Неожиданный звонок - Сьюзан Ховач

— Мисс Салливан?

— Мистер Купер?— слишком поспешно сказала я, открывая дверь немного шире.— Пожалуйста, проходите.

— Спасибо.

Он непринужденно переступил через порог. Его волосы, казавшиеся издалека темными, на самом деле были каштановыми; я заметила, что он снова пригладил их рукой, словно они постоянно казались ему растрепанными. Купер был рослым, но не чрезмерно высоким; он не обладал атлетическим сложением, но производил впечатление сильного, выносливого человека. Чувствовалось, что он способен выстоять в любых обстоятельствах. У него был прямой нос, добрый рот и широко расставленные, непроницаемые, светлые глаза.

— Могу я предложить вам выпить?

— Нет, спасибо,— отказался он.— У девушек припрятана в спальне бутылка кошмарного виски, но они всегда достают ее с превеликой гордостью, и у меня не хватает духа сказать им, что эту гадость невозможно пить. Отправимся сразу обедать. Извините, что я предложил встретиться в половине девятого, а не на час раньше. Я забыл, что американцы обедают рано.

— Не суйся в чужой монастырь...— пробормотала я, не в силах придумать ничего другого.

— Со своим уставом?— продолжил он,— Ваша сестра живет так, словно по-прежнему находится в старом добром Манхэттене.

Я не поняла, нравится ему это или нет.

— Это самозащита,— пояснила я.— Здесь все так непривычно.

— Это угнетает,— согласился он, удивив меня.— Французы смотрят свысока на всех, кто родился за пределами этой страны, но вас не должно это беспокоить. Есть нация, которую они ненавидят еще сильнее, чем американцев,— я имею в виду англичан. Они не простили нам Ватерлоо.

Он вернулся к двери и с улыбкой открыл ее передо мной.

— Для меня будет приятным разнообразием пообедать с иностранкой.

Поскольку почти всю прошлую неделю он, очевидно, обедал с Джиной, я не могла понять, что нового для него представит обед со мной, но я не стала спорить. Открыв сумочку, я проверила, на месте ли ключ, и автоматически оглядела комнату, желая убедиться в том, что все в порядке. Купер ждал у двери. Из коридора на его лицо падал косой свет; проходя мимо англичанина, я подняла голову и заметила, что он внимательно изучает меня с непроницаемым, бесстрастным выражением лица.

Кровь прилила к моим щекам; мы пошли по коридору к лифту; я спиной ощущала присутствие следовавшего за мной Купера. Тишина показалась мне неловкой, напряженной. Я ломала голову, подыскивая, чем прервать ее, когда Купер непринужденно сказал:

— Так вот как выглядела бы Джина, если бы не злоупотребляла косметикой и не изводила себя диетой!

Я поняла, что он хотел сделать мне комплимент, но сочла это замечание обидным по отношению к Джине.

— Джина весьма привлекательна,— поспешно произнесла я.

— Я и не утверждал обратного,— отозвался он, открывая дверь прибывшего лифта.

Я не хотела, чтобы беседа оборвалась на этой сомнительной ноте. Когда мы вошли в кабину и Купер закрыл за нами дверь, я произнесла:

— Я бы хотела быть такой изящной, как Джина, и столь же искусно пользоваться косметикой.

Он нажал кнопку первого этажа, и лифт начал опускаться.

— На вашем месте я бы не беспокоился об этом,— сказал Купер.— У вас для этого нет оснований.

Я, похоже, восприняла его слова слишком серьезно. Иголочки закололи мое лицо; я отвернулась в сторону, чтобы скрыть смущение. К счастью, мы оказались на первом этаже и вышли на улицу прежде, чем возникла необходимость продолжить беседу. Купер остановил такси; садясь в машину, я услышала, как он сказал водителю на безупречном французском языке:

— Le Cicero, s'il voiis plait.

— Вы бывали раньше в Париже?— нейтральным тоном спросил Купер, когда такси запрыгало по булыжникам.

— Нет. Это мое первое путешествие в Европу. А вы были в Америке?  

— Я был в Нью-Йорке; мне сказали, что Нью-Йорк — это еще не Америка, так же как Лондон — не Англия.

— Вам понравился город?

— О да,— честно признался Купер.— На самом деле. Знаю, я должен был ужаснуться и заявить, что там все плохо, но я получил удовольствие. Здание «Пан-Ам» восхитило меня.

— Оно находится в двух шагах от дома, где я живу!

Я сообщила Куперу, что этот небоскреб виден из окна моей квартиры.

— У вас, верно, современная квартира со всеми вообразимыми удобствами?— сказал он.

— Ну, не совсем современная, дому минимум десять лет, но она может показаться просторной человеку, ранее жившему в тюремной «одиночке». Удобств действительно много, но они скорее воображаемые, нежели вообразимые. Однако из окон открывается прекрасный вид. Это мой дом, и мне не следует жаловаться на него.

Он рассмеялся.

— Все это очень похоже на мою парижскую квартиру!

— Но у вас есть другая в Лондоне, более просторная?

— Не намного. Но мне не нравится жить в квартирах. Мое любимое место — это загородный коттедж, расположенный в деревне, которая называется Холмбэри Сент-Мэри, это в Сюррее.

— Неужели английские деревни действительно имеют такие длинные, причудливые названия?

Он улыбнулся.

— Это еще очень скромный пример типично английского названия деревни! Попадаются и более экзотические варианты. Мое любимое название принадлежит одной деревне на западе страны — представляете, это Комптон Паунсфут! О, водитель избрал кратчайшую, но скучную дорогу! Мы поедем другим путем.

Подавшись вперед, он заговорил по-французски. Я разобрала слова «Champs Elysees», «Р1асе di la Cincarde» и «La Madeleine». Понимающе кивнув, шофер свернул в переулок.

— Поскольку это ваш первый вечер в Париже, вы имеете право хотя бы мельком увидеть некоторые достопримечательности.

Автомобиль выехал на проспект Виктора Гюго; в конце широкого бульвара я увидела залитую светом площадь Звезды и Триумфальную Арку. Моторы ревели впереди нас, сбоку, сзади. Все водители мчались, как безумные.

— В Париже всегда такое движение?— недоверчиво спросила я, вспомнив величавый ритм нью-йоркских авеню с их бесчисленными светофорами и перекрестками.

— Всегда,— с улыбкой ответил Купер.

Мы обогнули Триумфальную арку и выехали на Елисейские поля. Между деревьями мелькали фонари, по тротуару гуляли люди, вдали, в конце бульвара, что-то светилось.

— Красиво, правда? — сказал Купер.— Мне никогда не надоедает любоваться этой красотой!

— Красиво! — с упреком в голосе сказала я, жадно впитывая в себя все, что видела.— Это еще слабо сказано.

— На моей родине принято скрывать чувства,— заметил он.— Приятно, что есть люди, не стыдящиеся своего восторга.

Мы пересекли уменьшенную копию площади Звезды и поехали дальше вдоль Елисейских Полей. Справа и слева от нас появились здания, кафе под открытым небом, толпы людей.