Костры на берегах - Андрей Леонидович Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Королевская сага» кажется оторванной от предыдущих частей, ибо в ней A. Л. Никитин ведет читателя в древний мир не посредством археологии — науки, занятой изучением материальной культуры древних, а посредством истории — науки, занятой изучением письменных документов. Здесь читатели с помощью автора погружаются в увлекательную среду исследования письменных источников, будь то летописные записи или легенды, саги или фольклорный материал.
Одна из таких легенд связана с знаменитой страной биармов.
«Биармия» — что это такое, где она, кто в ней жил и чем занимался, как туда проникали соседи? Вот круг вопросов, много лет мучающий ученые головы. A. Л. Никитин достаточно полно освещает историю поисков Биармии, излагает все точки зрения, проверяет все основания суждений и ни одно из них не признает достаточным.
A. Л. Никитин пока не нашел решительных приверженцев своей точки зрения в широких научных кругах, но сторонники у него уже есть, как есть и сторонники ниспровергаемых им мнений. Наука — всегда в движении, всегда в развитии, и то, что сегодня считается непреложной истиной, завтра может оказаться отнюдь не истиной, а проблемой, да еще столь трудной, что даже гипотезу выдвинуть будет невозможно.
Сейчас, пожалуй, даже не важно, нашел А. Л. Никитин Биармию или нет. Важно, что он показал, как ее искать. При этом он шел не относительно более простым путем популяризации, а более сложным путем, путем соединения научной мысли с художественным исследованием жизни.
Путь познания труден и не прям, любое знание дается огромным трудом. Поэтому поиски истины, предложенные А. Л. Никитиным, будут для читателей не только занимательны, но и полезны.
Кандидат исторических наук
А. М. МИКЛЯЕВ
Дороги веков
По весне, еще самой ранней, когда с сосулек начинают срываться капли, выбивая на подоконниках частую и веселую солнечную дробь, когда сами сосульки начинают падать и биться с тонким хрустальным звоном, а снег сереет и оседает, словно его прижимают к разогревающейся земле длинные синие тени, — по весне мне начинают сниться летние сны.
Я вижу мерцающие под солнцем голубые извивы речушек, что текут неторопливо и плавно в тени шелестящих кустов или подмывая ослепительно белые обрывы, над которыми, словно трубы янтарных органов, поднимаются звонкие корабельные сосны; вижу загорелых людей с лопатами, слышу шорох осыпающегося песка, ощущаю в руках холодное и сильное тело бьющейся рыбы и рукоятку весла, которое поет и стонет, борясь с течением; вижу дальние закаты, когда небо наливается медью, и сонную тишину городской квартиры начинает тревожить терпкий и горький запах лесных костров.
Эти сны входят сначала робко и незаметно, скользят едва уловимыми тенями, потом приходят все чаще, и, просыпаясь, я подолгу бездумно стою у окна, смотрю на подернутое влажной дымкой небо, на стаи оголтелых воробьев, на прогалины в сквере и чувствую, как издалека, из-за горизонта долетает ко мне едва слышный шум струящейся воды, треск льдин и запах пробуждающегося от зимней спячки леса. И в сердце растет беспокойство о дальних дорогах, о не хоженых еще тропах, о земле, влажной и мягкой, которая готовится прорасти цветами, густыми травами, а из семечка, упавшего в снег, поднять маленький зеленый росток…
1
Настойчивый звонок будильника слабеет, гаснет, но почему-то не прекращается, словно завод бесконечен, и слабый молоточек все стучит и стучит о погасшую чашечку звонка…
Дождь! Это он барабанит по стеклу нудно и долго, словно бы на дворе не весна, а самая настоящая осень. Серенький слабый рассвет никак не может пробиться сквозь сетку дождя, чтобы обернуться весенним днем. В такой дождь выезжать? Но проснувшиеся мысли уже успели сделать зарядку и сейчас, опережая друг друга, пытаются расшевелить еще не пробудившееся тело: «Дождь? А на Переславль — всегда с дождем, если хочешь, чтобы там ждала хорошая погода. Сам знаешь, не первый раз так. Дождь? Это же замечательно: он съест остатки снега, проточит на озере лед, и в реку пойдет плотва. Так вставай же скорей, лентяй, потому что дел невпроворот и через два часа возле академического склада тебя будет ждать машина и твои спутники. Вставай!»
Мишина?
Да, все верно — сегодня уходит машина с оборудованием для экспедиции. И чертовски здорово, что ее удалось получить именно сегодня, накануне майских праздников, которые уже не смогут задержать нас в Москве.
Только вот по какой деревяшке постучать, чтобы в самый последний момент машина не сломалась?
Но машина приходит к складу ровно в десять, одновременно со слабыми проблесками синевы среди лохматых облаков.
Нас четверо: двое моих сотрудников, когда-то сокурсников по университету, Вадим и Саша, так сказать, костяк экспедиции, и Константин Иванович, или попросту Костя, наш общий приятель, заведующий складом, который помогает вытаскивать из подвала и укладывать в кузов снаряжение, полученное и упакованное в ящики накануне.
Раскладушки, спальные мешки, ведра, канистры, две керосинки, ящик с нивелиром, штатив, рейки… С кряканьем вскидываем вьючные ящики. Громыхают увязанные лопаты. Кажется, все!
Саша укладывает в кузове вещи, подгоняет плотнее ящики. Он — квартирьер и сегодня едет один. Мы с Вадимом приедем завтра — никогда не удается сделать все дела до отъезда. А Саша тем временем должен все привезти на нашу постоянную базу, выгрузить, распаковать, расставить, разложить… И наловить рыбы. Чует мое сердце, что там, на Вексе, сверкая под ножами хозяек, уже посыпалась на мостки первая весенняя чешуя!
Костя привычным глазом досматривает — все ли взято. Я проверяю по списку:
— А мотор-то
