Инверсия (СИ) - Бран Адерин

Света зачем-то перечитывала и так давно известные ей строки. «Свидетельство выдано Суздалевой Светлане Викторовне». Ха! Вот и всё. Больше никакой мороки. Она так и не решилась поменять свою фамилию на фамилию мужа, на что Сашка очень обижался. Ну не смогла она отказаться быть Суздалевой, чтобы стать Козловой.

Она долго пыталась убедить мужа, теперь уже — бывшего мужа, что её фамилия — в какой-то степени бренд, торговый знак. Под этой фамилией её знали постоянные клиенты, под этой фамилией она работала и этой фамилией подписывала документы. Сашка был глух к её аргументам и считал такое упорство свидетельством того, что Света его совсем не любит и вышла за него только из меркантильных интересов. Конечно, в самом начале он ничего такого ей не говорил. Эти слова в их доме начали звучать гораздо позже.

Сейчас, видя всю историю из точки логического завершения, Света понимала, что прахом всё пошло гораздо раньше, чем ей показалось. Может быть, даже с самого начала. Оглядываясь назад, гораздо проще увидеть всю картину целиком. Когда же варишься в самом центре событий, открыть глаза на какие-то мелочи, которые, в общем-то, сами лезут в глаза, довольно трудно.

Именно поэтому Света далеко не сразу начала замечать, что в их жизни что-то идёт не так. Она горько хмыкнула: «А было ли когда-то „так“?» Сейчас она уже не была в этом так уверена. А черт! Что что толку теперь об этом думать? Назад ничего уже вернуть нельзя. Да Света и не хотела. Да, не хотела! Но всё же на душе было настолько тоскливо и паршиво, что Свете хотелось завыть.

Она стойко держала лицо, пока Сашка вприпрыжку, не оглядываясь, спускался по лестнице, на ходу складывая свой экземпляр свидетельства. Она невозмутимо смотрела, как он влезает за руль своего дорогущего внедорожника, который ни разу не доверил ей водить. Только когда он, не прощаясь, стартовал, она позволила себе чуть расслабиться.

Света вышла из-под козырька крыльца и пешком пошла в сторону дома. Благо, идти было недалеко. Когда они с Сашкой окончательно расстались, Света уехала в свою старенькую добрачную квартиру, что была подальше от центра Москвы, недалеко от станции Беляево.

В этой квартире абсолютно ничего не изменилось с тех пор, как она впервые въехала в неё двенадцать лет назад. Все десять лет брака Света квартиру сдавала. Квартиранты ей попадались вежливые, тихие и аккуратные, но ремонт, конечно, никто из них делать не хотел.

Сохранилась даже обстановка. Света не могла точно сказать, помогают ли ей ностальгические воспоминания, взбудораженные знакомыми стенами, или нет, и тем не менее, она была им рада. Хоть что-то её отвлекало от бракоразводного процесса. Даже если вы всеми руками за расторжение брака, после десяти лет совместной жизни это происходит довольно трудно. Привычка. А может, что-то другое.

Словом, когда неумолимая бюрократическая машина поставила во всей этой неприятной грязной истории финальную точку, Света испытала двоякое чувство — облегчение, смешанное с болью и щедро приправленное жалостью к себе. Не самое благородное чувство. Бредя в одиночестве по дорожкам яблоневого сада под палящим радостным солнцем, она могла себе в этом признаться.

В мелком пруду степенно плавали утки, по дорожкам прогуливались праздные бабульки и собачники. Кривые яблоневые деревья уже отцвели, и одуряющий запах цветов улетучился. Ветер шелестел листвой, будто шептал что-то утешающее. Света не замечало ничего.

Она брела, засунув руки в карманы своих джинсов, и смотрела под ноги, чтобы спрятать лицо от прохожих. Ресницы противно слиплись. Наверное, аллергия началась. Говорят, она в любом возрасте может начаться и на что угодно. На разводы, например.

У Светы мелькнула мысль повернуть налево, дойти до Тропарёвского леса и спрятаться там. Именно так — спрятаться. Хотя от кого или от чего хочет спрятаться, она толком не могла объяснить. Света отмахнулась от этой идеи. Вот ещё!

Света шла домой мимо университета МВД. Рядом с ней промаршировал строй курсантов. Света с удивлением заметила, что некоторые ребята на неё оборачиваются. Наверное, лицо заплаканное. Света спрятала его, распустив длинные волосы. Саша любил длинные волосы, считал их женственными. Света практически перестала их стричь, и сейчас они доставали ей до самой талии.

Добравшись до своего дома, Света по привычке пешком поднялась на седьмой этаж, открыла лёгкую деревянную дверь ключом и вошла в небольшую прихожую. В тишине квартиры звяк упавших на консоль ключей раздался особенно громко. Света чуть онемелыми пальцами поставила сумочку, в которой лежали её паспорт с новым штампом и свидетельство, на консоль и оперлась о неё руками. Силы будут покинули женщину.

Она подняла глаза и посмотрела на своё отражение. Глаза красные, чуть припухшие, ресницы слиплись, губы сжаты. Под её глазами залегли тёмные круги, а светлые волосы спутались на ветру и висят неопрятными патлами.

Света горько хмыкнула и тут же, ойкнув, побежала за салфеткой, прикрыв нос рукой. Не умела она плакать, как эти киношные дивы — у неё сразу текло из носа. Света старалась не плакать при людях, знала, как выглядит в эти моменты.

Высморкавшись и поплескав в лицо холодной водой, Света, наконец, избавилась от обуви. Не зная толком, что делать, она прошлёпала босыми ногами на кухню и поставила чайник. Привычные действия занимали её руки, но не сознание.

Пока Света копошилась в шкафчике, пытаясь найти чайный пакетик, она наткнулась на коробку кошачьего корма. Пальцы Светы дрогнули и застыли. Через минуту она всё-таки заставила себя взять коробку и понесла её к мусорному ведру.

Света держала коробку над ведром, не решаясь разжать пальцы. Её маленькая пушистая Руна сильно болела, и Света долго вместе с любимицей боролась за кошачью жизнь. Но всё было тщетно. Возраст и чистая порода давали о себе знать.

Недавно мучения Руны стали совсем невыносимыми. Она плакала на руках у Светы, как ребёнок, а ветеринары ничем не могли ей помочь. Света была готова сражаться с болезнью столько, сколько потребуется, но видела, что Руна устала и хочет уйти. Только поэтому Света подписала бумаги на усыпление.

Света была с кошкой до конца. Руна впервые не вздрогнула от укола и, кажется, даже улыбнулась. Света нежно ворковала с ней и целовала в усы, пока глаза кошки не потухли. Когда Свете выдали маленькое истощавшее тельце, завёрнутое в медицинскую пелёнку, она не смогла заплакать. Она тогда прямо из клиники поехала за город и похоронила кошку под каким-то дубом. Всё это время её глаза оставались сухими.

Сейчас же эта злосчастная коробка с кормом, который ей больше никогда не понадобится, стала последней каплей. Света выпустила её из ослабевшей руки, коробка бухнулась в ведро с громким шорохом. Женщина села на пол прямо рядом с этим ведром и некрасиво разрыдалась, размазывая слёзы по лицу. Истерика кривила её рот, Светин нос окончательно забился, волосы спутались ещё больше и лезли в глаза, лицо горело.

Света не хотела ничего, только плакать. Сейчас все слова, которыми её хлестал Сашка, снова обрушились на неё. Тогда они почему-то не жалили её так сильно, как сейчас, месяц спустя. Казалось, эти слова звучали в её голове даже ярче, чем в тот момент, когда Сашка их произносил.

— Свет, у меня бизнес, серьёзные контрагенты. Ты понимаешь, я не могу его оставить кому ни попадя. Мне обязательно нужен наследник. Ну вот и… — Сашка развёл руками.

Это было больно. Пожалуй, это было больнее всего. Три года назад врачи окончательно поставили Свете диагноз «бесплодие». Ей бы тогда обратить внимание на то, как отреагировал Сашка на эту новость! Но тогда она была слишком шокирована.

Сашка был старше неё на семь лет. Ему тогда было тридцать девять, а Свете — всего тридцать два. Когда Света на ватных ногах вышла, дрожащей рукой держа свою медицинскую карту, она первым делом побежала к мужу. Хотела броситься ему на грудь и рыдать. Где ей было заметить тогда, что он не прижал её к себе? Сашка просто похлопал её по плечу и коротко сказал: