Чёрный занавес - Корнелл Вулрич

Жена не открыла, не впустила его. Он вернулся к подъезду и позвонил миссис Фромм, жене привратника.

Она выглянула и, казалось, была весьма удивлена, увидев его. Она тоже стала частью всего того странного и непонятного, что окружало его.

— Мистер Таунсенд! Господи, что вы здесь делаете?

— Что я?.. — повторил он в замешательстве.

— Вы решили снова снять прежнюю квартиру? Только скажите слово. Она ждет вас — последние жильцы съехали полтора месяца назад.

— Прежняя квартира? Полтора месяца… — Чтобы устоять на ногах, ему пришлось опереться рукой о стену. — Прошу вас, не дадите ли вы мне стакан воды?

Встревоженная миссис Фромм бросилась исполнять его просьбу.

Странность происходящего была так велика и так непостижима, что Таунсенд почувствовал, как волосы у него встали дыбом. Он изо всех сил старался сохранить душевное равновесие, любой ценой остаться в здравом уме. «Я Фрэнк Таунсенд, — уговаривал он себя. — Я пришел домой, как делаю это ежедневно. Почему со мной должно было случиться нечто странное?»

Когда женщина вернулась, он уже взял себя в руки и мог держаться хотя бы внешне спокойно. Инстинкт ему подсказывал, что ни миссис Фромм, ни кто-либо другой ему не помогут. Напротив, любое его действие только вызовет новые неприятности, может быть, его даже арестуют. Существовал лишь один человек, к которому он мог сейчас пойти, единственный человек, которому он мог полностью доверять. И как можно скорее нужно найти Вирджинию, где бы она ни находилась. Но где ее искать?

— Не скажете ли, где я могу найти мою жену? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и обыденно. — Мне на голову свалился здоровый кусок штукатурки, от удара у меня кружится голова, и я по ошибке пришел сюда…

— Ваша жена, мистер Таунсенд, живет на Андерсон-авеню. — Женщина удивилась, но сообщила все, что требовалось. — Это в двух кварталах отсюда, второй дом от угла. Она несколько раз заходила сюда спросить, не было ли писем на ее имя. На всякий случай она сообщила свой адрес.

— Спасибо, — еле слышно сказал он, отступая. — Право, смешно, как это я… э-э… заблудился?

Она проводила его до выхода на улицу, озабоченно покачивая головой:

— На вашем месте я не стала бы так небрежно относиться к своему здоровью. У вас, возможно, сотрясение мозга…

Таунсенд со стучащим, как молот, сердцем бросился бежать по улице. Теперь он испытывал не только страх. Тайна становилась все более глубокой и темной. Сначала шляпа с чужими инициалами. Потом обнаруженный в кармане портсигар, которого он никогда прежде не видел. А теперь вот его пустая квартира, переставшая быть его жилищем за какие-то несколько часов между утром и вечером. И наконец, привратница говорила с ним, словно с их последней встречи прошли недели, а то и месяцы. Он пустился бегом по направлению к Андерсон-авеню.

В конечном счете нужное место отыскалось, но его охватил ужас, когда он прочел имя. Это было ее имя, а не его. На ящике для писем было обозначено: «Мисс Вирджиния Моррисон». Что она делает в этом незнакомом доме, под своей девичьей фамилией? Почему она так срочно выехала из их семейной квартиры? Что там могло произойти?

Однако, что бы ни произошло, он знал, что все разъяснится. Буквально через несколько минут. Тем не менее эта мысль не принесла ему успокоения. Все стало таким непонятным, что его почти одинаково страшили и продолжающаяся необъяснимость событий, и возможная их разгадка.

Таунсенд позвонил у входа, щелкнул замок, и он оказался в подъезде. Подошел к двери, номер на которой совпадал с номером возле кнопки звонка. Остановился и подождал.

Тянулись минуты, которые ничто не могло остановить. Минуты, похожие на бред, в течение которых ничего не происходило, минуты напряженного ожидания чего-то и смутных догадок, чем это что-то обернется.

Он услышал по ту сторону двери приближающиеся шаги и отступил на шаг назад. Дверная ручка повернулась, язычок замка спрятался, и дверь слегка — на несколько дюймов — приоткрылась. Они оказались лицом к лицу друг с другом.

Он и она. Фрэнк Таунсенд и его жена Вирджиния.

Он любил называть ее своей куколкой. Она всегда напоминала ему тряпичных кукол с веселыми личиками и раскинутыми в стороны руками и ногами; таких кукол обычно сажают на комод или на платяной шкаф. У Вирджинии, видимо из-за длинных рук и ног, была привычка плюхаться в кресло. Она не опускалась в него, как все, а переваливалась через подлокотник. Еще она носила прямую челку, закрывавшую лоб почти до самых глаз. Маленький рот был словно вышит красными нитками. Да, это была она.

Но сейчас кукла выглядела вялой и потрепанной. Она была прежней Вирджинией, это так, но перемены коснулись и ее. Все было так же, и все было иначе. Просто она была чуть поблекшей, с лица ушли яркие краски, не сияли, как прежде, глаза.

Он подумал, что Вирджиния вот-вот рухнет на пол у его ног. Но женщина ухватилась за притолоку, и это помогло ей устоять на ногах. Она прислонилась лбом к дверному косяку и простояла так с минуту, словно глаза у нее устали и, словно уткнувшись в этот чертов косяк, она давала им отдых.

Потом Вирджиния вдруг подалась вперед и очутилась в объятиях Фрэнка.

— Вирджиния, дорогая, дай мне войти, — произнес он. — Я до смерти напуган. Со мной творится что-то несусветное. Я хочу домой, хочу быть с тобой.

Они вошли в квартиру, и она спиной затворила дверь, не выпуская его из своих объятий, словно дверь могла унести его прочь, едва она опустит руки. Потом Фрэнк оказался в спальне и, сбросив ботинки, сидел на краю одной из двух до малейшей детали знакомых кроватей-близнецов. С другой кровати все было снято, даже матрац. Ее отодвинутый к стене голый остов был завален грудой коробок и мелких вещей. Та, на которой Фрэнк сидел, находилась в образцовом порядке. Он откинулся на спину, а Вирджиния, войдя в комнату, приложила к его голове холодный компресс.

Потом она села рядом, взяла в ладони его руку и прижалась к ней щекой. Она молчала. Он знал, что она напугана не меньше его самого. Он вопросительно поглядел на нее.

— Вирджиния, — наконец проговорил он, — та бутылка ржаного виски, что ты подарила мне на Рождество…

— Я сохранила ее, — ответила она прерывающимся голосом, поднялась и вышла из комнаты. Фрэнк чувствовал, что ему необходимо немного выпить.

Вирджиния возвратилась и протянула ему стакан. Он крепко сжал стакан пальцами, словно сама его жизнь зависела от этого предмета.

— Вирджиния, я себя как-то странно ощущаю. Словно я потерялся. Я ничего не могу понять. Может быть, это из-за удара по голове. Я хочу узнать от тебя все. На улице со мной произошли удивительные вещи, хотя они не имеют большого значения. Главное, что тебя заставило сделать это? Почему ты так внезапно переехала, даже не предупредив меня? Почему, когда я сегодня утром отправился на работу…

Она быстро подняла руки и сплетенными пальцами зажала себе рот. Послышался сдавленный вскрик.

Он вскочил на постели и с силой отвел ее руки.

— Вирджиния, скажи мне!

— Фрэнк, Боже мой, что ты говоришь? Сегодня утром?.. Я переехала сюда с Резерфорд-стрит больше полутора лет назад!

Оба являли собой классический образец донельзя взволнованных и напуганных людей. Быстрым движением Фрэнк опрокинул в рот содержимое стакана и сжал голову руками. Пустой стакан подрагивал рядом на пружинах кровати.

— Но я помню, как у дверей поцеловал тебя на прощание! — теряя всякую надежду, сказал он. — И я помню, как ты крикнула мне вслед: «Ты не забыл шарф? Сегодня холодно».

— Фрэнк, — сказала она, — но даже погода могла бы тебе подсказать правду — ведь сегодня тепло, и на тебе не было ни шарфа, ни даже пальто. Ты ушел зимой, а сейчас весна. Тогда было тридцатое января тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Я никогда не забуду этот день… не смогу забыть. А сегодня… Подожди, я хочу, чтобы ты сам убедился.

Вирджиния выскользнула из комнаты, через минуту возвратилась с вечерней газетой и протянула ему.

Фрэнк с ужасом остановил взгляд на дате: 10 мая 1941!

Листы отброшенной газеты веером разлетелись по полу, а он с силой прижал костяшки пальцев к глазницам.

— Боже мой! Что же происходило в течение всего этого времени? В течение этих недель, месяцев, лет? Ведь я помню все до последней мелочи, что происходило в то утро. Я даже помню, что накануне мы ходили в кино посмотреть Макдональда и Эдди в «Розали». Мне кажется, это было вчера. А сегодня после того, как на Тиллари-стрит мне на голову свалился кусок карниза, и после того, как врачи привели меня в порядок, я просто продолжил путь домой. К себе домой. Что произошло за эти полтора года?

— Ты ничего не помнишь?

— Это время пролетело, как щелчок секундной стрелки. Даже еще быстрее, ведь щелчок остается в памяти и ты можешь припомнить его, если надо. А это время пролетело так, словно его и не было.