Вперед в прошлое 3 (СИ) - Ратманов Денис

— Знаете, что вы делаете? — спросил я. — Доите кусты.

Каюк заржал и повалился на петрушку. Бабушка просто улыбнулась, и тут с дороги донесся хриплый бас:

— Эльза Марковна! Э-эй, теть Эльза!

Бабушка выругалась и пальцем указала в сторону источника звука.

— Вот он, Каналья. Деньги пропил, скотина полоумная.

— Автомеханик? — сделал стойку я.

Она не ответила, устремилась к калитке через весь огород, как боеголовка — к цели.

— Хана Каналье, — констатировал Каюк.

— Прослежу, чтобы Каналья выжил. Пригодится. — Я зашагал к ней, оставив Юрку доить куст в одиночестве.

Бабушку скрыла стена дома, за который она свернула. Донеслось сперва бормотание, потом — бабушкин командирский голос:

— Проваливай! Нет у меня ничего.

— Бу-бу-бу, бу-бу-бу.

— Ты когда обещал отдать? С февраля жду. Вот отдашь — приходи.

Я выглянул из-за дома. Над забором высился домовенок Кузя сорок лет спустя: косматый, круглолицый, то ли чумазый, то ли черный от суррогатного пойла.

— Теть Эльза, — взмолился он, подергал замызганную майку. — Трубы горят, не губите! Может, что починить надо, а? Вскопать?

— Проваливай, скотина!

Напряженная поза бабушки не предвещала ничего хорошего.

— Ба. — Она обернулась, а я кивнул на гараж.

— Некогда сейчас этим заниматься.

Каналья смолк, думая, что мы разговариваем о своем, а не решаем его судьбу.

— Так вечером пусть, — продолжил я.

— Эльза Марковна! Ну пятьдесят граммов! Ну тридцать! — Он сложил огромные лапища в молитве.

Бабушка посмотрела на меня, на него, на стену гаража.

— Тридцать! — жалобно канючил Каналья.

— До чего себя довел, тьфу! — офицер-афганец! — пробормотала она, направляясь в летнюю кухню за стопкой самогона.

— Мать со стыда сгорела, совесть пропил, мозги пропил, — доносилось уже оттуда.

Вышла бабушка со стопкой, папиросой и трубкой. Прежде чем отдать самогон, она спросила:

— Инструменты хоть не пропил?

От предвкушения Каналья аж извертелся весь. Он смотрел на рюмку, и всей душой, всем сердцем стремился в нее, как мушка дрозофила — к браге.

— Обижаешь, мать! Это святое!

— Приходи в полседьмого, — приняла решение она, — посмотришь Колину машину.

— Так она сколько стоит? Десять лет? Тяжко будет. Проржавела вся, — подтвердил он мои опасения, бабушка сделал вид, что собирается уходить, и Каналья воскликнул: — Но я сделаю! Вот вам крест, сделаю.

Он протянул лапищу, схватил рюмку и опрокинул в рот. Потом жадно раскурил папиросу, а бабушка — трубку.

— Спасибо, Эльза Марковна! Так может, сейчас посмотреть, а?

— Проваливай. Сейчас некогда. В семь вечера приходи — разберемся.

Бабушка развернулась и зашагала прочь. Каналья понял, что без толку просить и поковылял домой, переваливаясь с ноги на ногу и опираясь на палку. Странно он как-то двигается. Я подошел к забору и глянул меж досок, провожая широченную спину Канальи.

У него не было левой ноги. Нормального протеза тоже не было, он ступал на самодельный деревянный. Значит, с большой вероятностью он не просто бывший офицер, а бывший боевой офицер.

— Доволен? — спросила бабушка, обернувшись ко мне. — Теперь весь вечер над ним стоять, пока он ковыряется.

— Пусть напишет список работ и необходимых деталей. Я бы с удовольствием постоял над ним сам, — сказал я, думая, что ради такого от тренировки можно и отказаться. — Мне нравится техника.

— Уж нет, мне придется. Если что поломает или сопрет — с тебя же спрошу.

Еще полчаса я пособирал смородину, а потом забрал деньги, которые занял у Каретниковых, и рванул на автобус, чтобы встретиться с Ильей и заскочить на работу к отцу.

Илья, стоящий в тени платана, заметил меня издали, помахал рукой и ринулся навстречу. Обнял, похлопал по спине.

— Пашка, как же я за вас рад! И что теперь?

Расстраивать его тем, что планирую и дальше работать, но не в таком ритме, я не стал.

— Раздать долги и радоваться жизни! — улыбнулся я. — Ты фотографии принес?

Он кивнул, вынул из кармана два снимка, оба старые, где Алисе лет одиннадцать, и она совсем ребенок, а потому трудно узнаваема: на одной она с куклой и двумя белыми бантами на голове, на другой — с распущенными длинными волосами, а не с каре. Но на обеих — настороженный волчонок, глядящий исподлобья.

— Микова… — сказал Илья и задумался, подбирая слова. — Я думал, она на меня наорет, как на тебя вчера, а она… Как подменили ее. Сразу собралась и пошла в отделение, повесив нос. Ни слова грубого.

— Может, осознала, что Алиса попала в беду? Волнуется?

— Да не то чтобы волнуется… — Илья повертел пальцами. — А как будто делает, что не хочется, но должна. Ты сейчас туда? — Он кивнул на запад, в направлении, где находилось здание РОВД.

— Ну да. Тебя внутрь вряд ли пустят, да и насчет себя сомневаюсь, папаша и вызвериться может.

— А потом?

— С тренькой не получится, надо помочь бабушке. Я к тебе после девяти заскочу, можно?

— Конечно, — ответил он, глядя вдаль.

Обиделся. Думал, что мы все время теперь будем проводить вместе, как в старые добрые времена. Очень не хотелось терять друга, и я не знал, что с этим делать.

— Поехали со мной, — предложил я просто чтобы сказать. — Ну я правда не могу соскочить, все уже договорено.

— Да понятно, — пожал плечами Илья. — Я поехал, да?

— Можешь подождать. Вдруг отец меня попрет…

— Я поеду. До вечера. И… удачи.

Он пожал мою руку и поплелся прочь, маленький, узкоплечий, потерянный, совсем не похожий на того человека, которого я помнил. И, самое неприятное, это было к лучшему, потому что с ним я не начал бы работать над операцией «пташки», а так все успею.

Постояв немного и пожелав удачи себе, я направился к зданию РОВД. Дежурный одарил меня лениво-любопытным взглядом, выглянул из-за конторки — интересно было, чего ж надо пацану.

— Здравствуйте. Мне срочно нужно увидеть Романа Мартынова, — сказал я, а сам подумал: «Рамазана Джемалдинова». — Я его сын.

Дежурный покрутил телефонный диск и проговорил:

— Мартынов на месте? Тут к нему сын. — Он смерил меня взглядом и спросил: — Имя.

Я отчеканил, чтобы отец слышал:

— Павел Романович Мартынов, дата рождения: двадцать второе января семьдесят девятого года.

— Слышал? — спросил дежурный.

— Мне нужно срочно с ним поговорить, — протараторил я, но он положил трубку.

— Через десять минут Роман спустится. Жди.

«Вот сука», — подумал я, вышел и сел на прогретые солнцем ступени, ничего хорошего от нашей встречи не ожидая. Анечку, что ли, вызвать, при которой он старается быть человеком?

Пока ждал, видел, как вооруженный наряд провел в здание мужика протокольной наружности. Туда-сюда ходили люди. Бабушки. Женщины с фингалами. Просто менты. С момента, как стал торговать, мое равнодушие к ментам переросло в настороженность, мы оказались по разную сторону баррикад.

Как и обещал, отец вышел примерно через десять минут, сказал, качнувшись с пятки на носок:

— Отойдем?

— Хорошо не «пройдемте, товарищ», — решил я проверить наличие чувства юмора у родителя, хоть во второй жизни это узнаю.

Оно оказалось отшибленным. Отец смерил меня взглядом и спустился по ступеням, я — следом.

— Зарплату еще не дали, — сказал он.

О маме я рассчитывал рассказать позже, потому что не мог предугадать, как он отреагирует.

— Да, мне нужна помощь, — перешел к делу я. — Пропала наша подруга, Алиса Микова.

Отец свел брови у переносицы, вспоминая Миковых, кивнул.

— Неблагополучная неполная семья.

— Мать сегодня написала заявление. Но мне хотелось бы ускорить процесс…

— Расслабься, — махнул рукой он. — Мамаша… промышляет, и дочь пошла по ее стопам…

— Па, я знаю эту девочку…

— Ничего ты не знаешь, — рыкнул он. — Сколько я их повидал!

— Ладно. В городе пропадают… несовершеннолетние девочки. Что ты об том слышал?

— Уезжают на заработки в Москву, другие крупные города. — Он уселся на скамейку, вытянув ноги. — Ты не знаешь жизни, сын.