Невинный соблазн - Софи Джордан

– Прошу тебя! – Мередит подняла руку, останавливая словоизлияния тети.

Некоторые воспоминания слишком болезненны, чтобы вслух воскрешать их. Она до сих пор не могла избавиться от горечи той ночи, когда Эдмунд отказался выполнить свой супружеский долг и покинул ее.

– Теперь же нас лишают Оук-Рана, а ведь хозяйство держалось только на тебе. Ты следила за домом, управляла слугами, решала все вопросы с арендаторами, занималась сбором урожая, ведала делами на молочной ферме… – загибая пальцы, принялась перечислять тетушка.

– Знаю… знаю… – перебила ее Мередит. – Как-нибудь обойдусь без напоминаний.

Внезапно выступившие слезы щипали глаза. Женщина заморгала, стараясь не дать им предательски заструиться по ее щекам. Даже узнав, что Николас Колфилд жив и вскорости унаследует все, Мередит сохраняла внешнюю видимость спокойствия. Впрочем, еще один брошенный камень вполне может разбить вдребезги эту стеклянную хрупкость кажущейся невозмутимости.

Оук-Ран стал домом ее сердца. Она сделала его таким. Мередит приказала поменять обстановку особняка. По ее инициативе вокруг старого поместья елизаветинских времен разбили цветущий сад. Женщина не желала потерять Оук-Ран. Она не сдастся без боя. А еще ей приходится думать не только о собственном благе. Надо заботиться о тетушке и об отце. Кроме того, не стоит забывать о Мари и Нелсе. Ради их блага она должна быть сильной и побороться за их общий дом.

– Я не хочу отдавать Оук-Ран, – скрестив руки на груди и обняв себя за плечи, заявила Мередит. – Должен же быть какой-нибудь выход.

– Да, но тебе следует поспешить, – недовольно пробурчала тетушка, в очередной раз без малейшего зазрения совести перекладывая ответственность за собственную судьбу на плечи племянницы. – У нас теперь даже домика приходского священника не осталось. Нам некуда возвращаться.

Мередит тяжело вздохнула. У нее начиналась головная боль.

Тетушка, чья худенькая фигурка напоминала своей хрупкостью мазок кисти художника, встала с расшитой цветочным узором кушетки и подошла к позолоченной каминной полке. Не успела племянница и глазом моргнуть, как родственница схватила оттуда одну из множества хрустальных безделушек, расставленных на полке, и спрятала дорогую вещь себе в карман.

– Тетушка! – предостерегающе обратилась к ней племянница, но не смогла сдержать срывающегося с уст смеха.

Тетя Элеонора широко раскрыла глаза, изображая чистейшую невинность.

– Разве мы теперь не должны сами позаботиться о себе, дорогая?

Тетушка всегда старалась приободрить племянницу. Именно тете пришлось утешать Мередит, когда девушка проснулась на холодном брачном ложе, а резкие слова Эдмунда еще звучали в ее ушах. Тогда Мередит думала, что просто не переживет случившегося. То, что сын графа пожелал сочетаться с ней законным браком, казалось сродни чуду. Она полагала, что, коль скоро Эдмунд сделал предложение ей, старомодно одетой дочери приходского священника, он должен быть без ума влюблен в нее, но житейская логика на сей раз подвела ее.

Мередит вновь вспомнила события той первой брачной ночи и мысленно вздрогнула. Кажется, этой кровоточащей ране никогда не суждено затянуться. Впрочем, Мередит уже не была той наивной восемнадцатилетней девчонкой. Она поумнела, набралась житейской мудрости и больше не надеялась на то, что рыцарь в сверкающих доспехах примчится к ней на помощь.

Жизнь научила ее, что мир не для неженок. Лишь от мужской воли зависело, будет она жить в роскоши либо в нужде. Никогда больше Мередит не доверит свое спасение мужчине. Никогда не поверит в любовь, по крайней мере, в любовь по отношению к ней самой со стороны мужчины. Лучше уж ее сердце превратится в маленький твердый камень. Каменное сердце никто не сможет разбить.

Вот только и оно все равно способно испытывать страх, страх оказаться в зависимости от незнакомца. Теперь ее судьба находится в руках человека, который с легкостью может выгнать ее из дому без пенни за душой. Они, в конце концов, родственники не по крови. Николас Колфилд ничем не обязан ей.

Если бы от Мередит никто не зависел, она легко смогла бы найти себе место гувернантки или пойти в компаньонки к какой-нибудь леди. Но ей приходилось заботиться и о других.

Ее отец, да благослови Господь его душу, становился все большей и большей обузой. Своим несуразным поведением он пугал домашнюю прислугу. Вчера он напал на горничную, которая пришла менять постельное белье в его спальне. Отец вопил, что она испанская шпионка, посланная за тем, чтобы отравить его. Батюшка Мередит всю жизнь увлекался историей и теперь черпал в ней пищу для своего безумия. Временами он воображал себе, что за окном XVI век, а папские шпионы готовят убийство королевы Елизаветы. Новый граф, без сомнения, пожелает избавиться от такого жильца. Никто не захочет, чтобы по дому бродил полоумный старец. С тех пор как отец стал таким несносным, половина слуг, не выдержав, попросили расчета. Остались наиболее покладистые, вроде Мари и Нелса. В прошлом бродячие актеры, они не могли считаться домашней прислугой в полном понимании этого слова. Их судьба также во многом зависела от нее.

Отчаяние, резкое, словно уксус, поднималось в Мередит, грозя задушить ее. Если бы только она могла унаследовать Оук-Ран. Если бы только могла родить Эдмунду наследника… Тогда ничего плохого им не грозило бы… Если бы только…

Мередит замерла и слегка покачала головой. Она и прежде тосковала о ребенке, но никогда еще эта тоска не была столь всеобъемлющей. Подойдя к камину, молодая женщина стала подле своей тети. Опершись локтем о позолоченную поверхность, произнесла:

– Жаль, что я не смогла родить ему наследника.

Тетушка, повернув голову, пристально взглянула на племянницу своими чуть прищуренными, проницательными глазами. У Мередит закололо в области затылка.

Достав из кармана платья хрустальную безделушку, тетя Элеонора осторожно поставила ее обратно на каминную полку, легким движением провела по хрусталю рукой так, словно гладила его, а затем с обманчивой безмятежностью поинтересовалась:

– Когда написано письмо?

– А что такое?

– Просто любопытно, – прикоснувшись пальцем к губе, задумчиво произнесла тетушка. – Сколько времени есть у меня для того, чтобы распространить приятную весть о том, что моя племянница ожидает ребенка от покойного графа, прежде чем заявится этот Николас Колфилд?

После довольно продолжительной паузы Мередит наконец разомкнула уста. Говорила она не спеша, с расстановкой, словно старалась вразумить неразумного ребенка. Видно было, что дается это ей с трудом.

– Не получится. Я уже много лет не видела Эдмунда. К тому же мы так ни разу и не познали друг друга… – Щеки ее раскраснелись из-за того, что приходилось обсуждать с родственницей столь деликатные материи. – Мы так по-настоящему и не стали мужем и женой…

– Я это знаю, но больше – никто.

Глаза Мередит округлились. До нее наконец-то дошло.

– Не хочешь же ты… – Она прижала ладошки к горящим от смущения щекам, не в силах закончить свою мысль.

– У тебя есть что предложить получше? Лично я не собираюсь жить на улице. Влачить нищенское существование – это не по мне.

– Ну… Нет. Должен же быть другой выход. Мы даже не знаем нового графа. Быть может, он окажется…

– Сама доброта и великодушие, – совсем неподобающим для воспитанной дамы образом фыркнула тетушка Элеонора. – Весьма сомневаюсь. Как-никак, а он приходится родней Эдмунду. Уверена, что Николас столь же бессердечен, как и его брат.

– Надеюсь, он позволит нам остаться жить во вдовьем домике…

Произнося эти слова, Мередит осознавала, насколько неубедительно они звучат. Ни на секунду молодая женщина сама не поверила в возможность благородства со стороны брата Эдмунда, если уж ее покойный супруг особым великодушием и снисходительностью не отличался. Кровь есть кровь, что бы кто ни говорил.

– Уж скорее он окажется бессердечным, жадным негодяем, который тот час же распорядится выгнать нас из дому, – затараторила тетушка Элеонора, тряся головой, облаченной в ярко-красную шляпку без полей. – Ты ничего не потеряешь, пойдя на этот обман, Мередит. Это обман во благо, поскольку он нас спасет.

Обман во благо. Невидимая веревка, обхватив грудь, сжалась так, что Мередит стало трудно дышать.

– Допустим, новый граф окажется несносным человеком и я последую твоему совету, – решив не пререкаться с тетушкой, произнесла Мередит, кивнув при этом. – Что со мной станется, когда он узнает, что я ему соврала? Не упечет ли он меня за это в тюрьму?

– А как он узнает? Не станет же граф лично осматривать тебя?

Мередит сжала пальцы в кулаки, желая унять страстный порыв схватить тетю и хорошенько встряхнуть, чтобы таким образом вернуть толику здравого смысла в ее голову.

– Лишь вдумайся в то, что ты мне сейчас советуешь. Даже я знаю, что женщина в положении должна рано или поздно разрешиться от бремени. И как мне достичь этого?