Ев – гений О! Не – гин - Михаил Семенович Казиник

Раздумали? И правильно сделали! Пришлось бы бегать по врачам и коллекционировать диагнозы.

Если задуматься о жизни Владимира Ленского, то Сальвадор Дали и Хуан Грис, Кафка и Джойс могут только растеряться. Ибо более авангардного, нелепого и в своем поведении странного героя литература, наверное, еще не знала. Если только не понять, что все, связанное с Ленским, как, впрочем, и с остальными, – сатира с элементами абсурда.

Зачем же Александр Сергеевич ТАК упрятал подлинные цели своего романа, что уже почти двести лет учителя, учебники, ученики, родители обсуждают глубоко и детально характеристики Онегина и Татьяны, Ленского и Ольги? Причем делают это вполне серьезно, поддерживаемые столькими поколениями читателей. А школьникам, чтобы не озвереть, приходится постоянно пропускать значительные куски, эпизоды, описания, разговоры. Иначе когнитивный диссонанс неминуем. Только один пример – Ленский об Ольге и о причинах дуэли с Онегиным:

Он мыслит: «Буду ей спаситель.

Не потерплю, чтоб развратитель

Огнем и вздохов и похвал

Младое сердце искушал;

Чтоб червь презренный, ядовитый

Точил лилеи стебелек;

Чтобы двухутренний цветок

Увял еще полураскрытый».

Заметьте, Ленский даже сердится театрально.

Но причина, почему он собирается убить друга, ясна.

Хотя дуэль тоже донельзя театральна.

А вот… Ленский с Онегиным пьют вино:

– Налей еще мне полстакана…

Довольно, милый… Вся семья

Здорова; кланяться велели.

Ах, милый, как похорошели

У Ольги плечи, что за грудь!

Ого! «У стебелька лилеи»… у Ольги похорошели плечи, что за грудь (!!!)…

Налей еще!!!

А при интимных встречах:

Любовью упоенный,

В смятеньи нежного стыда,

Он только смеет иногда,

Улыбкой Ольги ободренный,

Развитым локоном играть

Иль край одежды целовать.

Или… еще одно любовное свидание:

Уединясь от всех далеко,

Они над шахматной доской,

На стол облокотясь, порой

Сидят, задумавшись глубоко,

И Ленский пешкою ладью

Берет в рассеяньи свою…

В общем… вопросов достаточно.

Но… еще вопрос. Ленский приехал к своей невесте. Почему он постоянно проводит время с Онегиным и у Онегина?

Друзья, как бы вы ни ответили на вопросы, роман в стихах не о них.

А о ком или о чем, мы и постараемся с вами узнать.

«Как бы шаля, глаголом жечь»

У Евгения Евтушенко в качестве вступления к поэме «Братская ГЭС» есть очень интересная «Молитва перед поэмой». В ней он обращается к русским поэтам с просьбой о помощи. «Прошу смиренно помощи у вас, великие российские поэты». То есть обращается к поэтам за вдохновением.

И первый вдохновитель и собеседник, разумеется, Пушкин:

Дай, Пушкин, мне свою певучесть,

свою раскованную речь,

свою пленительную участь —

как бы шаля, глаголом жечь.

Вот последнюю строчку этого четверостишия я и решил использовать как ключ к нашему путешествию. Как в музыке форма рондо (круг), когда яркий, легко запоминающийся рефрен (припев) постоянно возвращается после каждого нового эпизода (запева). Форма рондо оказалась самой демократичной. Среди любимых «широкими кругами трудящихся» некоторых классических музыкальных произведений преобладает форма рондо. (Аналог припева в песне.)

Как известно, Пушкин писал свой роман в стихах «Евгений Онегин» долго… Первая глава вышла отдельным изданием в 1825 году. Перерывы между главами были весьма значительными – в среднем год (!). А целиком книга увидела свет лишь в 1833-м. Представляете? Кто-то в сорокалетнем возрасте прочел первую главу. А когда вышел весь роман, читатель первой главы мог бы этого праздника и не дождаться. Ведь ему было уже 48! (Если учесть продолжительность жизни в те времена.) В конце романа Александр Сергеевич сам это осознает:

Но те, которым в дружной встрече

Я строфы первые читал…

Иных уж нет, а те далече…

Как Сади некогда сказал.

Эта мысль великого персидского поэта Саади преследовала Пушкина на протяжении всей его жизни. Впервые это изречение Саади А.С. Пушкин использовал в качестве эпиграфа к поэме «Бахчисарайский фонтан» (1824): «Многие так же, как и я, посещали сей фонтан; но иных уж нет, другие странствуют далече». Во времена Пушкина великая поэма Саади «Бустан», где содержится эта строка, еще не была переведена ни на русский, ни на французский языки. Пушкин взял фразу Саади из известной тогда в России «восточной» поэмы «Лалла Рук» английского романтического поэта и оруженосца Байрона Томаса Мура (1779–1852). Там говорится о фонтане, на котором некая рука грубо начертала хорошо известные слова из Саади: «Многие, как я, созерцали этот фонтан, но они ушли, и глаза их закрыты навеки». Для Пушкина окончание «Евгения Онегина» было огромной эмоциональной потерей. Особенно когда он вспоминал тех, кто ушел за эти годы и кто никогда не услышит продолжения или окончания романа.

Или… тоже интересно (и не так печально!). Гимназистка в нежном возрасте (например, в возрасте Татьяны) прочла первую главу. А вот весь роман дочитала, когда у нее уже были муж и трое-четверо детей. Это же совсем разные люди!!! Вторая глава была опубликована через год после первой (1826). Представляете себе? Через год!!! В те времена ГОД тянулся намного дольше, чем сегодня. В этом нет никакого сомнения. Что же должен делать и как писать Пушкин, чтобы люди не забыли первую главу и через год купили вторую? А еще через год – третью (1827) и т. д.

Как удержать память и внимание читателя? Конечно же, любовной интригой. Простой и яркой фабулой. Затем смертью одного из четырех героев, и, наконец, в конце романа отказом Татьяны, которая в его начале любила Онегина до безумия. Пушкину нужно было постоянно шутить, иронизировать, пародировать, интриговать… Важно было мотивировать для читателя необходимость не пожалеть денег для приобретения через год следующей главы. (А книги стоили по тем временам немало!) Именно поэтому Пушкин запустил интригу, развития которой будут ждать. Примерно так, как сегодня создаются сериалы. Занес над жертвой руку с ножом и… конец 126-й серии. Теперь нужно набраться терпения на целые сутки (а то и на неделю), чтобы узнать: зарежет или НЕ зарежет. Но это сутки, неделя… А… ГОД!!!

Пушкин пишет роман продолжительностью для читателя в восемь лет.

И можно понять, что в этом его выпаде против незатейливой фабулы романа в стихах есть несомненная правота. Сегодня многие моменты