Неожиданный звонок - Сьюзан Ховач

Начало письма было обычным. Джина называла его «короткой запиской».

«...Ограничусь сегодня этой короткой запиской, дорогая, поскольку у меня голова идет кругом от дел, я должна быть одновременно в трех разных местах. Так сложно поспевать повсюду! Иногда мне хочется стать такой, как ты, дорогая, честное слово, иметь приличную постоянную работу с твердым окладом, такую, как у тебя, уютную крошечную квартирку с видом на Манхэттен. Иногда я испытываю желание снова оказаться в Нью-Йорке с его закусочными, бистро, барами и раскаленными тротуарами, потому что, несмотря на все здешнее великолепие, блеск и ухоженность, тут беспрестанно льет дождь, французские мужчины то и дело норовят ущипнуть в метро твой зад. Кстати, о мужчинах. Я совсем недавно обнаружила совершенно потрясающий экземпляр, не имеющий ничего общего — приятное разнообразие — с миром моды и фотографии, он даже не француз; признаюсь, дорогая, последние шесть месяцев я занималась тем, что завлекала местных мужчин и отбивалась от них; за это время я вполне созрела для чего-то нового. Этот бриллиант — англичанин, хотя и не из тех, кто носит котелки или прогуливается по Карнаби-стрит (оказывается, существуют и другие!). 

Его зовут Гарт Купер. Он, кажется, не женат, хотя я не представляю, каким образом ему удалось продержаться до тридцати пяти — у него нет никаких изъянов, я установила это во время нашей поездки за город. Вчера вечером мы отправились в ресторан. Угадай, кого мы там встретили! Нет, ты угадай! Тебе ни за что не удастся это сделать — Уоррена Мэйна! Он, представь себе, подошел к нам и поцеловал меня так, словно я по-прежнему его невеста. Есть же такие наглецы! Я не знала, куда мне деться, не смела даже взглянуть на Гарта, но он нашел это происшествие забавным; по его мнению, Уоррен приехал работать в Париж, чтобы снова быть рядом со мной. Я, конечно, запротестовала, но без большой уверенности в собственной правоте. Если Уоррен действительно последовал за мной в Париж, это уже чересчур! Он способен осложнить мне жизнь, я этого не вынесу, она и так достаточно сложна; иногда мне хочется, чтобы ты оказалась рядом со мной и навела в ней порядок — кстати, в школе еще не начались летние каникулы? Как ты собираешься провести отпуск? Сними проценты с твоего распухшего банковского счета и купи себе авиатур в Париж! Я должна бежать, дорогая, ставлю на этом точку, заботься о себе, с любовью, Джина».

Я снова вздохнула, отпила джин и задумалась о том, какая загадочная вещь сексапильность. Мы с Джиной внешне весьма похожи — или, во всяком случае, были похожи, пока она не стала пользоваться накладными ресницами и не похудела в соответствии с требованиями моды,— однако она явно обладала определенным таинственным свойством, которое отсутствует у меня. Я не могу поверить, что дело тут лишь в одних накладных ресницах; наверно, разгадка заключается в редкой комбинации весьма ординарных генов, унаследованных от наших родителей. В любом случае я всегда находила это несправедливым. Но только исключительно наивные, неискушенные люди ждут от жизни справедливости. Я всегда сердилась на себя, когда ловила себя на том, что снова проявляю эту самую наивность и завидую Джине.

Словно я когда-либо хотела стать фотомоделью! Джина создана для всего этого — Парижа, обилия поклонников, норковых шуб! Я была вполне счастлива моими записями шекспировских трагедий, моими друзьями, воскресными походами в музей «Метрополитен»; у меня была работа, которую я любила, отдельная квартира; если я буду обращаться с деньгами экономно и получу в ближайшее время прибавку к жалованью, то смогу, вероятно, купить маленький блестящий красный «фольксваген»...

На несколько минут в моем воображении возникла следующая картина: швейцар с улыбкой восхищения на лице открывает передо мной дверь моего автомобиля, и я небрежно сажусь в него. Затем я встала, нашла ручку и бумагу, снова села, чтобы обдумать ответное письмо. Я заметила, что мне легче отвечать Джине сразу по прочтении ее письма, когда еще свежо первое впечатление. Сочинять письмо наперсницы, философа, друга спустя несколько дней, когда эмоции уже остыли, было для меня тяжким трудом.

«Моя дорогая Джина! — торопливо вывела я на листе бумаги.— Твой рассказ показался мне весьма обрывочным и неполным, хотя, уверена, я страдаю тем же грехом. Вот мое мнение: 1) тебе отлично известно, что ты предпочитаешь парижские дожди девяносто процентной нью-йоркской влажности, так что не ищи моего сочувствия по этому вопросу. 2) Если метро — столь опасное для некоторых частей твоего тела место, пользуйся автобусом. Войдя в него, тотчас садись на сиденье. 3) Тридцатипятилетний англичанин не внушает мне доверия. С чего это он, похоже, фланирует по Парижу, соря деньгами? И еще — что ты имела в виду, сообщив, что он, «кажется», не женат? Похоже, ты сама подозреваешь обратное. Если это на самом деле так, попрощайся с ним, и тогда через шесть месяцев, когда он вдруг примет благородную позу и решит вернуться к своей жене, мне не придется подставлять тебе плечо, чтобы ты могла на нем поплакать. 4) Тебе не повезло снова встретить Уоррена. Однако, если ты не хочешь видеть его в дальнейшем, воспользуйся простым средством. Скажи ему об этом. 5) Я с радостью приехала бы в Париж и повидалась бы с тобой, но собираюсь купить маленький красный автомобиль, о котором я тебе говорила зимой. Может быть, в следующем году? Относительно ближайшего отпуска мои планы весьма скромны — погощу неделю в Бостоне у Сью и ее мужа, потом проведу неделю в коттедже Нэнси...»

Я остановилась, чтобы перечитать написанное и допить спиртное. Потом снова взяла ручку, чтобы дополнить письмо новостями моей жизни, и тут зазвонил телефон. Повернувшись назад, я схватила трубку и опрокинула пустой бокал.

— Да? — растерянно произнесла я, поднимая бокал и бумагу, сползшую с коленей на пол.— Алло?

— Пожалуйста, мисс Клэр Салливан.

— Слушаю,— рассеянно ответила я; незнакомый мужской голос, прозвучавший на фоне далеких шумов, озадачил меня.

— Мисс Салливан, это Лондон. Вы согласны оплатить разговор с вызывающей вас мисс Джиной Салливан?

Я так растерялась, что даже забыла рассердиться на Джину.

— Лондон? — изумленно произнес я.

— Да, мадам. Я могу...— Оператор сделал вежливую паузу. В его голосе явно присутствовала английская корректность. Или английский акцент.

— Да,— тотчас сказала я.— Да, я согласна. Спасибо.

— Говорите, абонент.

— Джина? — растерянно произнесла я.— Джина, что ты делаешь в...

Но она уже говорила, не слушая меня. В ее голосе звучали панические ноты, она задыхалась от волнения. Ее страх передался и мне, я затаила дыхание.