То, что мы видим. Сборник рассказов - Светлана Нарсисовна Нигматуллина

Довольно трудно не привлекать внимания, когда живот появляется в любой комнате впереди тебя. Одни считают своим долгом помочь, причем совершенно нелепо: подать руку, заботливо прикрыть окно. Другие, что еще хуже, смотрят с умилением. А недавно в женской консультации пожилая женщина тихонько спросила, глядя на ее неокольцованный палец:

– Сбежал?

«Ну что вы в самом деле!» – хотелось воскликнуть ей. Нет! Погиб. Трагически и внезапно. Он был летчиком… Ах нет, полярником. А может быть, обычным мужчиной. А может, и не было его никогда! Непорочное зачатие, представьте себе.

– Сняла из-за отеков, – сухо ответила девушка. Но вышло все равно так, будто оправдалась. Оценивающий взгляд был хуже сканера. Отеками и не пахло. Плевать.

Первый триместр проходила будто во сне. Чувствовала себя прекрасно. Ни сонливости, ни токсикоза. Даже надежда зародилась в сердце – а может, ошибка? Надеялась на что-то. Подруг избегала. Родителям по телефону только о хорошем: сессия закрыта, курсовая пишется, в гости летом – обязательно… Парни? Нет, да вы что, когда!

И вот однажды она очнулась. В витрине магазина увидела себя со стороны. Живот проглядывался даже сквозь просторное пальто. Еще можно было свалить на неудачный фасон, но… Неля вдруг поняла отчетливо: само не пройдет.

Как выяснилось позже – не само, а сама. Девчонка. По крайней мере, так сказала врач на УЗИ. Показывала на экране ручки, ножки, хотя на самом деле там была лишь размытая клякса. Такая же черная, как ее жизнь. Очередной обман. С улыбкой доктор включила звук сердца, и от этого нечеткого шума, сквозь который прорывалось глухое «бух-бух», Нелю затошнило.

Пора заканчивать с этим. Сомнений не было.

– Девушка, – ее участковый гинеколог устало сняла очки и повертела их в руке, – искусственное прерывание беременности до 12 недель. У вас какой срок? 20. Вы о чем раньше думали? Медицинских показаний нет. Изнасилования я, как понимаю, тоже не было.

Конечно, не было. Все по большой любви. Ее большой односторонней любви.

– И что мне делать? – спросила она скорее у себя, но вслух.

– Отказ в роддоме напишете. А лучше идите, подумайте хорошо. Вон полный коридор сидит тех, кто мечтает быть на вашем месте.

Ах, да. Место и правда замечательное. Студентка из провинции, мужа нет. Родители не переживут. Не жизнь, а дешевый роман по второму каналу. Только там все заканчивается хорошо само собой. Главное – досмотреть до последней серии.

«Скорую помощь» вызвала на адрес соседнего дома. К общежитию было стыдно. Но в машину ее брать не хотели. Они препирались с врачом, стоя прямо на улице. Еще одна нелепая сцена из ее поломанной жизни. В безразмерном платье, растрепанная, круглая. Прижимает к груди полиэтиленовый пакет с обменной картой и тапочками.

– Без сопровождающего не принимаем, девушка, – говорит врач.

Неля настроена решительно. Как в последний бой.

– Позвоните матери, отцу, подруге, – настаивает фельдшер. – У нас приказ – на роды доставляем только в присутствии кого-то близкого.

– У меня никого нет, – отвечает девушка. – Никого.

Резкий спазм схватывает низ живота, ноги подгибаются. Началось. Времени на дискуссии не остается. Врач машет рукой – залезай уже, боец.

И вот она в родильном доме. Ей выдают казенный халат и сорочку. Предродовая залита солнечным светом. Четыре кровати, на одной – в углу, укрывшись одеялом, спит девушка. Нелю укладывают на спину, задирают одежду, лепят на живот какие-то датчики.

Входит женщина в белом халате. Невысокая, кругленькая, строгая. Представляется: Валентина Степановна, врач-акушер. Теплыми руками поправляет присоски на ней. Достает бумаги, расспрашивает про беременность, самочувствие, записывает.

– Ну, чего приуныла? – смотрит серьезно, но в глазах веселые огоньки. – Родишь в световой день, недолго осталось. От меня беременной еще никто не уходил.

У Нели внутри целый вагон чувств. Сердце колотится прямо в ушных перепонках. Мерзнут ноги. И вместе со страхом растет решимость. Скоро все кончится. Бумажку она уже написала. Живота не будет, она вернется в общежитие, всем скажет, что ребенок не выжил, и будет жить дальше. Наступит лето, Неля поедет к родителям, будет спать до обеда, есть пирог с щавелем, разговаривать с мамой до утра, а осенью все эту историю забудут. И она забудет. От этих мыслей на время становится немного легче.

Время идет; нарастает, накатывает обжигающими волнами боль. Неля ходит по палате от стены к стене, опирается руками на подоконник и смотрит в окно. Там едет трамвай, люди торопятся по делам, веселый школьник бежит, размахивая рюкзаком. Она удивляется: как это, жизнь продолжается? Очередная схватка будто бьет по всему телу – от живота до коленей, и она в изнеможении сгибается на кровати. Часы на стене будто отказываются идти, стрелка движется едва-едва. От боли – искры в глазах, и снова передышка. Смеркается. Голова мутная, и никаких мыслей в ней, только дотерпеть, только еще немного подождать. Она закусывает край одеяла, хнычет, терпит, дышит, ждет.

Акушерка Валентина ведет ее в родзал.

– Не дыши сейчас, – кричит в ухо. – Не тужься, терпи, немного, давай, еще, ну!

И вдруг становится так легко, и сквозь пелену не крик даже слышит, а какой-то кошачий писк.

– Девочка, – голос, будто сквозь толщу воды. – Сейчас, мамаша, терпите, покажу.

– Не надо, – пытается сказать она. – Унесите. Не надо.

– 52 см, 3 200 вес, – докладывает Валентина, будто не слыша ее. – Какие волосики длинные, ух!

Неля и слышать не хочет. Какой-то сверток несут к ней, хотят приложить к груди, но она отталкивает, пытается встать с кресла, ее укладывают обратно.

– Нельзя вставать, куда ты, ненормальная!

Ребенка уносят, а она все машет руками, пытаясь что-то сказать: про мужчину, который женат, про маму, которая живет на одну пенсию, про отца без работы. Она кричит, захлебывается. По лицу льется что-то горячее, соленое. Ей делают укол, сознание размывается.

Неля приходит в себя, когда уже темно. В руке торчит капельница, в окно палаты светит фонарь. Пытается встать. Из коридора слышен стук металлических колясок по полу и приглушенный писк со всех сторон. Тело будто переехали катком вдоль и поперек. На руке у нее пластиковый браслет с фамилией и цифрами. Хочется содрать его, но пальцы не слушаются.

В коридоре слышны шаги. Заходит Валентина. Измеряет температуру и давление. Все в тишине. Неля спрашивает с надеждой, с трудом шевеля пересохшими губами:

– Вы не знаете, когда мне домой можно?

– Торопишься куда? Трое суток точно тут будешь. Пока сама восстановишься, пока ребенок окрепнет.

– Я… Я же заявление написала, – тихо говорит она и зачем-то добавляет: – На имя главного врача.

Акушерка смотрит на нее и выходит. У Нели спина покрылась испариной. Очень хочется чаю с сахаром. Сглатывает слюну. В пакете рядом с тумбочкой настойчиво вибрирует телефон. Наверное, мама беспокоится. Но нет сил снова придумывать что-то и делать нарочито веселый голос.