Ричард Длинные Руки – рауграф - Гай Орловский

Я видел, как сперва глаза начальника охраны замка расширились до предела, затем в великом удивлении распахнулся рот, но через мгновение он снова стал прежним суровым воином-ветераном, а вид таков, словно сюзерен каждую ночь исчезает неизвестно как и затем появляется из ниоткуда.

Я обнял его за плечи, он смотрел снизу вверх с веселой преданностью, рот до ушей, а в глазах счастье, как у Бобика.

– Ваша светлость…

– Все хорошо, – заверил я. – Все удачно, Мартин!

Он перевел дыхание:

– У вас только так, ваша светлость…

– Если бы… – ответил я. – Но на этот раз в самом деле все удачно. Гости уже прибывают?

Он кивнул:

– Пока совсем мало. Три отдельных отряда под баннерами королевских рыцарей, и один – из Армландии. Остальным, как сообщили, еще идти и идти. Вы же направляете из разных мест королевства? Да и обозы пока что тащатся, а не скачут.

– Скоро здесь будет не протолкнуться, – заверил я. – Готовьтесь выдавать дочерей за рыцарей. Как Дженнифер, леди Элинор?

– Здоровы, – заверил он. – Леди Элинор сейчас наверняка возится со своим нечестивым занятием, иначе бы уже вышла, а Дженнифер… да, леди Дженнифер отправилась на охоту.

Я изумился:

– На охоту?

– Да, – подтвердил он. – Но не извольте беспокоиться, она в нашей части Брабанта, а еще с нею два десятка молодых рыцарей. Они жизнь за нее отдадут, если что!

– Не сомневаюсь, – сказал я с некоторой ревностью. – Все рвутся в женихи…

Он ухмыльнулся:

– Так леди красавица!

– Да кто это видит, – пробормотал я. – Ты присматривайся к самым настойчивым. Если что, даю тебе право… ну, ты понял. У нас только она осталась. Даниэлла рожает лорду Митчеллу наследников, герцог еще в пути…

Мартин спросил с некоторой ноткой ревности:

– Этот непутевый Митчелл уже лорд?

– Кроткая Даниэлла, – заверил я, – сделала из него ягненка. Как мой Зайчик?

Он широко улыбнулся:

– Навестите его прямо сейчас, а то он всю конюшню разнесет, как только почует вас.

Глаза его смеялись, доволен, как и всякий мужчина, что я сперва расцеловался с собакой, потом иду целовать коня, а уж затем навещу, если не забуду из-за малости, хозяйку крепости леди Элинор.

Зайчик радовался сдержанно, благородный рыцарский конь, но когда я обнял его за шею и шептал в ухо все самые ласковые слова, он гордо посматривал по сторонам, все ли видят, как его любит могущественный сэр Ричард, красиво и легко переступал ногами, словно горячая арабская лошадь.

Бобик все пытался вклиниться между нами, отпихнуть меня, вилял всем плотным корпусом, заверяя, что вот же он, самый замечательный и любящий, ну как можно ласкать это травоядное?

В недрах земли заворчало, я ощутил непонятный страх и желание убраться подальше. Чуть позже почву ощутимо тряхнуло, я огляделся в испуге, но ничего, к счастью, не рухнуло. Глубоко под ногами ворчит и потрескивает, словно проснувшийся великан расправляет затекшие от долгого сна кости.

Из дальней башни вышел сгорбленный синий гном в огромной белой бороде, что плотным покрывалом закрывает грудь и плечи. На голове остроконечный колпак, тоже синий, поля печально обвисли, как лопух под дождем, длинная, до земли, одежда прошита золотыми нитями, а в руке длинный резной посох с огромным рубином, что еще в первый раз поразил меня размерами.

Я пошел к нему широкими шагами:

– Уэстефорд!

Он вздрогнул, повернулся ко мне. Из-под снежно-белых и кустистых бровей на меня взглянули старчески выцветшие глаза.

– Ваша милость!

Я не стал поправлять, что давно уже «ваша светлость», старики нового не запоминают, придержал его за плечо, не дав преклонить колено.

– Оставь церемонии для простых, Уэстефорд. Мы волшебники или хвосты собачьи?.. Я вижу, идешь из подвала. А раньше ты, если память не дурит, жил наверху, как аист на крыше?

Он чуть-чуть поклонился, спина захрустела, а потом опасно затрещала, будто в ней ломаются вязанки хвороста.

– Стар я стал совсем, – проговорил он шамкающим голосом, – трудно подниматься на такую высокую башню.

Я спросил с интересом:

– Да ты и раньше почти не спускался. Что-то изменилось?

Он пугливо посмотрел блеклыми глазами, почти белыми, даже страшновато в такие смотреть, сказал дребезжаще:

– Не… совсем…

– Но что?

Он тяжело вздохнул:

– Ваше милостивое отношение… доброта леди Элинор, а также леди Дженнифер… гм… позволили мне чуточку расшириться…

Я охнул:

– То есть теперь в твоем распоряжении вся башня? От крыши и до подвала?

Он проговорил торопливо:

– Крепость пока что пустует. Нам уже сказали, прибудут войска, надо разместить… это все будет! Но пока тихо… А я тут простым перебором нащупал тропку к тому могучему магу, если помните…

– Которым интересовалась леди Элинор?

– Вы все помните, ваша милость!

– И что?

– Она устала от попыток, передала мне, а сама занялась чем-то… более женским.

– Уэстефорд, – пораженно сказал я, – ты прям конь ломовой… О душе надо думать, о спасении, а ты все о науке своей нечестивой. Прешь, как дракон, стены ломаешь… Эликсир бессмертия бы искал!

Он прошамкал:

– Зачем вам, такому юному, эликсир?

– Да не мне, тебе. Я ж теперь по роду службы должен о других думать… Давай, не стой! Веди к тому зеркалу.

Бобик старательно втискивался между нами, хотя мог бы идти с другой стороны, но так меня придется делить с этим стариком, а это несправедливо. Я придерживал это энергичное чудовище, чтобы не свалил Уэстефорда, тот может вообще рассыпаться, Бобик лизал мне руки и смотрел влюбленными глазами.

В подвал он рвался с такой энергией, что я едва не взял с собой, но посмотрел на дряхлого Уэстефорда, вздохнул и потрепал Пса по башке.

– Лучше подожди меня здесь, лапочка. Я точно вернусь, никуда не исчезну.

Он скульнул, в глазах отчаяние, Уэстефорд слабо проговорил с дрожью в голосе:

– Ну, если обещает ничего не переворачивать…

– Он? – усомнился я. – Что угодно пообещает, и вы ему поверите?

Он вздохнул, а я поцеловал в холодный нос и толкнул дверь. Пахнет сыростью, все как и прошлый раз, когда мне показывала леди Элинор, спускаемся медленно, Уэстефорд уже не совсем орел. Кое-что изменилось даже здесь, на лестнице.

Исчезли торчащие из каменных стен масляные светильники, теперь в тех же чашах строго и возвышенно горят толстые свечи. Я прошел возле одной совсем рядом, почти задел рукавом, но огонек не колыхнулся, упрятанный внутри воскового футляра.

Свечи настолько толстые, что огонек, медленно опускаясь по фитилю, прожигает внутри настоящие тоннели, оставляя стенки иногда чуть деформированными, но целыми. Эти цилиндры и создают уютный желтый свет, очень похожий на мягкий солнечный, когда оно смотрит через тонкие облака.