Четыре сокровища неба - Дженни Тинхуэй Чжан

которыми жители Запада украшают свои тела. Сегодняшний день принес мне две серебряные монетки. Они звенят в моем кармане рядом с четырьмя монетами от наставника Вана. Можно сказать, что сегодня у меня в руках настоящее богатство.

Я осматриваю странного подмигивающего человека при дневном свете. Кажется, он богат, но одет не так, как другие виденные мной богачи. Вместо шелкового халата, чаншаня, он носит белую рубашку с блестящей тряпицей, свисающей с шеи. Его тяжелый черный кафтан распахнут, а не застегнут до самой шеи, и штаны на нем узкие. Страннее всего его волосы: они не заплетены в косу, а коротко острижены.

– Что думаешь, племянничек? – говорит мой спаситель, все еще улыбаясь.

– Я девочка, – выпаливаю я. Не могу сдержаться.

Он смеется. Солнечный свет отражается в двух желтых зубах. Я думаю про сказки, где у людей желтые зубы, которые выросли из кусочков золота.

– Я это знал, – говорит он, – но в данном случае нам обоим пошло на пользу, что ты прикинулась мальчиком. – Он осматривает меня, его глаза полны решимости. – Голодная? Ты тут одна? Где твоя семья?

Я отвечаю ему, что да, я голодна. Мне очень хочется, чтобы он проявил ко мне свою милость. А еще я тоже хочу кое-что спросить у него, например:

– Кто вы такой? Откуда вы взялись? Кто такой наставник Эн и почему торговка рыбой так резко отстала, когда вы назвали его имя?

– Позволь мне рассказать тебе обо всем, – говорит он, снова кладя ладонь мне на плечо. Он предлагает мне поесть лапши – дальше по улице есть хорошее место.

Что-то подсказывает мне, что к этому приглашению нельзя относиться легкомысленно. Я киваю и застенчиво улыбаюсь. Этого ответа достаточно. Он уводит меня от рыбного рынка, и мы вместе идем по улице, минуя почту, три иностранных консульства и церковь. Прохожие бросают на нас взгляды, прежде чем вернуться к своим делам, на мгновение пораженные странной парочкой отца и сына: один одет как персонаж из театра, а другой бледный и пугливый. За нашими спинами пенится океан.

У каждой лапшичной, которую мы проходим, я спрашиваю своего спасителя: «Это она?» У каждой лапшичной, мимо которой мы проходим, он отвечает: «Нет, маленький племянник, еще не совсем». Мы продолжаем идти, пока я не перестаю узнавать, где мы находимся, и когда останавливаемся, я осознаю, что мы никогда не окажемся в лапшичной.

Шел первый день весны.

2

Это история о волшебном камне. Это история, которую мне рассказала бабушка. А еще эта история о том, как я получила свое имя.

В этой истории богиня Нюйва пытается восстановить небеса. Она плавит скалу и формирует из нее 36 501 камень, но использует только 36 500 из них, оставив один без дела.

Этот камень может двигаться, как ему заблагорассудится. Он может вырасти до размеров храма или уменьшиться до чесночной луковицы. В конце концов, его ведь создала богиня. Но он, оставленный без применения, проводит день за днем, считая себя недостойным и стыдясь своей бесполезности.

Однажды камень встречает двух монахов: даоса и буддиста. Они настолько впечатлены его магическими свойствами, что решают взять его с собой в путешествие. Так камень попадает в мир смертных.

Долгое время спустя рождается мальчик с волшебной яшмой во рту. Говорят, что этот мальчик – реинкарнация камня.

А что потом? Мальчик влюбляется в свою младшую кузину Линь Дайюй, болезненную девушку, у которой умерла мать. Но семья мальчика не одобряет их любовь, настаивая на том, чтобы он женился на более богатой и здоровой кузине по имени Сюэ Баочай. В день свадьбы семья прячет лицо Сюэ Баочай под слоями тяжелой вуали. Они лгут мальчику, который считает, что это Линь Дайюй.

Когда Линь Дайюй узнает об этом плане, болезнь заставляет ее слечь, она кашляет кровью. Она умирает. Мальчик женится, ни о чем не подозревая, он считает, что они с невестой будут счастливы и неразлучны. Когда он узнает правду, то сходит с ума.

Почти сто лет спустя под тутовым деревом в маленькой рыбацкой деревушке молодая женщина заканчивает читать эту историю, известную под названием «Сон в красном тереме», и кладет руку на живот, думая: «Дайюй».

По крайней мере, такова история, которую мне рассказывали.

Я всегда ненавидела свое имя. Линь Дайюй была слабой. Я не буду похожа на нее, обещала я себе. Я не хотела быть меланхоличной, или ревнивой, или озлобленной. И я никогда не позволю себе умереть от разбитого сердца.

– Меня назвали во славу трагедии, – жаловалась я бабушке.

– Нет, дорогая Дайюй, тебя назвали во славу поэта.

Мои родители родились в Чжифу, у океана. Мне нравится представлять, что они встретились так: приливы мягко подталкивали их друг к другу до тех пор, пока они не столкнулись лицом к лицу. По велению воды. Поженившись, они открыли магазин гобеленов [1] и вместе им управляли: моя мать ткала, а отец продавал гобелены женам государственных чиновников и других богатых торговцев. Моя мать следила за тем, чтобы каждый рисунок, будь то феникс, журавль или хризантема, выглядел так, будто вот-вот спрыгнет с ткани. Феникс взмывал вверх, журавль изгибался, хризантемы цвели. Гобелены ее работы были живыми. Неудивительно, что их магазин стал самым популярным во всем Чжифу.

Потом, по причинам, о которых мне не рассказывали, а я не догадалась расспросить, мои родители переехали в маленькую рыбацкую деревушку недалеко от города. Моя мать не хотела переезжать, я это знала. Чжифу наполнялся иностранцами, превращаясь из приморского городка в оживленный порт, и она хотела, чтобы ребенок, спящий у нее в животе, посещал западные школы, которые стали открываться по всему городу. Беременная, с опухшими руками, не в силах больше ткать шелк на ткацком станке, она ждала, когда я появлюсь на свет. Грузчики погрузили ее ткацкий станок и нитки в повозку, и она обернулась, чтобы посмотреть на свой любимый магазин в последний раз.

Стоял конец лета, когда мои отец, мать и бабушка прибыли в маленькую рыбацкую деревушку в шести днях пути от Чжифу. В мамином животе я превратилась из боба в маленький кулачок. Осенью я, деревенский ребенок, появилась на свет. Мама рассказывала, что, когда я наконец выскользнула из нее, она представила, что пьет соленую воду, что жидкость стекает по ее телу и скапливается у меня во рту, чтобы я всегда знала, как найти дорогу к морю.

Должно быть, это сработало. Наша деревня лежала у реки, которая питала океан, и в те