Я не прощаюсь - Хан Ган

о том, что буду очень благодарна тому, кто этим займется, и пояснила, чем могу за эту услугу отплатить, но в конце концов написать имени получателя я не смогла.

Я не могла ни уснуть, ни встать с кровати, но чувство ответственности за того самого неизвестного получателя вынудило меня подняться. Я начала обдумывать, что именно нужно будет поручить этому человеку, и пыталась вспомнить людей, которым можно это доверить, параллельно прибираясь дома. Нужно было выбросить с кухни скопившиеся пластиковые бутылки из-под воды, убрать разбросанную одежду и одеяла, которые уже мозолили глаза, и все блокноты с дневниками. Впервые за два месяца я собрала два пакета мусора, надела кроссовки и распахнула дверь из квартиры. Полуденное солнце непривычно ярко освещало коридор, он показался незнакомым. Спустившись на лифте, я прошла мимо консьержа, пересекла двор. Меня накрыло чувство, словно я упускаю что-то важное: передо мной распахнулся мир живых людей – погода, влага в воздухе, притяжение Земли.

Вернувшись домой, я вместо того чтобы собрать скопившийся в гостиной мусор, пошла в ванную. Я не стала снимать одежду, включила горячий душ и села под него. Я вспомнила, каково это – чувствовать: своими съёжившимися стопами я осязала плитку, вдыхала удушающий пар, ощущала прилипшую к спине хлопковую футболку, накрывшие глаза волосы и воду, льющуюся с подбородка на живот и грудь.

Выйдя из ванной и сняв промокшую одежду, в куче барахла я постаралась найти что-то сносное для выхода на улицу, положила в карман две скомканные десятитысячные купюры и вышла в коридор. Я решила пройтись пешком до забегаловки, где подавали чук[2]. Располагалась она рядом с ближайшей станцией электрички. Там я заказала самый мягкий на вид чатчук[3]. Было до жути горячо, я ела неспеша, приглядываясь к проходящим за стеклянной дверью людям – они казались столь хрупкими, словно вот-вот разобьются вдребезги. Это было чёткое ощущение мимолётности жизни. Как же легко и просто она может оборваться – все наши кости, органы, плоть ужасно уязвимы – стоит лишь сделать один шаг.

Смерть.

Она пронеслась мимо меня, как астероид – все думали, что он врежется в Землю, но учёные ошиблись подсчётами на пару градусов, и он непоколебимо продолжил свой полёт со скоростью света.

* * *

Гармонии с жизнью я не обрела, но нужно было двигаться дальше.

Я поняла, что за свои почти два месяца отшельничества я практически довела себя до истощения, многие мои мышцы атрофировались. Для того чтобы избавиться от спазмов, мигрени и болеутоляющих с высоким содержанием кофеина, мне нужно было регулярно питаться и двигаться. Но именно тогда началась знойная жара. Когда температура на улице впервые превысила температуру тела, я попробовала включить кондиционер, оставшийся в квартире от прошлого жильца, но безуспешно. На помощь кряхтящему кондиционеру в службе ремонта пообещали прийти лишь в конце месяца из-за навалившегося потока обращений, вызванного аномальной жарой. Покупка нового кондиционера откладывалась по тем же причинам.

В итоге я посчитала разумным избегать жары в каком-нибудь месте с кондиционером, но мне не хотелось отсиживаться в людных местах вроде кафе, банков или библиотек. В принципе, я могла лечь спиной на пол – это самое прохладное место в доме – почаще принимать душ, чтобы не получить солнечный удар и закупорить поры, а под вечер, когда температура хоть немного спадает, часов так в восемь, выходить поесть чук. В забегаловке был кондиционер, сидеть там было очень приятно. А за стеклянным окном, что словно в зимнее время запотевало от разницы во влажности и температуре, люди целыми волнами стремились домой, держа ручные вентиляторы у груди. Скоро и мне пора уже домой, шагать по вечно душным улицам тропических ночей.

В один из таких дней, возвращаясь из той забегаловки, я остановилась у перехода через дорогу, ожидая зелёный свет. В лицо мне дул горячий от раскалённого асфальта ветер. Тогда я и подумала, что мне следовало бы дописать то письмо, на конверте которого я маркером написала «Завещание» и с получателем которого я так и не определилась. Точнее, не дописать, а переписать заново – с чистого листа.

* * *

Это письмо завернуло меня в спираль размышлений:

Когда всё начало рушиться?

Где я ступила не туда?

Что стало переломным моментом?

Каждому по опыту известно: когда люди уходят, они достают самый острый нож, что у них есть, и пронзают самые уязвимые части, о которых они знают.

Я не хочу жить как человек, одной ногой шагающий в пропасть. Я не хочу жить как ты.

Поэтому я решила тебя бросить.

Я хочу жить полной жизнью.

* * *

Зимой 2012 года, когда я читала материалы для написания книги, мне начали сниться кошмары. Изначально они были полны насилия. Я убегаю в них от отряда военных воздушно-десантных войск, падаю после того, как меня по плечу ударяют дубиной. Лежащую меня избивают ногами, один из преследователей переворачивает меня, чтобы увидеть лицо – но я уже не помню, как он выглядел, запомнилась лишь только дрожь, накрывшая меня после того, как он со всей силы ударил меня ружьём в грудь.

Я не хотела, чтобы это как-то сказалось на моей семье – особенно на дочке – поэтому работала в мастерской в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Письмо за стены мастерской я не выносила, так что за этими пределами лежала моя беспечная повседневная жизнь. Это была маленькая комнатушка на втором этаже кирпичного дома, построенного в восьмидесятые, – за тридцать лет его ни разу не ремонтировали. Исцарапанную металлическую дверь я покрасила белой акварелью, потрескавшиеся от старости оконные рамы я покрыла шарфами, закрепив их кнопками. В дни, когда у меня не было лекций, я сидела там с девяти утра до пяти вечера, в остальные – с девяти до двенадцати, и разбирала материалы, вела записи.

По утрам и вечерам, как обычно, я готовила завтраки и ужины и ела с семьёй. Со своей дочкой, которая только начала посещать среднюю школу и со многим в жизни сталкивалась впервые, я пыталась говорить как можно чаще. Однако книга тенью пробиралась ко мне в мысли в любую свободную секунду, словно моё тело раздробилось – даже когда я ставила кипятить воду в кастрюле или когда я ждала, пока тофу покроется золотистым цветом с обеих сторон, жаря его на сковороде.

Дорога в мастерскую шла вдоль речки, но пройдя через тесно растущие деревья по склону вниз, можно было выйти на другую, более широкую, дорогу. Двигаясь по ней дальше примерно