Сами с усами - Виктор Михайлович Бобылев

медленно вращается вокруг своей оси под шум воды, которая падает на мельничное колесо, а ты, развалившись в кресле, сосешь пиво прямо из бутылки. Красота!..

Черт бы их побрал, эти адамовы скалы и камни! Просто смешно слушать, когда о такой чепухе рассказывают, будто и не видели больше ничего.

Особо в рассказе о поездке за рубеж Семиглазов подчеркнул бы деталь, имевшую место быть при посещении ночного бара в Приморске. Завалился он туда, как оказалось по местным обычаям, очень и очень рано, сразу после ужина, часов в восемь, и несколько оторопел при виде огромного, как аэродром, и совершенно пустого зала.

Робко присел Семиглазов на мягкое кресло, аккуратно обтянутое ярко-красной кожей, и несмело взглянул на невысокую скромную сцену, где располагались музыканты. Как показалось, они не обратили никакого внимания на одинокого посетителя, что-то пиликали сосредоточенно и вразнобой.

Не прошло и пяти минут, как к Семиглазову легкой походкой подошел молодой человек в черном, с иголочки, костюме, в ослепительной, как первый снег, рубашке и с упругим от крахмала, ярчайше белым же, полотенцем на согнутой в локте руке.

Человек этот, подойдя, что-то спросил, Семиглазов не понял, но догадался, о чем он может спросить, и начал не без некоторого смущения:

— Здравствуйте. Пожалуйста… — и вздрогнул от восторженного возгласа подошедшего:

— Здравствуйте!.. О, русский брат!.. Что будет угодно заказать русскому брату?

Семиглазов заказал бутылку пива: пришел он в этот бар не пить и не есть, а просто поглазеть, и официант исчез, как будто провалился сквозь пол, а буквально через минуту оркестрик рванул «Катюшу»…

Семиглазов даже рот от удивления открыл.

Ну, братцы мои, это было как во сне. За многие тысячи километров от своей родины сидит один русский чудак в огромнейшем пустом зале, и ему наяривают любимую песню…

Часов до двенадцати одиноко сидел Семиглазов в мягком красном кресле, пока не появились первые ночные посетители. И до этих самых поздних пор музыканты услаждали его слух русскими песнями.

Хотел Семиглазов подойти к ним, расцеловать, сунуть маэстро что-нибудь за труды, да сдержался: а вдруг не принято?..

Семиглазов чуть не прослезился, когда вспомнил тот приятный вечер в Приморске, и душу расперло гордостью: нет, недаром он, Семиглазов, посетил, заграницу, очень даже недаром, будет что рассказать родным и знакомым…

ЕР С ЧЕМОДАНЧИКОМ

До 1917 года была в русском языке старинная буква Ъ — ер.

Помимо того, что она в подавляющем большинстве случаев ровным счетом ничего не значила, эта буква-паразит, как ее очень точно окрестил писатель Лев Успенский, обходилась в солидную копеечку.

В одном старом издании романа Л. Толстого «Война и мир» буквы-бездельники занимали семьдесят с лишним страниц. Издание вышло трехтысячным тиражом. Следовательно, 210 тысяч книжных страниц оказались занятыми безделкой, чепухой, бессмыслицей.

Вместе с «Войной и миром» вышло в свет еще около тысячи книг по тысяче экземпляров каждая. Значит, в царской России ежегодно печаталось около восьми с половиной миллионов страниц, сверху донизу покрытых буквами-молчунами.

Новая власть объявила решительную войну букве-паразиту, и она сохранилась лишь в некоторых словах в качестве разделителя.

Итак, буквы ера не стало.

Но нет-нет да и мелькнет на здоровом фоне нашей жизни давно забытое ископаемое. Ер замаскировался. Он отпустил бороду, усы, перекрасил волосы, завел галстук, запонки.

Иногда он облачается в старую помятую робу и ходит по улицам новых микрорайонов города Фрунзе с чемоданчиком…

Вы получили квартиру. Но едва ваша семья отметила это торжественное, радостное событие, как в кухне выходит из строя кран. Все попытки усмирить бьющий из трубы фонтан собственными силами оканчиваются плачевно.

Соседи, которые живут этажом ниже, с проклятиями ломятся в двери вашей квартиры.

Жена близка к обмороку.

Сын, которого вы уже в четвертый раз посылаете в жилищное управление, твердит, как попугай, одно и то же:

— Слесаря прислать не могут — на вызове…

Что делать?!

Измученное воображение рисует картины одну страшней другой. В отчаянии вы не видите выхода из ужасного положения.

— Что же делать?..

— А делать ничего не надо, — раздается очень спокойный и, вам кажется, доброжелательный голос. — Пять рубликов, и все будет в полнейшем ажуре.

Это говорит неизвестно откуда взявшийся человек с неопределенным лицом и чемоданчиком в руке.

Это ер-шабашник.

Но, скажите на милость, какое вам дело, что он ер? Вы готовы уплатить втрое больше не только еру — черту, дьяволу, лишь бы избавить семью и соседей от внезапно нагрянувшего бедствия.

Через десять минут вы с искренней благодарностью крепко жмете еру грязную лапу и вытаскиваете из кармана пятерку.

Ер вытягивается в струнку, по-военному склоняет голову, упираясь подбородком в грудь, и лихо щелкает стоптанными каблуками.

Признайтесь, вам очень хочется его расцеловать?..

Так, пользуясь вашей драматической безысходностью и неповоротливостью жилищного управления, благоденствует ер с чемоданчиком.

Примерно в то же время ер в кожаной куртке выстраивает своих подчиненных в коридоре заводоуправления.

— Главный технолог Иванов! — кричит он начальственно.

— Я, — робко отвечает технолог Иванов.

— Сегодня будете подметать литейный цех. В вашем распоряжении все инженеры отдела.

— Как можно?.. У нас работы по горло… — слышатся несмелые голоса.

— Разговорчики! — директорский баритон прерывает любые возражения.

Инженеры из отдела главного технолога испуганно вздрагивают и замолкают.

— Отдел главного механика на месте? — строго интересуется директор.

— Все в сборе! — коротко докладывает главный механик.

— Будете подвозить детали к станкам. Вы старший. Ясно?

— Ясно.

— Шагом марш. Султаналиев, а где твои орлы?

— Здесь, товарищ директор. Но у нас горы срочных разработок.

— Горы вы будете разрабатывать на складе заготовок.

— Товарищ директор! — взмолился начальник конструкторского бюро. — Может, сегодня без нас обойдетесь? Ведь что получается: числится в бюро тридцать инженеров, а работают трое-четверо, не больше. Свыше пяти тысяч рабочих часов провели сотрудники бюро в цехах…

— Вы что — лучше других? — в упор спрашивает директор. Начальник конструкторского бюро теряется:

— Нет, не лучше, однако…

— Раз не лучше — за работу! — скомандовал директор-ер…

Когда-то у буквы ер были защитники. Отдельные воздыхатели предсказывали, что с уничтожением этой буквы русский язык утратит свой своеобразный колорит.

Этого, мы знаем, не случилось. Русский язык стал чище и богаче.

Мы выиграем также, если придет конец ерам с чемоданчиками, ерам в галстуках и прочим другим.

МОЕ — МОЕ И НАШЕ — ТОЖЕ МОЕ

Во фрунзенском парке «Дружба», который расположен выше улицы 50-летия Октября, косил траву приземистый, коренастый мужчина в помятой рубашке и небритый. Старый, молодой — сразу и не разберешь, как будто паутина все лицо затянула.

Когда к нему подошли, он уставился недовольными, прищуренными глазами: «Какого черта мешаете работать? Шли бы вы куда подальше…»

— Кроликам