Форвард № 17: Повесть о Валерии Харламове. - Владимир Дворцов

– Мы просто должны это сделать, – ответил второй, ибо понял, что хочет сказать его товарищ. – В память о великом игроке, в знак нашей любви и уважения к нему.

Так родилась эта книга. Два человека, думающих поразному, не могут написать одну книгу. Мы воспринимали Харламова одинаково. Поэтому мы решили пользоваться в ней лишь одним местоимением «мы», хотя, может быть, какой-то разговор с хоккеистом или его близким вел один из нас, а какой-то – мы вдвоем.

Эта книга строго документальна. Она построена на множестве бесед с самим Харламовым, его родными, товарищами, коллегами. И если мы где-то и позволили себе домыслить, что именно думал, чувствовал и переживал Валерий в какой-то момент, то домысел этот покоится на нашей твердой уверенности, что он мог или даже должен был думать, чувствовать, переживать в этот момент именно так или почти так.

У Харламова, помимо чисто хоккейного таланта, был талант обаяния, его очень любили. В ЦСКА и сборной СССР никто не берет Харламовский № 17. Он навечно за ним! И нам, когда мы писали эту книгу, не приходилось никого уговаривать поделиться своими воспоминаниями, все делали это охотно. И авторы им благодарны за это.

ВСТРЕТИЛИСЬ БЕГОНЯ И БОРИС…

Бабушка и дедушка Валерия – Наталья Степановна и Сергей Гаврилович Харламовы в начале века жили в Коломне, одном из древнейших городов России, раскинувшемся при впадении Москвы-реки в Оку. В ту пору Коломна соединяла в себе черты небольшого патриархального городка с неторопливыми и деловыми курами на узких улочках и промышленного центра: здесь расположились Коломенские паровозостроительный и судостроительный заводы. На судостроительном Сергей Гаврилович и работал краснодеревщиком.

Наталья Степановна воспитывала детей – трех сыновей: Николая – он прошел всю войну, был ранен, награжден орденами и медалями, Бориса и Валерия, дочерей Ирину и Валентину.

Сергей Гаврилович был отличным мастером. Позже, когда он обосновался в Москве, где и своих столичных корифеев было немало, слух о его золотых руках быстро разошелся по городу. Его приглашали работать с книжными шкафами К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный.

Сергей Гаврилович и сыновей обучил своему ремеслу, они помогали ему в работе – заготавливали материал, пилили, сушили доски. В трудные военные и первые послевоенные годы отец Валерия – Борис Сергеевич даже делал из отходов древесины незамысловатые шкафчики и относил для приработка на Тишинский рынок.

Сергей Гаврилович в те далекие годы, когда о спорте, физической культуре слышали в России немногие, увлекался футболом.

На паровозостроительном заводе работали иностранцы, в том числе и англичане, которые привезли с собой в город на Оке забавную игру, в которую следовало играть не руками, а только ногами.

Нам, конечно, не удалось отыскать никаких репортажей о тех играх в Коломне, поскольку их просто не было, но сам Сергей Гаврилович утверждал, что спуска англичанам коломенцы не давали, играли на равных, а случалось, и выигрывали.

Но на футболе спортивные интересы Сергея Гавриловича не замыкались. Он любил коньки, игры в городки, бабки, участвовал в кулачных боях.

Фабричных коньков, разумеется, не было. Да и мог ли позволить себе рабочий купить стоившие больших денег шведские или английские коньки? Коньки делали сами. Простенькие, конечно, но коньки. Полозья прикручивали к валенкам и выходили на речной лед. Молодой краснодеревщик не мог и подумать в ту пору, что внук его будет скользить на коньках на многих ледовых аренах Европы, Америки и Азии, что лучшие в мире фирмы спортинвентаря будут соперничать в конкурентной борьбе за то, чтобы он надел именно их коньки. Что коньки, деревянная палка с изогнутым концом – клюшка и круглый литой кусок резины – шайба принесут ему мировую славу.

Но о хоккее с шайбой в ту пору в России еще почти никто не знал, и Сергей Харламов аккуратно прикручивал самодельные полозья к валенкам, натягивая веревку деревянным колышком, и выходил на ноздреватый лед Москвы-реки.

На берегу стояли зрители, посмеивались: взрослые люди, а балуются детской забавой. Сергей, не обращая внимания на насмешки, расправлял спину и сильно отталкивался, набирая скорость.

Городки и бабки были играми исконно русскими. Особенно любил Харламов городки. Среднего роста, далеко не богатырь по виду, но крепкий и жилистый, он обладал какой-то взрывной силой: тяжелая бита, вылетая из его рук, неизменно попадала в «дом». Бросал он почти без замаха, как бы играючи, но бросок был сильный и точный.

Если бы современные хоккейные специалисты побывали тогда на коломенских пустырях и присмотрелись к темноволосому парню, они бы наверняка переглянулись и кивнули друг другу: кисть работает что надо, его подучить – и хоккеист будет с классным кистевым броском.

Были еще и кулачные бои. Без ринга, секундантов, машущих полотенцем после каждого раунда, без формулы боя, без перчаток и рефери. Стенка на стенку. Улица на улицу. Правило было одно: лежачего не бьют, что, впрочем, не мешало порой разгоряченным бойцам наступать в пылу схватки на упавших.

Трещали разрываемые рубашки, текла по бородатым лицам кровь, выплевывались с проклятиями зубы, с хаканьем опускались пудовые кулаки.

Организаторами, а можно назвать их и подстрекателями, боев были лица заинтересованные – владельцы многочисленных кабаков. Они внакладе не оставались: сотни зрителей и бойцы, едва смахнув ладонью с лица пот и кровь, еще не отдышавшись, гурьбой вваливались в питейные заведения – обмыть победу или залить горечь поражения. И если на улице действовало хоть одно правило, то здесь, во хмелю, правил уже не было никаких. Били и лежачих, били не только кулаками.

Сергей Харламов был не столько могуч, сколько быстр, увертлив, он умел вложить всю силу в короткий точный удар. Порой менее ловкие бойцы старались взять реванш в кабаке. Однажды кто-то попытался свести с Сергеем счеты при помощи лома. Будь у него реакция чуть похуже, эта книга никогда не была бы написана, потому что у молодого краснодеревщика не было бы ни сына, ни внука. Впрочем, не было бы и его самого, ибо удар со всего размаха железным ломом по голове дает однозначный результат. Но он, слава богу, имел обостренное чутье, которое заставило его обернуться в мгновенье, едва не ставшее роковым, и одновременно резко отклониться. Удар получился скользящим, ослабленным и пришелся по плечу, которое долго еще после этого болело.

Внук Сергея Гавриловича задирой не был, драться не любил, ему хватало мастерства, чтобы обыграть соперников, но в хоккее бывает всякое. Случается, что возбуждение, обида, боль одерживают верх над самоконтролем, тогда отбрасываются клюшки, летят на лед перчатки, катятся шлемы, судьи решительно вклиниваются между участниками рукопашной, а диктор приготавливается объявить меру наказания.

Когда наши хоккеисты впервые встретились с родоначальниками хоккея с шайбой, они немного их побаивались: как-никак, бойцы, легендарные драчуны, но со временем поняли, что спуску им давать нельзя, иначе задавят, и на все канадские наскоки отвечали тем же, отвечали основательно, и вскоре внушили к себе стойкое почтение.

Невысокий, по канадским стандартам, – его рост 174 сантиметра – и при своих семидесяти двух килограммах «боевого» веса казавшийся почти щупленьким рядом с могучими защитниками, Харламов не боялся своих противников, на резкий толчок отвечал таким же, да так, что рослые канадцы изумленно отскакивали от «малыша»: стальной он, что ли…

То ли потому, что так многое унаследовал Валерка от деда, го ли потому, что чувствовал старик родство душ с маленьким внуком, но любил его дед нежно и всегда старался защитить. Что, впрочем, было по большей части излишне, потому что сызмальства характер у малыша был независимый, бесстрашный, и спуску обидчикам он не давал. В ребячьем мире свои законы: простят что угодно, но не трусость, не громкий вопль «мам, а Колька дерется!».

Впрочем, был однажды такой случай. Харламовы тогда уже переселились из Коломны в Москву, обосновавшись в деревянном домике на Соломенной сторожке. Ныне такой улицы нет, она стала отрезком Старого шоссе в районе Тимирязевской академии. А в первые послевоенные годы это была тихая городская окраина, где доставало места побегать ребятишкам, поиграть и даже покататься на коньках, пусть не по льду, а на укатанном до блеска снегу. Маленький Валерка и моложе его на четырнадцать месяцев сестренка Татьяна часто гостили здесь у бабушки с дедушкой.

Валерка в курточке с красным капюшоном гулял по двору и чем-то не понравился петуху. Тот налетел на него, чуть не заклевал малыша. Хорошо, Валерка успел спрятаться в деревянной будке туалета («удобства» на Соломенной сторожке были во дворе). Дедушка заметил агрессию петуха и поймал буяна.