Забытые на обочине - Александр Горохов

- Спасибо вам за поддержку, коллега.

- Я не кривила душой! - независимо ответила она.

- За это и спасибо. - улыбнулся Лурье. - Подвезти вас до дому? Вы в центре живете или за Волгой?

- В центре... Если вас не затруднит.

- О чем речь.

Они вышли на улицу и в лицо ударил сухой снег - с замерзшей Волги дул холодный ветер и поземка завихривалась на тротуарах. Лурье довел свою спутницу до синего, обшарпанного "форда" и сказал, словно оправдывался.

- Она только с виду иномарка. Старая рухлядь шестнадцати лет. Может быть ещё и не заведется.

Но мотор завелся и Лурье заметил.

- Немного погреем, а то не поедет. Она, как я, - пока с утра пару чашек кофе не выпью, из постели вылезти не могу.

- А я с утра без сигареты в мир не врубаюсь! Прямо в постели курить начинаю, как муж не фырчит! - засмеялась Дора Сергеевна. - Так что, этот мальчик, Марк Семенович, он здоров, или вашу неувереность на комиссии расценивать как опасение? Он никого не убьет более?

Лурье ответил спокойно.

- Моя неуверенность чисто профессиональная. Терапевт скажет: "он здоров, как буйвол". Но я о другом. Гриша Нестеров был вычленен из общей системы жизни мальчишкой. А теперь - это взрослый человек...

- С разумом ребенка? - живо спросила Дора Сергеевна. - У него сохранилось детское восприятие мира?

- Ну, так утверждать нельзя... У него ясные мозги, но это, конечно, не тридцатилетний мужчина в общем понимании. Восприятие мира у него, я бы сказал... ТЕЛЕВИЗИОННОЕ.

- Это как? - не поняла собеседница.

- В последний год, поскольку я уже утвердился в мысли добиться его выписки, в их палату поставили телевизор и с жизнью вне стен своего заточения он и знакомился через экран. - Лурье неловко рассмеялся. - Ничего умней, к сожалению, я придумать не мог. Так что при всем безобразии и искажении действительности, которое наш телеэкран выдает, в целом он, Гриша Нестеров, имеет представление о тех переменах, которые прошли за десять лет. К тому же, он очень много читал... И все же это не мужчина тридцатилетнего возраста.

- Простите, он же воевал в Афганистане?!

- Какой там воевал! - безнадежно отмахнулся Лурье. - Прослужил полгода, и дезертировал из армии в январе, за месяц до выхода наших войск из Афгана.

- Дезертировал? С поля боя?

- Нет... Тут не без черного юмора. На марше в горах его прохватил жестокий понос, он спустил штаны и застрял с автоматом в кустах, а колонна ушла вперед... Потом обстрел, атаки, душманы и прочие военные заварухи... Определение - дезертир. Но под топор его подводить не хотели, дело уже шло к концу... Попал в армейскую психиатрию, а вот там его дела пошли хуже.

- Скажите проще. - твердо прервала Дора Сергеевна. - Его активно "залечили"?

- Трудно сказать. - нерешительно оветил Лурье. - До нас он сменил дюжину лечебниц. Спрева военные, потом гражданские. Но я не о том. Меня волнует его адаптация. Он ушел из СССР, а вернется - в Россию.

- У него никого нет? Никаких родственников?

- За эти годы умерли мать с отцом. Последний, кстати сказать, генерал. Остался только брат, да и тот сводный. Они родные по отцу. Мой парень никуда не писал уже года четыре.

- А вы этого сводного брата не нашли? - спросила она удивленно.

- Давно нашел. На днях я ему опять позвоню в Москву, сообщу, чтоб ждал... Но ощущение такое, что большой любви, мягко говоря, между братишками нет. Вряд ли мой Григорий найдет там опору.

Лурье тронул машину и включил "дворники", которые заработали, издавая скрежет на обледеневшем стекле. Дора Сергеевна сказала убежденно.

- Все равно, Марк Семенович, держать парня мы не имеем права. Скажите, а вот это вздорное предложение Николая Ивановича, чтоб каждый садился в случае чего вместе с пациентом, за которого отвечает, в тюрьму...

Лурье засмеялся, перебивая её.

- Предложение не такое уж вздорное, в данном случае, Дора Сергеевна, я готов подписать такое заявление. Если мой Гриша Нестеров окажется опять под судом - я сяду на одну скамейку с ним!... На преступление он не пойдет, если не создастся такая сверх-экстремальная ситуация, при которой озвереет любой из нас. В том числе и мы с вами. Другой вопрос - как он вообще приладится к бытовому сущестовавнию. Уж больно скверная у нас общая обстановка.

Дора Сергеевна кивнула.

- Вы правы. Время у нас жестокое и подлое, чего уж там, но не думаю, чтоб он сгиб.

- Не знаю, - Лурье выполнил поворот. - Я бы всех таких потерянных и забытых обществом людей, больных и здоровых, собирал где-нибудь в хорошем климатическом районе, в Крыму, к примеру. Давал бы им простую работу по вкусу, нормальный быт и пусть бы жили себе там...

- Резервация?! - удивилась Дора Сергеевна, а Лурье ответил серьезно.

- Да. Если угодно. Резервация, колония, изоляция от нашего мира, который порой похуже любой тюрьмы, любой "психушки". Не все приспособлены к подобной жизни, попросту говоря.

Дора Сергевна засмеялась.

- Я - первая кандидатка в вашу колонию, Марк Семенович! Когда ваша мечта осуществиться, тут же попрошусь к вам!

- Если и осуществиться, то не здесь. - с полуулыбкой ответил он. - Я очень скоро убываю... На свою историческую родину.

- В Израиль?! - уточнила она весело. - В добрый час! Имей я что-нибудь ещё еврейского в себе, кроме имени, последовала бы за вами. Жизнь на земле МОЕЙ исторической родины стала перманентно непереносимой!... Но все же... Марк Семенович, а вам не страшно уезжать?

- В Израиль? - Лурье рассмеялся. - Страшновато... Знаете, Дора Сергеевна, в известной степени я с моим пациентом Гришей Нестеровым окажусь в равном положении. Что он здесь появится у себя дома, что я на земле предков - оба в чужой жизни, оба беспомощны. Вы меня понимаете?

- Я вам верю. - просто ответила Дора Сергеевна и более они к этой теме не возвращались.

Через пять минут Дора Сергеевна вышла из машины:

- Спасибо, Марк Семенович, и, кстати, - С Рождеством Христовым вас! Завтра грядет.

- Вас так же, Дора Сергеевна.

... Приходится отметить, что последующие действия Доры Сергеевны были по меньшей мере непоследовательны, или, сказать точнее, - резко противоречили логике её позиции на комиссии и при беседе с Марком Семеновичем. Озябшая в холодной машине врача, она согрелась в горячей ванне, в теплом халате побродила по пустой квартире, почувстовала себя одинокой, всеми забытой и позвонила самому своему близкому человек на данный момент жизни - полковнику милиции Краснопольскому. Час был поздний, но полковник оказался в своем служебном кабинете. И настроение любимой подруги угадал с первого слова.

- Ты скучаешь и чувствуешь себя всеми покинутой. Так?

- Так. - буркнула Дора Сергеевна.

- Но я приехать сегодня не могу. У меня ночью неотложные дела.

- Вечно у тебя по ночам дела, мильтон паршивый! - изобиделась Дора Сергеевна. - Никогда нет рядом, когда нужен. И, кстати, сегодня вопрос вовсе не в сексуальных радостях, а я к тебе по делу твоего профиля.

- Ух ты! - гулко засмеялся в трубку Кранопольский. - Любопытно. Ну?

- Пару часов назад мы выпустили на свободу убийцу. - уверенно произнесла Дора Сергеевна. - Психа. Маньяка.

- И как он? - с интересом спросил Краснопольский.

- Что - как?

- Уже кого-нибудь угробил?

- Нет. Не успел. Я серьезно тебе говорю! Абсолютный убийца где-то через пару месяцев выйдет на свободу!

- Почему?

- Видишь ли, - Дора Сергеевна начала подыскивать нужные слова. - Его лечащий врач уезжает за границу навсегда. Ему все равно, он перед отьездом решил быть добреньким и милосердным. А нам здесь в подарок на память о себе оставляет убийцу.

- Фамилия? Имя? Возраст? - штатным тоном спросил Краснопольский.

- Нестеров Григорий. Около тридцати лет. Приезжай, я расскажу подробней. Приезжай, мне скучно!

- Утром. - виновато ответил полковник. - Часов в пять. Значит врач выпустил психа преднамеренно?

- Я так думаю... То есть не преднамеренно! - она спохватилась испуганно. - Но этого убийцу нельзя выпускать! Или, если можно, то за ним требуется постоянное наблюдение! Я тебе потому и звоню!

Краснопольский проговорил укоризненно.

- Дора, как ты себе это представляешь? Ты полагаешь, что моего штата достаточно, чтоб я к каждому хулигану мог приставить человека для опеки? Вот пока мы говорим, в Ярославле наверняка уже успели кому-то трахнуть по башке бутылкой. Дай бог, чтоб не топором. Пока мы говорим, в десяти местах...

- Меня места не интересуют! - капризно прервала Дора Сергеевна. Если хочешь для своих отчетов получить лишнее убийство, то можешь на мое сообщение внимания не обращать.

- Обратил. - ответил Краснопольский. - Присмотрю за твоим клиентом. В пять утра приеду.

Дора Сергеевна положила телефонную трубку ничуть не смущаясь двойственностью своих принципов - с одной строны проявила милосердие, остояв свободу неведомого ей Г. Нестерова, с другой строны поставила в известность нужных людей, призвав их к бдительности: завтра некий имярек кого-то "замочит". Все правильно - половина настырных радетелей отмены смертной казни в России в душе полагают, что перевешать и расстрелять следует не только тех, кто уже кого-то убил, но и тех, кто по характеру своему и воспитанию ещё только МОЖЕТ пойти на такое преступление. И тем не менее, поступок Доры Сергеевны нельзя судить строго - он обьяснялся только её настроением, одиночеством в это холодный, вьюжнеый вечер.