Форвард № 17: Повесть о Валерии Харламове. - Владимир Дворцов

– Но это еще не все, – продолжал Борис Павлович Кулагин. – Нужно еще быть спокойным, добрым человеком, ладящим с товарищами и тренерами, что порой не так-то легко. Нужно обладать чувством юмора, чтобы не очень-то всерьез принимать свою славу. Короче, нужно быть Валерием Харламовым.

Рецепт, как видите, чрезвычайно прост. Но в 1962 году, когда Валера Харламов, невысокий, четырнадцатилетний мальчуган, увязавшись за товарищами по дворовым играм, пришел на Ленинградский проспект на стадион ЦСКА, он меньше всего думал о славе. Еще меньше о болельщиках. Думал он о первой тренировке, на которую шел.

Тре-ни-ров-ка. Серьезное, деловое слово. Это тебе не «Валер, пошли погоняем». Тре-ни-ров-ка. Он уже почти, настоящий спортсмен, идущий на тренировку. Почти, потому что в глубине сознания то и дело юркой ящерицей проскакивала пугающая мыслишка: а что, если тренер Кулагин ошибся накануне? Что, если сейчас ему скажут: «Мальчик, ты куда? Иди домой».

Мысль эта так овладела им, что Валера даже чуть удивился, оказавшись на льду вместе с другими новобранцами клуба.

На этот раз с ребятами занимался Виктор Георгиевич Ерфилов, неторопливый, приветливый человек.

– Так, ребята, – сказал тренер, хлопнув в ладоши,- прошлый раз на просмотре вы просто катались, потому что Борис Павлович Кулагин хотел получше узнать, что вы умеете, поэтому прошу вас сейчас разогнаться и резко затормозить.

Вот когда по-настоящему оценил Валера папину заботу. Велико ли дело – наточить коньки. Прижми лезвие к наждачному кругу, а если нет его, поработай напильником, проверь на ногте края, остры ли, и вся недолга. Но в точку коньков, как, наверное, и в каждое дело, нужно вложить душу. Борис Сергеевич Харламов – человек сдержанный, отнюдь не сентиментальный, сына никогда не зацеловывал. Но очень любил. И выражал эту любовь сдержанно, по-мужски. Одним из проявлений этой любви и были всегда идеально наточенные коньки.

Валера разогнался из всех сил, резко повернул коньки, наклонив круто тело. И по тому, как точно впились ребра лезвий в лед, подняв маленькое облачко ледовой пыли, по тому, как удовлетворенно кивнул тренер, мальчик понял, что зря боялся.

Потом ребятам раздали клюшки, и тренер попросил их делать передачи соседу, сначала стоящему на месте, потом бегущему на коньках.

В конце занятий Виктор Георгиевич Ерфилов сказал:

– Ребята, сейчас вы получите форму, пусть пока не новую, но хорошую, берегите ее, и пусть родители придут расписаться за ее получение.

Форма! Настоящая клюшка! Настоящие шайбы! Настоящие хоккейные перчатки на руках! Только тот, кто годами гонял палкой на дворе пустую консервную банку, может увидеть волшебное сияние, исходившее от стираных-перестираных рубашек, щитков, гетр, наплечников, нагрудников, налокотников. Только тот, кто годами мечтал о шлеме, может понять восторг, который ощутил четырнадцатилетний мальчик, несмело надев на голову красную пластмассовую каску.

Эх, посмотрели бы на него сейчас ребята со двора! Конечно, жалко, что из всей компании он один попал в ЦСКА, но очень хотелось похвастаться своим видом.

Он вспомнил первую свою клюшку. Ее сделал отец из своей клюшки для хоккея с мячом: подстругал, подрезал, распарил и выгнул немного крюк. Как гордился тогда ею Валерка, как удобно лежала клюшка в руке, как легко было подхватить ею гремящую консервную банку и отправить ее между двух потрепанных ранцев, которые изображали стойки ворот.

Возможно, эти строчки вызовут сегодня у ребят снисходительную улыбку: нашли что вспомнить – консервную банку! В чем-то они правы, эти сегодняшние ребята, делающие первый шаг на льду в купленном накануне шлеме. Пустая консервная банка из-под сайры или судака в томате, безусловно, не заслуживает вдохновенных од. Но не забывайте, что многие волшебники футбольного мяча начинали с тряпочного, а кудесники шайбы – с пустой консервной банки.

Мы не беремся отстаивать педагогическую и методическую ценность диких дворовых баталий, но где-то в глубине сознания таится мысль: а может, и не так-то уж худо, если самые первые шаги ребята делают в спорте сами, с консервной банкой, с полуспущенным детским мячиком, с перекладиной пожарной лестницы вместо турника? Может, именно такие дички, облагороженные затем уже настоящей школой, и становятся быстрее неповторимыми Пеле, Федотовыми, Бобровыми, Харламовыми?

Дома Валера сказал отцу:

– Пап, тебя капитан вызывает…

Борис Сергеевич почувствовал, как сердце его пропустило удар, а потом помчалось, как пришпоренное. Неужели милиция? Как, почему? Такой ведь хороший парень…

– Какой капитан? – спросил он и облизнул сразу пересохшие губы.

Валера опустил голову и виновато сказал:

– Капитан Кулагин. В ЦСКА. Тренер. За форму расписаться.

– Ты… ты… – от мгновенного прилива облегчения Борис Сергеевич никак не мог закончить вопрос, а хотел он спросить, каким образом его сын очутился в ЦСКА и при чем здесь форма.

– Я там… в хоккейной группе… Еще справку надо о состоянии здоровья…

Теперь Борис Сергеевич уже знал, что делать. Он схватил сына под мышку и помчался с ним в Морозоаскую больницу. В ушах стоял голос строгого врача, говорившей ему годом раньше: «И ни в коем случае ему нельзя заниматься спортом».

В больнице долго искали карточку сына, потом врач устало прочел ее и посмотрел на Бориса Сергеевича:

– Что, у мальчика ухудшение? К сожалению, госпитализировать сейчас мы не сможем…

– Да нет, спасибо. Госпитализировать его не нужно. Он, понимаете, играет в хоккей и даже записался в хоккейную школу при ЦСКА. Теперь ему нужна справка.

Врач помассировал средними пальцами веки под очками, несколько раз зажмурил и открыл глаза и спросил:

– Как вы сказали, простите? Хоккей?

– Да, – тихо промолвил Борис Сергеевич и почувствовал острую вину: все-таки никудышный, видно, он отец, если не уследил за парнишкой и дал ему тайком играть в хоккей. «И ни в коем случае, – опять прозвучал предупреждающий голос врача, – и ни в коем случае…»

– Вы понимаете, что делаете? – врач перестал массировать веки и смотрел на Бориса Сергеевича прокурорским суровым взглядом.

– Я… – смешался Борис Сергеевич, – он…

– Позовите мальчика.

Борис Сергеевич втолкнул Валеру в кабинет.

– Подними рубашку, – строго скомандовал врач и прижал к мальчишеской костлявой груди холодную чашечку фонендоскопа. – Повернись спиной.

Через десять минут, в течение которых врач безостановочно выслушивал, выстукивал и выспрашивал мальчика, он снова перечитал историю болезни и вдруг улыбнулся.

– Послушайте, – сказал он Борису Сергеевичу,- а вы уверены, что это тот самый мальчик?

Как и большинство людей, Борис Сергеевич привык относиться к врачам настороженно, и шутки их казались неинтересными и даже пугающими.

– Как… в каком смысле? – промямлил он.

– Мы еще будем исследовать вашего сына, но совершенно неожиданно для нас он здоров, если не как бык, то уж как бычок, безусловно.

– И мне можно играть в хоккей? – спросил Валера.

– Думаю, можно. Впрочем, если очень захочешь, можешь выбрать регби или какой-нибудь другой «тихий» вид спорта, например, бокс. Значит, куда, вы говорите, нужна справка?

Так неожиданно Валерий Харламов получил медицинское благословение в начале своей хоккейной карьеры и смог начать долгий путь к вершине, на которой мы его видели столько незабываемых лет. А путь шел через тренировки, тренировки и еще раз тренировки. И вели его тренеры.

Тренеры делятся на две неравные по величине группы. В одной – той, что всегда на авансцене, – знаменитые тренеры, наставники знаменитых команд, чьи лица мы часто видим на экранах телевизоров. Они стоят, по-наполеоновски скрестив руки на груди, сидят, напряженно следя за игрой, медленно прохаживаются за скамейкой, молчат, делают замечания, подбадривают, дают интервью. Они полководцы, бросающие в бой все свои резервы, люди, отвечающие головой и репутацией за вверенные им клубы. Они пожинают славу в звездные часы и пишут заявления об уходе по собственному (желанию в дни неудач.

В другой части тренерского корпуса трудятся люди, почти неизвестные широкой публике. На них не направляют камеры, и их не осаждают репортеры. Но в их относительной анонимности есть и плюсы: они работают в более спокойной обстановке, это часто лучшие педагоги. И немудрено, потому что трудно учить в свете юпитеров, трудно быть терпеливым педагогом, когда зрачки объективов напряженно ждут драматических ситуаций.

Виктор Георгиевич Ерфилов принадлежит ко второй группе тренеров. Он играл в молодости в футбол, хоккей, окончил институт физкультуры, стал тренером. И нашел себя в работе с ребятами. Он обладает удивительным даром выявлять в ребятах дремлющие способности, открывать таланты. Назовем лишь некоторых, кто прошел его школу: Владимир Лутченко, Владислав Третьяк, Валерий Харламов, Юрий Лебедев, Вячеслав Анисин, Александр Бодунов.