100 великих загадок истории Франции - Николай Николаев

В 1957 г. в Ласко установили первую систему, которая должна была восстанавливать атмосферу и стабилизировать температуру и влажность. Однако посещения продолжались, и количество туристов увеличилось до 1000 человек в день. В результате в день вырабатывалось около 2500 литров углекислого газа и около 50 кг водяных испарений, в то время как пещера имеет довольно маленький размер – около 1500 м³. А. Глори, который занимался в это время раскопками в Ласко, должен был работать по ночам, чтобы не мешать потоку посетителей. В 1960 г. в Ласко проявилась так называемая «зеленая болезнь»: избыток углекислого газа, слишком высокая температура и искусственное освещение стали причиной распространения колоний водорослей по стенам пещеры. Затем обогащение среды диоксидом углерода стало причиной «белой болезни», кальцитного покрова, который осел на стенах и на некоторых художественных произведениях. В 1963 г. микроорганизмы продолжали быстро распространяться, несмотря на то что была установлена система озоновой фильтрации. В апреле 1963 г. Андре Мальро, министр по делам культуры, принял решение запретить доступ в Ласко для широкой публики.

В начале 1970-х гг. началось создание репродукции части пещеры. Она была открыта для широкой публики в 1983 г. и получила название Ласко II. В 2000 г. аппаратуру по управлению климатом в пещере заменили. Весной 2001 г. Брюно Депла и Сандрин ван Солинь, служащие, уполномоченные следить за пещерой, заметили появление плесени в тамбуре пещеры. Грунт покрылся грибами Fusarium solani. Этот процесс был связан с установкой новой системы гидротермического регулирования. Штаммы Fusarium solani, появившиеся в пещере, были устойчивы к формальдегиду, который использовался десятилетиями для дезинфекции подошв обуви посетителей. Грибы распространились на изображения, которые вскоре были покрыты белым слоем грибницы. Гриб существовал в симбиозе с бактерией Pseudomonas fluorescens, которая сводила на нет используемый до тех пор фунгицид. Поэтому его стали комбинировать с антибиотиком. В 2002 г. Министерство культуры создало «Международный исследовательский комитет по пещере Ласко», который должен был решить эту проблему. В 2006 г. заражение было почти полностью подавлено, но каждые две недели специальная команда, одетая в защитные комбинезоны, должна вручную очищать стены от грибных волокон, так как они, несмотря ни на что, продолжают появляться вновь. Пятнадцать лет активных туристических посещений нарушили хрупкий баланс, благодаря которому Ласко сохранялась на протяжении тысячелетий, и подвергли уникальные наскальные изображения опасности исчезновения.

Ласко является одной из первых палеолитических пещер, датировка которой определялась с помощью радиоуглеродного анализа, выполненного Уиллардом Либби. Этот метод был применен при анализе древесного угля, найденного в светильниках из «шахты». Первый полученный результат (15,5 тыс. до н. э.) свидетельствовал о частом посещении Ласко в эпоху мадленской культуры, но этот результат был поставлен под сомнение А. Брейлем, который считал, что наскальные изображения относятся к граветтской культуре. Позднее были проведены дополнительные анализы, результаты которых говорили всё-таки о принадлежности к мадленской культуре. Анализ был сделан на основе древесного угля, найденного во время раскопок А. Глори в «пассаже» и «шахте». Этот уголь относился к периоду ранней и средней мадленской культуры (около 17–15 тыс. до н. э.). В 1998 г. была получена датировка примерно в 18,6 тысячелетия до н. э.: был проведен радиоуглеродный анализ и масс-спектрометрия фрагмента деревянной палки из «шахты», показавших, что пещера часто посещалась в эпоху солютрейской культуры. Непосредственное определение возраста живописных изображений и рисунков при помощи радиоуглеродного анализа было бы возможно в некоторых расписанных частях пещеры, если бы они были выполнены углем. Но в Ласко таких изображений нет, они были выполнены с помощью окиси марганца. Фрагменты красителей, падавшие со стен, были обнаружены при археологических раскопках в различных культурных слоях: они позволили определить, что некоторые изображения были созданы в то же время, что и некоторые найденные предметы (кремневые орудия, заостренные при помощи кости дротики, светильники с жиром). Но такие предметы являются характерными как для мадленской культуры, так и для солютрейской. Поэтому на сегодняшний день нет точной датировки наскальных изображений пещеры Ласко.

Глозельская находка

Иногда археологи и ученые подолгу не могут договориться между собой. Местечко Глозель, иногда называемое французским Пилтдауном[1], вызвало настоящий переполох в археологических кругах в 1920-х гг.; новая вспышка интереса последовала в 1970-х гг. и продолжается до сих пор.

В марте 1924 г. корова упала в яму на ферме, принадлежащей семье Фроден. Семнадцатилетний Эмиль с помощью своего деда раскопал яму и обнаружил овальный участок, замощенный кирпичами, длиной около трех метров с каменным бордюром; кирпичи имели стеклянистую поверхность, и на одном из них виднелись странные отметины. Вскоре один заезжий археолог сказал Фродену, что они обнаружили римскую или средневековую стеклоплавильную печь, но воображением энтузиастов завладела гораздо более волнующая теория.

Глиняная табличка из Глозеля с надписью на неизвестном языке

Местные учителя предположили, что это место служило для кремации умерших, и при дальнейших раскопках можно будет обнаружить гораздо больше, чем уже найдено. Один из учителей, взявший одаренного, но необразованного Эмиля под свое крыло, дал ему кое-какие книги по археологии, чтобы познакомить его с азами предмета. Сначала исследования выполнялись силами любителей и энтузиастов, но в начале 1925 г. появился настоящий руководитель. Альбер Морле, доктор из расположенного неподалеку курортного города Виши, интересовавшийся римским периодом истории Франции, прибыл к месту событий. Он сообщил Фроденам, что они открыли важный исторический памятник, который может принести ценные находки и поэтому должен быть обнесен оградой.

Морле приобрел исключительные права на раскопки и публикацию результатов, и они с Эмилем приступили к работе. Их открытия вызвали жаркие споры среди археологов. Огромное количество находок было извлечено из неглубокого почвенного слоя на склоне холма, который они окрестили «полем мертвых». Там были резные кости, похожие на экземпляры из пещер каменного века во Франции, рисунки оленей и лошадей, снабженные буквами, а иногда целыми надписями. Другие материалы, явно относившиеся к более позднему периоду, включали полированные каменные топоры и грубо слепленные горшки с изображениями лиц и надписями, сходными с теми, что были вырезаны на костях. Среди керамических изделий попадались причудливые фаллические фигуры и отпечатки рук размером в три раза больше настоящих.

Наиболее загадочной находкой, сделанной в Глозеле, были десятки кирпичей, испещренных надписями и напоминавших письменные таблички с Ближнего Востока из обожженной глины; однако надписи были сделаны на неизвестном языке. В целом около 5000 объектов было обнаружено и выставлено для демонстрации в маленьком музее, устроенном Фроденами.

Собрав эту необыкновенную коллекцию, Морле высказал мнение, что глозельская культура процветала после окончания последней ледниковой эпохи около 10 000 лет назад, когда и произошло смешение артефактов раннего каменного века с более поздним археологическим материалом. Уникальная природа находок из Глозеля заставила многих французских археологов занять сдержанно-одобрительную позицию, но неожиданно сильная поддержка пришла со стороны Соломона Рейнаха, директора Национального музея древностей в Сен-Жермене. Он подчеркивал важность ранних датировок керамики и надписей, объявив Францию центром древней цивилизации.

Глозель стал местной достопримечательностью, и туда устремился поток туристов, посещавших музей Фроденов и кафе, которое они тоже украсили своими находками.

Однако партия скептиков тоже набирала силу. Для многих обстоятельства открытия казались весьма подозрительными. Находки представляли собой мешанину материала из различных археологических периодов. Вместе с тем все они были обнаружены в тонком слое почвы без признаков стратификации. Не было ни ям, ни ровных поверхностей, где могли бы сохраняться отдельные предметы, однако большинство горшков было найдено в целости и сохранности, что крайне редко случается при обычных раскопках. Таинственные непереводимые таблички не были похожи ни на какие археологические находки, сделанные на территории Франции. Изучение некоторых резных костей и каменных топоров показывало, что их обрабатывали стальными орудиями. Хуже того, куратор местного музея заявил, что когда он укрывался от грозы в конюшне на ферме Фроденов, то видел несколько надписанных, но не обожженных табличек.