Бумажные самолёты - Максим Кощенков

Правда, я не водила уже полгода и подзабыла приличное количество правил. Кажется, это должно быть несложно: нужно лишь жать на нужные педали. А также успевать следить за всем, что происходит вокруг в радиусе ста километров, ага. Легче только сажать самолёт. Я ставлю ногу на тормоз, когда впереди появляется первый пешеходный переход, но машина срывается с места и пролетает под красным, как реактивная ракета.

Сердце уходит в пятки. Поездка ощущается совсем иначе, когда это машина твоего бывшего мужа, а у тебя отобрали права. Надеюсь, она застрахована: я пока не готова прощаться со всеми сбережениями. Убрав ногу с педали, я бросаю взгляд в зеркало и радуюсь, что не подцепила наряд полиции. Я сворачиваю на обочину и откидываюсь в кресле.

Это невозможно! И как только Джордж в одиночку справляется с этой штуковиной? Если бы я каждый день садилась за руль, то уже через неделю в Лос-Анджелесе не осталось бы ни одного дорожного знака.

Даже не представляю, сколько ещё раз Джордж предложит мне посмотреть «Форсаж», чтобы я наконец научилась водить. Иногда мне кажется, что он совсем меня не понимает. «И всё же он доверил тебе машину», — одёргиваю я себя. Наверное, этого достаточно, чтобы заявить, что он меня любит. В каждом человеке есть что-то хорошее — надо только присмотреться. Но тогда почему весь вечер мне так отчаянно хотелось выхватить у него пульт и разбить телевизор вдребезги?

Вспомнив про Эмили, я бросаю машину на обочине и выбегаю на улицу. Чем ближе я подхожу к «Режиссёру», тем громче воют сирены скорой помощи. Пожалуй, это одни из тех звуков, которые я предпочла бы никогда не слышать. В голове проносится тысяча кадров, из которых можно было бы сделать неплохой фильм ужасов. Но реалии таковы, что теперь нам даже не придётся идти в кинотеатр, чтобы попасть в «Кошмар на улице Вязов». Достаточно спуститься с собственного крыльца. Ветер пронизывает до костей, хотя обычно Лос-Анджелес в этот месяц напоминает раскалённую сковородку. За жёлтой лентой носится столько репортёров, что я не сразу замечаю бывших коллег из участка.

А потом я вижу её — накрытую белой тканью, в луже собственной крови. «Мама, она умерла».

Не время захлёбываться слезами, но именно в этот момент внутри меня что-то надламывается. На мгновение мне даже кажется, что всё не по-настоящему. Словно в страшном сне, где человек прямо на моих глазах разлетелся на тысячу мелких осколков. В холодном дыхании улицы чувствуется запах свежей крови, от которого кружится голова. Я опускаюсь на корточки и нащупываю бордюр. Велю себе собраться, но у меня не хватает смелости даже поднять глаза.

Майк

Тем же вечером

— Не хочешь спеть?

— Не знаю, — отвечаю я.

Я стараюсь как можно дольше удерживать в лёгких её запах. Кажется, если я сделаю ещё хоть вдох, то навсегда утрачу немного щекочущее чувство в носу, как будто кто-то водит под ним пёрышком. Эмили пахнет, как весна, и это заставляет всё внутри меня трепетать.

— Может, тогда потанцуем? — спрашивает она.

По выражению моего лица она сразу понимает, о чём я думаю. Мы оттопчем друг другу ноги.

— Ну пожалуйста! — Эмили обиженно надувает губы.

Не дав мне ни минуты, она хватает меня за руку и тащит в центр зала. Расходясь перед нами, как волны перед кораблём, ребята любезно освобождают нам место для танца. Я стараюсь не думать о том, что один неловкий шаг, резкий поворот или, что хуже всего, внезапно подкравшаяся икота могут испортить всё зрелище.

Почувствовав моё волнение, Эмили говорит:

— Не переживай, что будешь выглядеть глупо. А ты будешь, я знаю, — она кладёт себе на талию мою вторую руку. — Я тоже не умею танцевать, ну и что? Страх не должен решать, что нам делать, а что нет. Он тебе не мистер и миссис Уилсон.

Я сглатываю. Под моей ладонью горячее тело Эмили. Пальцы покалывает, как будто я весь день рвал крапиву голыми руками. От сверкающих вспышек фотоаппаратов нас отделяет всего шаг, стоит только начать танцевать. Правда, вряд ли они будут ярче, чем звёзды, которые сыпятся из моих глаз.

Глава 2

Каролина

Пока детектив пытается вытянуть из бедного парня хоть слово, над крыльцом нависает облако сигаретного дыма. Ещё немного, и из каждого окна высоченного «Режиссёра» в полицейских полетят сотни тапочек. Расплёскивая воду из пластикового стаканчика, парень еле слышно повторяет: «Я ничего не видел. Я. Ничего. Не. Видел». Его слова заставляют напрячься, и, судя по всему, не меня одну. Сотни людей только что стали свидетелями самоубийства (по крайней мере, репортёры выражаются именно так), а он ничего не видел? Затушив сигарету ботинком, детектив бросает тщетные попытки добраться до правды и возвращается в машину.

Другой полицейский осторожно берёт парня под руку и отводит к карете скорой помощи. Бедняга не похож ни на работника отеля, ни на случайного прохожего, — иначе как бы он оказался за лентой? Слегка помятый классический костюм наталкивает на мысль, что это один из выпускников. Один из тех, кто лучше всех должен знать, что произошло наверху. Но почему он отмалчивается?

Жаждая узнать ответ, я решаю взять дело в свои руки. Выждав, когда охрана отвлечётся на очередного свидетеля, я поднимаюсь на ноги и подхожу прямо к жёлтой ленте. Вот она — опасная черта, которую я не переступала уже полгода. С одной стороны — американская мечта, с другой — суровая реальность. От вездесущих вспышек фотоаппаратов слезятся глаза. Стараясь не смотреть на тело, от которого осталось разве что чёрное вечернее платье, я нагибаюсь и незаметно прокрадываюсь мимо полицейской машины. Но так думаю только я.

— У вас есть разрешение, мэм?

Я замираю на полпути к скорой и не могу поверить своим ушам. Голос, который я надеялась услышать только по радио, прозвучал прямо у меня за спиной. Может, у меня галлюцинации, потому что я толком не спала, а может… может, жизнь просто в очередной раз решила подставить мне подножку?

Выпрямившись, я раскрываю полицейское удостоверение и молча протягиваю его выглядывающему из машины детективу, но колотящееся сердце сдаёт меня с потрохами. Кажется, я никогда не научусь ровно дышать, пока Эл будет рядом. От одного его взгляда мои щёки краснеют, как у влюблённой дурочки.

— Просрочено, сержант Уилсон, — говорит он, даже не взглянув.

— Ты не можешь так поступить, — выдавливаю я.

— По-хорошему надо бы выписать тебе штраф, но… так и быть, по старой дружбе, можешь быть свободна.

Даже не