Тайна городского сумасшедшего - Наталия Дроздецкая

Он уже не пытался дожать анализом недавно полученное впечатление от дымящейся странным образом трубы, но пребывал в крайне оторванном от текущей реальности состоянии. Ноги сами, что называется, вынесли его на площадку перед подземным переходом, затем – на противоположную сторону проспекта. После он сам не помнит, в какого номера маршрутку сел, и она его вывезла на восточную окраину города. Увидев бетонный, неприступный практически забор, Артём понял, что ему как раз туда и надо, именно во двор за этим забором. Никакой калитки не было нигде, но это не помешало ему там оказаться, хотя и самым что ни на есть немыслимым способом. Отдышался, огляделся и удивился сочетанию обычно не сочетающихся моментов реальности.

Внимание привлекла цветочная клумба из благоухающих, сливающихся в своем разноцветье в броский орнамент цветов, окружённая кучами строительного мусора. По ограниченному стенами высотных домов и бетонными плитами забора пространству ходили люди. Никто не обращал на него никакого внимания. Немного поодаль от великолепной клумбы расположился мужчина лет 40—50. Он ел, то ли булочку, то ли пирожок, рядом с ним лежала упакованная в чехол скрипка. Артём подошел к нему с вопросом.

– Вы не подскажете…

– Как отсюда выйти, не прилагая титанических усилий?

– Нет, думаю, я не это имел в виду.

– Тогда что же?

– Я бы хотел найти человека, похожего на Карла Маркса, только он – поэт и к политике не имеет ровным счетом никакого отношения.

– Мы все имеем какое-нибудь отношение к политике, и каждый из нас хотя бы немножечко поэт. Впрочем, я понял, кого Вы имеете в виду. Но тот же самый вопрос Вы с таким же успехом можете адресовать и мне.

– Какой вопрос? Вы, собственно, о чем?

– А Вы?

– Простите меня, я что-то совсем уже запутался.

– Да что Вы! Вы даже не начинали еще запутываться, – мгновенно отреагировал незнакомец, не глядя, однако, на Артёма, сосредоточившись на вылезшей из откушенного пирожка капусте. – Вам совершенно отчетливо и логично хотелось найти Марка Эрзарховича, похожего, как Вы изволили заметить, на Карла Маркса, чтобы задать ему один нескромный, мягко так скажем, вопрос по поводу этой чертовой, как Вы несправедливо её обозвали, трубы из сто четвёртой котельной.

– По поводу дыма из этой трубы.

– Вот именно. Так вот, со всею ответственностью смею заверить: Вас это не касается никакой стороной дела, тем более стороной существенной, трагической и непоправимой.

– Вы сейчас что имеете в виду?

– Только то, что сказал. – Тут он замолчал ненадолго, чтобы прожевать и проглотить остаток пирожка, смахнул указательным пальцем всё-таки выпавший на штанину кусочек начинки и продолжил. – Да не кипятитесь вы так чересчур уже сильно. На самом деле все до банальности просто. Непредвиденное заключается лишь в том, что Вам довелось увидеть то, что ни при каких обстоятельствах не следовало бы видеть. В этом – единственное, я надеюсь, упущение этой истории. Так что – не берите в голову, продолжайте жить дальше, спокойно и, по возможности, счастливо.

– Вы полагаете, это возможно?

– Я полагаю, у вас нет другого выхода.

– А как же труп? Его не будет на самом деле? Это что, баловство?

– Да уж какое тут баловство, друг мой! Всё будет именно так, как Вы увидели. И не когда-нибудь после, в далеком, почти неживом еще будущем, а уже очень скоро. Буквально сегодняшней ночью все и случится. Именно в сто четвёртой котельной. И предотвратить, даже приостановить хотя бы ненадолго, уже ничего невозможно.

– Разве нельзя предотвратить то, о чем заранее знаешь?

– Да как же, можно. Только знаете-то о предстоящем Вы, а не он сам. Кстати, он сейчас спит, как сурок, в шестом вагоне приближающегося к городу поезда. И еще успеет поужинать в каком-нибудь ресторане или кафе. Что же касается лично Вашего знания, дорогой Артём Михайлович, так Вы и не знаете ровным счетом ничего, кроме того, что я тут Вам по простоте душевной наболтал. Вы бы еще спросили, как его зовут? И я бы в веселом расположении духа после капустного пирожка ответил: Романом, или бы еще каким-нибудь другим именем. Но Вы не спрашиваете, и потому знаете еще меньше того, чем просто ничего не знаете.

– Я пойду, пожалуй…

– Да Бога ради. Никто не держит. Вас никто и не приглашал, собственно.

Незнакомец как-то съежился вдруг весь и даже, показалось, состарился лет на 20. Он подобрал с травы свою скрипку и откланялся, исчезнув уже через несколько секунд в одном из дверных проемов огораживающих двор домов.

Артём почувствовал на мгновенье глубочайшее опустошение. Захотелось немедленно выспаться. Спрятаться где-нибудь ото всех и – спать, спать, спать. Однако надо было выбираться из этого, прямо скажем, странного двора. Он помнил, сколько усилий потратил, чтобы попасть сюда и понимал, что потратить столько же, чтобы выбраться отсюда, уже не сможет. Оглядевшись вокруг, он вновь удивился: замкнутое пространство было пустым, тихим и, казалось, безжизненным. Только что ходившие туда-сюда люди бесследно исчезли, а цветочная клумба превратилась в старый, донельзя изношенный и потому выброшенный кем-то коврик, лежащий на потемневшем, разъеденном кое-где проталинами снегу. Необходимо было срочно предпринять что-нибудь, чтобы выбраться отсюда в настоящий привычный мир, к людям, в открытое и наполненное жизнью пространство. И когда он уже отчаялся найти способ выбраться отсюда, он вдруг понял, что всё с ним произошедшее, на самом деле произошло не с ним, а если с ним, то ещё не произошло. А если всё-таки произошло, то уж точно не здесь и не сейчас. А раз так, нужно только сконцентрироваться на реально протекающем времени, вернуться в своём сознании в остающуюся величиной постоянной точку отсчёта, и всё будет в порядке. Так и сделал. Буквально закопал в недрах сознания всё-всё, что стремительно выбило его из привычной колеи обычных и вполне предсказуемых будней, и молниеносно оказался в потоке людей, идущих под аркой с пролегающими над ней железнодорожными путями.

Когда он добрался, наконец, до съёмной квартиры, немедленно взялся за свой блокнот. Один блокнот с философскими выкладками о жизни и проживающих её людях хранился в старом его компьютере. Но взялся он за другой, который вёл много уже лет подряд. Весь блокнот был испещрен самыми разнообразными записями о днях текущих, прошлых и будущих. Встречались сделанные карандашом или ручкой зарисовки-иллюстрации избранных моментов, значимых и не очень событий последних лет. Часто встречались обрывки парадоксальных фраз из всевозможных источников, видимо, понравившиеся ему или, наоборот, разозлившие чьи-то мысли. Были также подробные записи-отчёты об отдельных видах покупок. Иногда Артём записывал свои наблюдения, впечатления, идеи. Кроме всего прочего записывал свои сны и пытался их анализировать.

«Так хочется иногда подумать о скрытых сторонах бытия, – читал он собственные заметки, перемежающиеся с выписками из чужих книг. – Понять что-нибудь такое, что явилось бы потом ключом к разгадкам многих тайн человеческого существа и жизни вообще. Начинается ли невидимое, когда видимое заканчивается? Если мы при помощи оптических приборов можем видеть то, чего никогда бы не увидели без них, то логично предположить, что существует нечто, о чем мы пока не имеем никакого представления. Просто потому, что должных вспомогательных приборов не изобрели пока».

«Сегодня мне снова приснился этот бородач. Впервые я увидел его во сне лет 20 назад, когда не был ещё женат, скептичен и беспомощен от глубокого осознания логической обоснованности причин этого скепсиса. Мне снилась верёвочная лестница, ниспадающая на сумрачную землю с самого Неба, и я должен был взобраться по ней до самого верха. При этом всё человечество тянулось за мной, дружно держась за руки и смыкаясь со мной через смертельно больную в то время мать. Это было настоящее испытание. Я понимал, что если сорвусь, или разомкну свою сцепленную со всем человечеством руку, всё дальнейшее не будет иметь ровным счётом никакого смысла. Я должен был любою ценой справиться с непосильной задачей. С помощью титанических усилий, сверхчеловеческого напряжения воли, я добрался-таки до самого конца. Лестница оказалась прицепленной за самый край Неба. Переместившись на его поверхность, залитую солнечными лучами, мы услышали небывалой силы и красоты органную музыку. И повалились на колени, вслед за бабушкой, которая умерла много лет назад и первая встретила нас в этом райском оазисе, явившимся как бы наградой за многотрудное преодоление. Но вдруг разом всё куда-то исчезло, и я оказался один перед черным, бородатым, незнакомым мне человеком. Не ошибусь, если скажу, что он испортил всё благостное впечатление от только что увиденного, услышанного и глубоко прочувствованного.