Наш дом – СССР - Виктор Сергеевич Мишин

— Меня Лидией Николаевной звать, Фролова по мужу.

Уже здесь, в теплом доме старушка выглядела несколько по-другому. На улице, в темноте мне она показалась старой, думал, ей лет девяносто, но на самом деле я ошибся. Старушке на вид лет шестьдесят пять, может, семьдесят, не больше. Морщин, старящих кого угодно, на лице много, но не таких и глубоких, какие бывают у совсем старых людей. Да и тут, при свете, блин, керосиновой лампы, блеск в ее глазах заставил меня пересмотреть свою оценку. Крепкая такая бабушка, но не старуха. Ростом мне до груди, а во мне всего-то метр восемьдесят, не полная, скорее… да, именно, крепкая такая бабушка. Говорит ровно, не шепелявит, да и речь правильная. Я-то уж было подумал, что нас в какую-то тьмутаракань забросило. Кстати, об этом я тоже еще не думал, некогда было.

— Где мы, скажите на милость, Лидия Николаевна? — обязательно нужно узнать хоть примерно, чтобы самому легенду привязать к местности.

— Деревня Мягкое. Точнее, сынок, то, что осталось от деревни. Раз в другие дома ходил, видел значит, что нет больше никого. Одна я тут. Расселяют понемногу, а я не хочу уезжать. Родилась я тут, тут и помереть хочу. Сын вон, приходит раз в месяц, работает на заводе, некогда ему. Все уговаривает уехать, мне и квартиру обещали отдельную дать, а я все не соберусь никак. Но, наверное, все же выселят скоро. Ванька говорил, в будущем году будут сносить деревню.

— Лидия Николаевна, а на каком заводе сын работает? — Блин, мысль у меня уже появилась, но она настолько нереальная и пугающая, что хочется ее отогнать.

— А, так «почтовый двадцать», в городе.

Мне как будто по башке обухом дали. Какой на хрен «почтовый двадцать»? Наш «двадцатый», что ли? «Сатурн»? Как он только ни назывался, но в народе именно «почтовым двадцать» его звали… давно это было. Наверное, задолго до моего рождения. Это название из Союза еще, тогда наш город, как и многие другие, где существовали оборонные предприятия, был закрытым, а завод был номерным почтовым ящиком. На нем движки к самолетам делали, да и делают до сих пор, только название сменили.

— В Рыбинске? — робко уточняю.

— А где ж еще, сынок? Конечно, в Рыбинске. Так и мы с тобой сейчас в городе, я по старой памяти деревню тебе назвала, а так город это, город. Все дальше и дальше расползается, в тридцатых к нам пришли, начали людей расселять, когда тут строительный комбинат построили. Вы что же, не знаете, где вы?

И вот как ей сказать?

— Ой, Лидия Николаевна, скажу — не поверите, — начал я.

— Да чего уж, рассказывай, — махнула рукой бабуля, а выражение лица при этом было такое, словно бы говорила: «Давай, мальчишка, попробуй удивить старую женщину!»

— Мы под Угличем живем, точнее, жили. Знаете, где это?

— Конечно, не бывала никогда, но слышала, — уверенно так кивнула бабулька, — он ведь ближе к Москве?

— Да, километров семьдесят отсюда, по прямой. У нас дом сгорел, мы жили в охотхозяйстве, одни, родители умерли недавно, вот и жили одни. Аленка родилась уже там.

— Сколько же девчушке вашей? — перебила меня Лидия Николаевна.

— Пять, — ответил я наугад. А что, Аленка теперь на пять и выглядит, а Катя на двадцать. Если я так же помолодел, то и мне столько же. Выходит, мы как-то разом, всей семьей помолодели ровно вдвое. Еще бы узнать, как? Значит, если что, то нам по двадцать три, а то поймут неправильно. — Поехали в Рыбинск, у нас тут родственники живут, не в городе, в деревне за Волгой.

— Далеко?

— Не очень, мы не были там, знаем только на словах, да по карте я смотрел не раз, километров двадцать, что ли.

— Понятно. Значит, к родне подались? Правильно. Чего одним в лесу-то жить, молодые еще, да и девочке скоро в школу.

— В том числе и поэтому сюда направились.

— Но как вы тут оказались, на окраине, да еще и в деревне?

— Да по дурости моей, Лидия Николаевна. Трясло в автобусе, умучились все за дорогу, а тут водитель и объявил, что, если кто не хочет ехать до вокзала, может сойти и на окраине. Автобусы, дескать, ходят, уедете куда надо. Я и предложил Кате погулять, город посмотреть. Посмотрели…

— Вас здесь, в деревне ограбили? Тут же нет никого, — бабуля очень удивилась.

— Да не понял я даже, как и забрели к Волге. Реку только увидели, шли себе и шли, а тут компания. Испугался за девчонок и не стал лезть в драку. Отдали все, что было, деньги, документы, даже одежду. Бандиты, видимо, хотели, чтобы мы замерзли. И ведь почти угадали. Промерзли мы так, что до сих пор мне кажется, что лицо щиплет.

Для наглядности я растирал лицо ладонями, показывая, как мне холодно. Пургу я гоню, а что делать-то? Я подозреваю уже, что именно случилось, но боюсь озвучивать этот факт даже самому себе. По словам бабушки, мы в Мягкой, это деревня такая была когда-то, в километре от нашего дома. Как и почему мы там очутились, да еще в таком виде, не понимаю. Хотя, стоп, с внешним видом-то все как раз более или менее понятно, мы ж спали уже, значит, все произошло во сне. Что именно? Хм… Ладно уж, произнесу. Мы, похоже, в прошлом, но это не точно, просто подозрения. Расселение, завод с «номером», деревня знакомая.

— Что ж вам делать-то теперь. — Казалось, бабушка напрягла все свои извилины, а спустя минуту выдала ответ на свой же вопрос: — Так, жене твоей я что-нибудь подберу, если не побрезгует, отдам все от дочери. Она замуж вышла четыре года назад, да в столицу уехала. На тебя от сына подберем, мало чего осталось, что-то он выкинул, что-то забрал, но кое-как, думаю, оденем. С малюткой вашей сложнее, но ничего, выкрутимся. Пенсию я получаю, тратить особо некуда, откладываю на похороны…

— Лидия Николаевна, я не смогу…

— Так, перестань болтать ерунду. Вам нужнее, сможешь потом отдать — хорошо, нет — ничего страшного не случится.

— До копейки, — твердо сказал я, — все верну. А вообще, завтра же пойду, найду, где подработать.

— На завод так просто, да еще без документов не возьмут, но ты вроде сильный парень, молодой, здоровый, тут недалеко магазин есть, продовольственный, «Дружба» называется. Если не чураешься тяжелой работы, сможешь грузчиком к ним устроиться. Я, бывает, хожу иногда, так там всегда мужики пьяные, а ты вон какой бравый парень, — польстила, ведь совсем и не