Устный счет - Сергей Сергеев-Ценский

Очень оживлен был Семеныч. Он уж забыл, что ночной гость, потревожив его, поднял его со сна; он был бодр и бойко поводил коротко стриженной, но отнюдь не лысой головою. И волосы его были еще не совсем седые, а местами заметно рыжели, в усах же и в бороде седины даже не было и заметно, а голубые глаза были очень остры; только губы предательски явно проваливались внутрь, и Семеныч ретиво выталкивал их речистым языком и облизывал, точно смазывал их изнутри.

И бубнил, как бубен.

Когда назвавшийся Петровым доел краюшку, он как будто тут только вспомнил, что чумарка его, как и кепка, насквозь мокра. Он стал стаскивать ее бережно с плеч, но так как она не лезла и трещала, то прикрикнул на Семеныча:

- Си-идит зря!.. Стаскивай потихоньку!

И Семеныч, хоть и метнул недовольно голубым глазом, все-таки помог ему высвободить руки из липких рукавов, а он взвесил чумарку правой рукой, сказал: "Не меньше - ведро воды в ней!" - и разостлал ее на плите очень аккуратно.

- Теперь чаю давай горячего: рубаху на себе сушить буду.

Рубашка у Ивана Петрова была красная, от мокроты почерневшая. Он ее отлепил кое-где от тела и добавил строго:

- Чего, горбатый, задумался? Говорю: чаю становь!

- Чаю не пьем: водичку! - встрепенулся Семеныч. - Водица у нас из колодца. Он хоть не настоящий колодец, считается только... Разве может быть настоящий в таком месте?.. Ну, впрочем, вода ничего.

- А я тебе сказал: чаю!

- Его, чаю-то, в лавках нету! - буркнул Гаврила.

- И в лавках нету, точно... У меня записано, с какого числа его не стало по случаю китайских войн.

Семеныч поспешно перелистал свою книжечку около огонька лампы и ткнул в одну страницу большим пальцем:

- Вот! Есть, а как же!.. "Чаю не продают... Декабря восьмого..."

Иван Петров оглядел поочередно всех трех стариков круглыми карими глазами, покачал точеной головой и сказал насмешливо:

- Вот злыдни-черти!.. Придется тогда рубашку снять... - Тело у него оказалось сбитое, литое, а грудь и руки щедро разукрашены татуировкой.

Семеныч поглядел на эти фигуры и сказал понимающе:

- Ага!.. По морям плавал?.. Поэтому на сухом берегу тебе неудобно.

- Теперь спать, - отозвался Иван Петров. - Ты, горбатый, можешь и край стола прокунять, а я ляжу.

Это обидело Семеныча.

- Почему это такое "прокунять"?

- Да так, ни почему, - ответил Иван Петров, разбираясь в подостланных лохмотьях на его топчане.

Он стащил свои грязные сапоги, поставил их под топчан в голова и лег.

Тут старики все трое подумали однообразно, что он потребует одеяло, и значительно переглянулись, но он сказал:

- Дай воды кружку!

Это было сходнее, Семеныч проворно набрал кружку воды из ведерка. Иван Петров напился и вымыл руки, не подымаясь, и сказал ему:

- Так-то, дед!.. У тебя счет письменный, а у меня умственный.

- Изустный, - почему-то поправил его старик.

- Пусть будет устный, - мне все равно... А теперь, чтобы все спали... Туши свет!

Семеныч шевельнул горбом, но прикрутил лампу и уж в темноте пробрался на топчан Гаврилы и прилег с ним рядом.

- Руки ему, как уснет, свяжем! - шепнул ему в ухо Гаврила.

- Э-э... такому свяжешь!.. Спи знай! - шепнул в его ухо Семеныч.

Иван Петров уснул тут же, как лег; за ним уснули и старики.

Зимою солнце вставало и здесь, на юге, над плещущим холодным морем поздно, как везде.

Уходил Иван Петров от стариков, чуть брезжило...

- Холодное помещение ваше, - говорил он, хмуро зевая. - Хоть бы одеяло, злыдни, догадались дать.

- Не имеем, - поспешно отозвался Семеныч.

- Эх, паршивая жизнь ваша, когда так!.. Собачья!.. Пенсию получаете?

- Считается, - ведь мы по крестьянству, - надел имеем... Какая же может быть пенсия еще нам?

Верка выглянула из своей конуры, но не залаяла на чужого, только чуть звякнула цепью и спряталась.

- Собака у вас умная.

- Собака наша - клад!.. Ежель кто прилично одетый заходит, только глазом его проверит и опять глаза закрывает, - сказал Семеныч. - Вот же и зверь, примерно будучи сказать, а все решительно понимает: раз ежель хорошо одетый, он не вор, не грабитель, - он спокойно себе кого надо найдет, поговорит об чем нужном и опять своей дорогой пошел... А как одежи приличной на ком не видит, на тех она брешет: выходи, смотри, кабы чего не спер: это таковский!

- Верка! Верка! - позвал ее Иван Петров, заглянув в конуру.

Собака не отозвалась.

Старики умывались около колодца. Все еще серое было кругом, невидное. Ряд молодых кипарисов, как солдаты в шеренге, купа миндальных деревьев, как стог сена. Поздно взошедшая щербатая луна еще светила чуть-чуть, и облака около нее мчались сломя голову к востоку, который еще не краснел, а чуть-чуть начинал белеть.

Иван Петров зевнул и хриповато сказал Семенычу:

- Что же, я чувствительность имею, я сознаю: какие люди хотя и очень старые, ну, если они себя соблюдают и на бумажку все выводят, они тоже жить еще могут... В тепле, в сухе и кусок хлеба непереводной... А нашему брату, хотя бы и молодому, - куда податься? Везде скрутно стало. Тут, говорят, не за мою память, людей тыщи кормились на перекопке, а теперь что? У кого какой кусочек земли есть, там и ковыряет.

- Ты - малый, силу имеющий... Тебе бы в артель куда на пристань груз тяжелый таскать, - вот куда, а не то что в земле возиться.

- Ну да, вот об том же и я думаю... Ну, прощай, дед... Может, еще когда зайду на ночевку.

Иван Петров протянул Семенычу руку, и только тут старик вспомнил, как не хотел входить к ним кто-то другой, и спросил:

- А товарищ твой спит в доме все или же ушел уж?

- Товарищ?.. Спит если, пущай продолжает, а ушел - с богом... Угу... места здесь дикие... Этим трактом через горы какая местность будет?

- А там степя пойдут... На Карасубазар дорога... на Феодосию... Степя ровные... А насчет товарища, стало быть, ты сбрехал?

- Может, и сбрехал... Так вот и вся жизнь наша идет: стесни-тельно и без-рас-четно!.. А горы же тут как?.. Не шибко высокие?

Присмотрелся Иван Петров к темневшей гряде гор и сам себе ответил:

- Ну, одним еловом, не Кавказ!.. С тем и до свидания...

И когда пошел он, Семеныч, зорко за ним глядевший, не захватил бы мимоходом лопату или кирку, увидел, что он прихрамывает немного на левую ногу, и сказал фыркающему у колодца Гавриле:

- Обманул он нас - один он был!..

- А я тебе что говорил? - вскинулся Гаврила. - Не говорил я тебе: связать его надо?

- Связать?!. На это ж надо силу иметь такого связать, - кротко вставил Нефед, вытиравший голое личико грязной тряпочкой.

А Семеныч только махнул рукой и, в одежде менее заметно горбатый, в ушатой шапке, семеня двинулся к безоконному дому посмотреть на всякий случай, нет ли там товарища Ивана Петрова.

Он обошел только нижний этаж, на верхний же по сомнительной лестнице не поднимался, да и незачем было подыматься: нигде не было грязных следов.

II

В этот день дождь начался часов с десяти утра и сначала шел мелкий, ленивый, так что Семеныч говорил о нем: "По-ден-щину отбывает!" Но к вечеру начал барабанить частый, крупный, спорый, и Семеныч, выйдя с объедками к Верке, сообщительно сказал ей:

- Ну, Верочка, этот уж начал сдельно работать... Поэтому, раз твой дом не дает течи, лежи себе спи!..

Но Верка залаяла яростно, когда совершенно стемнело и зажгли уже лампочку старики. От лампочки через дверь ворвалась на двор золотая, пропыленная дождем полоса, а в полосе этой показалась женщина и, подойдя, сказала Нефеду, который стоял в это время на пороге:

- Мир вам, и мы к вам!

- Та-ак... это... по какой же причине? - испугался Нефед.

- Так говорится... Пропускай, не стой в воротах, - видишь: шпарит!

Нефед попятился внутрь, и женщина появилась перед Семенычем и Гаврилой и сказала им певуче, но с хрипотой:

- Не ждали - не гадали?.. Здравствуйте вам!

Она была в плаще поверх теплой одежды. Мокрое лицо ее блестело, плащ тоже, и с него струилась вода.

Нефед закрыл дверь, Семеныч поднялся из-за стола, Гаврила сдвинулся с табуретки, на которой сидел, и опустил вниз длинные руки, соображая, стоит ли ему вытягиваться во весь длинный рост, или не стоит, и три старика разглядывали женщину, каждый про себя решая, учительница она, или агроном, или фельдшерица, или служит она в финотделе, которому оказалось так поздно и в такой дождь неотложное дело до них, живущих уединенно.

Но женщина отстегнула верхний крючок плаща, расстегнула пуговицы пальто и начала стягивать с себя то и другое вместе, а когда промокшее и прилипшее к платью пальто не снялось так быстро, как ей хотелось, она крикнула вдруг низко и совсем хрипло:

- Тяните, что ли, черти!.. Обращения с женщиной не знаете!

К этому добавила она более крепкое, такое, что Нефед кашлянул, Гаврила крякнул, а Семеныч протянул облегченно за всех:

- Ну, во-от!.. А мы-то думали, служащая власть какая!

И услужливо, но не торопясь, помог ей раздеться, предусмотрительно спросив:

- Ты одна или с тобой еще товарищ какой?