Четыре сокровища неба - Дженни Тинхуэй Чжан

их. Я собрала все пельмени и засунула их себе в штаны. Той ночью я спала на ступенях церкви, а еда радостной тяжестью лежала в желудке.

4

Бабушка была права – у меня хорошие руки. Это подарок, который сделала мне мама. Когда я проснулась утром с ясной головой благодаря полному животу, я пересчитала на пальцах все, что умела делать руками.

Я могла лепить пельмени и аккуратно соединять хвостики паровых пирожков-баоцзы. Очищать яблочную кожуру маленьким ножом, отламывать кончики стручковой фасоли, не теряя лишней мякоти. Эти пальцы сохранят мне жизнь. Все, что нужно – это чтобы кто-нибудь мне поверил.

Я бегала из лавки в лавку, и за мной постоянно следовал вопль лавочников: «Уходи, ты здесь никому не нужен, больше не возвращайся».

– У меня хорошие руки, – умоляла я седьмую или восьмую, или уже девятую хозяйку лапшичной – лапшу в ней тянули вручную. – Я делал лапшу с мамой – мои пальцы подходят для лапши.

– Ты очень худой и маленький, даже для беспризорного мальчишки, – ответила мне лавочница, ее глаза скользили вверх и вниз по моему телу, как тень. – Знаешь, никто не возьмет к себе такого голодного щенка, как ты, – тебе нужно научиться дисциплине, прежде чем кто-то сможет тебе доверять.

Она была добрее остальных. Она не стала доставать метлу и угрожать содрать с меня кожу.

– Это все, что я могу для тебя сделать, – указала она на дверь.

Это был знак идти прочь. Я поклонилась ей и повернулась, чтобы уйти.

– Не так быстро, – крикнула она, когда я ступила на улицу. – Ты понимаешь, о чем я говорю? Вот, на двери. Видишь?

Я увидела. Сначала я подумала, что это картина с изображением дерева – мазки были длинными и уверенными, как корни, заполняющие лист бумаги. Но подойдя поближе, я поняла, что это не дерево, а иероглиф, которого я не знала. Он был написан не так, как любой иероглиф, встречавшийся мне раньше, – тушь была черной и плотной, каждая линия, крючок и точка были толстыми там, где должны быть толстыми, и тонкими там, где должны быть тонкими, идеальными по нажатию, идеальными по балансе. Каким-то образом, хотя я ничего не знала ни об этом иероглифе, ни о человеке, который его написал, я почувствовала умиротворение. Этот рисунок лился в меня, наполнял меня гармонией.

– Это подарок, – сказала хозяйка лапшичной. – Я слышала, художнику нужен слуга.

Я спросила, где мне найти этого художника, надеясь, что ее доброжелательность не иссякнет. Она одернула фартук, проверяя, не вошли ли в лапшичную покупатели. Никто не заходил.

– У меня дочь твоего возраста, – сказала она мне. – Поэтому я не выгоняю тебя на улицу. Ищи красное здание с крышей цвета арахиса. Это все, что я тебе скажу. Судьба решит, суждено ли тебе его найти.

Это было первое прикосновение надежды, которое я позволила себе ощутить с момента прибытия в Чжифу. Я вылетела из лапшичной, едва не столкнувшись с человеком, несущим ящик с цыплятами.

– Красное здание с крышей цвета арахиса? – отчаянно спросила я.

– Уходи, пока я тебя не побил, – прорычал он.

Если человек, которого я искала, действительно был художником, то я точно знала, куда идти, чтобы найти того, кто мог бы помочь. Я увернулась от ноги мужчины и помчалась в магазин гобеленов, в который попросилась на работу в первый же день. Его хозяин встал, как будто ждал меня. Он поднял ладонь, готовый выбить из моих рук любое драгоценное сокровище, которое я украла.

– Я говорил тебе, никаких попрошаек, – предупредил он. Рукава его чаншаня развевались, делая его похожим на большую птицу.

– Пожалуйста, – сказала я, задыхаясь, – не подскажете ли вы, где найти красное здание с крышей цвета арахиса? То, в котором живет каллиграф?

Хозяин взглянул на меня с подозрением и замешательством.

– Зачем тебе это знать? Хочешь украсть у доброго человека его работы?

– Нет, – сказала я.

Я подумала о своей матери. Гобелены вокруг снова напомнили мне о ней резким, болезненным рывком. Я вновь оказалась в ее комнате, сидела на ее коленях и смотрела, как ее руки танцуют взад и вперед по ткацкому станку: ее ногти как жемчуг, ее теплая грудь у моей спины, глубокие вибрации ее напева напоминают колыбельную.

– Эй, что ты делаешь? – спросил сбитый с толку хозяин, выдергивая меня из воспоминаний. – Почему ты плачешь?

И правда. Я этого не осознавала, но мое лицо намокло, а рот скривился. Вес последних нескольких дней придавил меня, погружая в центр земли. Я не хотела всего этого.

– Прошу прощения, господин, – сказала я, вытирая слезы ладонью. – Я знал людей, которые ткали такие же гобелены, как ваши, только они вышивали цветы, птиц и даже драконов.

Тут хозяин как будто смягчился.

– Ты знал человека, который ткал гобелены, – повторил он. – Здесь, в Чжифу? Как их зовут? Я их знаю?

– Нет, – сказала я, качая головой. – И, вероятно, никогда не узнаете. Они не так давно исчезли. Но они научили меня, как пользоваться руками. И именно поэтому я здесь, господин. Я ищу работу, но сначала мне нужно научиться дисциплине. Я ищу место, где смогу работать руками. Вы не знаете, где находится красное здание с крышей цвета арахиса? Скажите мне, и я оставлю вас в покое, и если когда-нибудь вернусь, то буду более дисциплинированным и заслуживающим доверия, обещаю, господин.

Близилась ночь. Я наблюдала, как хозяин обдумывает мои слова, ожидая взрыва, который изгонит меня из его магазина. Между нами текли секунды.

Но ожидаемого взрыва не последовало. Вместо этого хозяин открыл рот.

5

Когда на следующее утро я проснулась, какой-то мужчина смотрел на меня сверху вниз, его нога упиралась мне в бок. Я вздрогнула. Мужчина смотрел на меня поверх очков, сцепив руки за спиной. Он был одет в серый чаншань с вышитыми на рукавах персиковыми цветами. Мне показалось, что он похож на моего отца.

– Почему ты спишь на ступеньках моей школы? – В его голосе не было отвращения или расстройства, только любопытство.

– Прошу прощения, господин, – сказала я ему, отползая прочь. – Пожалуйста, не зовите охрану.

– Подожди, – сказал он, вытянув руку. Его пальцы были окрашены в черный цвет. – Ты не ответил на мой вопрос.

Я сказала ему, что меня зовут Фэн и мне нужна работа. Эта ложь уже стала легкой, она выскользнула из меня, как если бы была правдой.

– Я пришел в вашу школу, чтобы стать вашим учеником.

– Но я не ищу ученика, – сказал он. – С чего ты