.
«Я не верю в закономерности искусства. Я придерживаюсь давно высказанного мнения, что у гения плохие отношения с историками искусства. Поэтому в моей книге, где речь пойдет исключительно о гениальных художниках, нет не только ответа на вопрос, что такое Возрождение, — читатель не найдет в ней и истории искусства Возрождения. Перед ним пройдет не история, а калейдоскоп очерков о том, как гениальные живописцы и скульпторы, каждый по-своему, решали проблемы — личные и те, которые ставили перед ними церковь, город, государь, частные лица. Шум времени — то, что происходило вне искусства, — будет слышен только местами»[8].
Предлагая читателям свой «калейдоскоп очерков», автор отказывается от традиций европейского и отечественного искусствознания, которое видело в Ренессансе закономерный и вполне осмысленный процесс развития европейской культуры. Ссылка на гениальность художников, о которых он пишет, не спасает. Ведь надо объяснить причины их гениальности, а без обращения к «шуму времени» этого не сделаешь.
Правда, А. Степанов не выдерживает до конца своего обещания представить читателю чисто эмпирический подход к искусству Возрождения. Уже на следующей странице своего «калейдоскопа», он сообщает нам свои теоретические установки. Оказывается, как он считает, Ренессанс вовсе не новая эпоха, а продолжение Средневековья, некий его «плодотворный кризис». Кроме того, он полагает, что итальянское искусство XV века — это не что иное, как готическое искусство. Более того, по мнению А. Степанова, никакого Ренессанса вне Италии не существовало, и быть не могло. Кроме того, мы узнаем, что искусство Возрождения — исключительно элитарное, идеалистическое, мифотворческое и эскапистское, «уводившее современников и от насущных жизненных проблем, и от конкретных жизненных форм»[9].
В результате обнаруживается, что, отказываясь публично от теоретической интерпретации Ренессанса, автор на самом деле предлагает нам свою концепцию Возрождения, надо сказать, очень сомнительную, а главное, совершенно не оригинальную. Попытки «ревизии» Ренессанса существовали и до него, и как выясняется, ни к чему хорошему они не приводили. Автор волен, стремясь к моде и оригинальности, превращать Ренессанс в «лебединую песнь Средневековья». Атрофия теоретических способностей, отказ от теоретического осмысления ренессансного наследия, которое предлагает автор «всем, изучающим историю искусства», довольно высокая цена за желание быть оригинальным и не скованным никакими научными традициями и определениями.
Исследование бытовой культуры итальянского Возрождения, помимо всего прочего, наглядным образом доказывает несостоятельность попыток медиевизации Возрождения, превращения его в «лебединую песню Средневековья». Как известно, европейское Средневековье представляет собой религиозный тип культуры, тогда как эпоха Возрождения демонстрирует во всем богатстве и разнообразии новый, светский тип культуры, который прослеживается на всех ее уровнях, начиная от быта и кончая развлечениями и интеллектуальными занятиями. Если бы приверженцы медиевизации Возрождения были бы правы, то итальянцы в XV и XVI веках должны были жить в монастырях, заниматься сельским хозяйством и читать исключительно Библию, а не устраивать академии, участвовать в спортивных соревнованиях и открывать новые страны и континенты. Но на смену монастырей, о которых так мечтают изверившиеся в культуре авторы «ревизионных» перестроек Возрождения, именно в эту эпоху был создан тот тип светской архитектуры, который в корне изменил облик итальянских городов.
В наше время попытки исследования повседневной культуры предпринимались как у нас в стране, так и за рубежом. В 1999 году в США вышел сборник статей под названием «Культура Ренессанса и повседневность». К сожалению, он, на мой взгляд, оказался не совсем удачным. Из всего широкого спектра возможных проблем авторы выбрали такие темы, как «судьба монахинь во Флоренции», «деньги и регуляция желаний», «проститутки и базары в Голландии», «авторитет и насилие в доме»[10].
Гораздо больший интерес представляет книга Е. Чемберлина «Повседневная жизнь в эпоху Возрождения», изданная в 1965 году. В ней рассматриваются такие проблемы, как путешествие, город, образование, анатомия, книгопечатание, инквизиция и т. д.[11] При этом, автор обращается не к одной стране, а ко всем европейским странам.
Следует отметить, что, анализируя повседневную культуру Ренессанса, мы тоже обращаемся к опыту не только Италии, но и других европейских стран — Германии, Испании, Франции, Англии. Но главным источником для нас является итальянское Возрождение, так как в Италии культура Ренессанса развилась прежде, чем в других странах, и в более отчетливых и новаторских формах.
Современные исследователи обнаруживают, что в эпоху Возрождения коренным образом изменилось отношение науки, технологии и искусства к повседневной жизни. В Средние века наука и образование были кастовыми, они целиком находились под прерогативой церкви, и все средневековое знание составляло систему секретов, совершенно недоступных массам. Эти секреты передавались из поколения в поколение и контролировались ремесленными гильдиями. Английский историк культуры Агнесс Хеллер пишет:
«В эпоху Возрождения все это радикально меняется. Прежде всего, разложение средневековой социальной системы приводит к концу признание знания как особой привилегии. С этой точки зрения эпохальное значение имеет организация Академии Платона во Флоренции: это была первая школа в философии, свободная от церкви и университета. То, что она была светской и открытой для всех, обосновывало принцип свободы и открытости для каждого мыслящего человека, хотя бы для тех, кто занимался платоновской философией. Университеты, прежде всего Падуанский, открыли двери для тех молодых людей, которым не предоставлялось учиться по праву рождения. Плебейская молодежь, которая прежде становилась
