Является ли «научное богословие» интеллектуальным нонсенсом? Диалог с Ричардом Докинзом. - Алистер Макграт

1. Для Докинза естественные науки обладают способностью объяснить мир, устраняя необходимость обращения к другим интеллектуальным дисциплинам, таким как богословие. Концептуальное пространство богословия устраняется научным прогрессом.

2. Докинз утверждает, что научный метод вообще и дарвинизм в частности сделали веру в Бога излишней или интеллектуально невозможной. Принятие дарвинистского мировоззрения означает принятие атеизма. Хотя эта тема проникает через все сочинения Докинза, особенно детально она рассмотрена в книге «Слепой часовщик».

3. Докинз настаивает на том, что религиозная вера является ничем иным как «слепой верой в отсутствии свидетельств»[6], а потому полностью противоречит научному методу.

4. Согласно Докинзу, причина того, что вера в Бога остается широко распространенной, обусловлена эффективностью ее средств пропаганды, а не согласованностью с аргументами. Эта эффективная передача обусловлена тем, что Докинз называет «мем» или «вирус», который так или иначе инфицирует здоровые умы.

5. Религия предполагает и распространяет жалкий, ограниченный и искаженный взгляд на вселенную в противоположность замечательному и прекрасному видению естественных наук.

Мы рассмотрим эти аргументы.

Универсальная форма естественных наук

Докинз позиционирует себя как одного из наиболее красноречивых и откровенных сторонников универсальной формы научного метода. Наука является единственным надежным инструментом, которым мы обладаем, чтобы понять мир. Этот взгляд, находящий отражение во всех сочинениях Докинза, особенно акцентирован в книге «Расплетая радугу», которая может рассматриваться как энергичная защита универсальной формы, концептуальной элегантности и эстетической плодотворности естественных наук[7]. Эта идея не является специфичной для Докинза, который здесь отражает редукционистский подход к реальности, представленный в сочинениях таких авторов, как Френсис Крик[8]. Но все же этот подход нельзя поддерживать[9]. В своей утонченной недавней критике философской ущербности большинства современных научных сочинений, в частности в области нейронаук, Беннетт и Хакер делают три фундаментальных замечания, которые лежат в основе наивного взгляда, будто «наука объясняет все»[10].

Прежде всего, не существует в действительности такой вещи как «объяснение мира» - существует только объяснение явлений, которые наблюдаются в мире. Во-вторых, научные теории не могут и не имеют намерения описывать «все в мире». Право, экономика и социология могут быть приведены в качестве примеров дисциплин, которые занимаются феноменами, специфичными для них, без какого-либо подчинения естественным наукам. Используя язык критического реализма, который лежит в основании проекта «научного богословия», можно сказать, что реальность является стратифицированной, и каждый уровень требует исследования и интерпретации с использованием методов и концепций, соответствующих этой страте. В-третьих, существует множество вопросов, которые по своей природе должны быть признаны лежащими за рамками законной формы научного метода, как, например, объяснение падения Римской империи, возникновение протестантизма или начало Первой мировой войны. К таким вопросам относится также и вопрос о том, существует ли цель в природе. Он обычно исключается из споров в рамках естественных наук, особенно эволюционной биологии. В то же время нельзя утверждать, что это незаконный вопрос для человека. Просто необходимо признание, что в силу своих методов и их правильного применения естественные науки не способны ответить на эти вопросы. Проблема не в том, что этот вопрос является незаконным или бессмысленным; просто необходимо понять, что он лежит за рамками научного метода. Решительная помолвка Докинза с «универсальным дарвинизмом» приводит его к предположению, что эта «теория всего» может рассматривать такие вещи. Однако, как я надеюсь показать в дальнейшем, такие надежды являются теоретически неоправданными.

Дарвинизм и невозможность богословия

А что можно сказать о законности самого богословия? Докинз дает поразительно простой пример ответа на этот вопрос. Эволюционный процесс не оставляет концептуального пространства для Бога, и, следовательно, для какой-либо интеллектуальной дисциплины, называемой «богословие» - без того, чтобы оно могло быть объяснено посредством рационального научного объяснения патологического или отклоняющегося умственного процесса, который приводит некоторых людей к вере в Бога, когда в действительности такой Бог не существует. Все, что древние поколения объясняли посредством апелляции к божественному Творцу, может быть объяснено в рамках дарвиновской парадигмы. Нет никакой нужды верить в Бога после Дарвина. Человечество было ребенком. Теперь мы выросли и отвергли детские объяснения. И Дарвин является тем, кто отмечает эту решительную точку перехода. Интеллектуальная история, таким образом, разделена на две эпохи: до Дарвина и после Дарвина. Как полагает Джеймс Уотсон, открыватель структуры ДНК: «Чарльз Дарвин в конечном итоге будет рассматриваться как более влиятельная фигура в истории человеческой мысли, чем Иисус Христос или Мухаммед».

Сказать по правде, эти исторически некомпетентные взгляды, часто возвышающие Дарвина до нелепых уровней, являются широко распространенными в кругах эволюционных биологов. Например, в своем введении в концепцию эволюции Эрнст Майр делает поразительное утверждение, что «Происхождение видов» Дарвина «почти без посторонней помощи повлияло на секуляризацию науки»[11], совершенно не понимая очевидность исторической абсурдности этого утверждения. Возможно, несправедливо выделять здесь Майра, так как он просто следует знакомому упрощению истории культуры, которое можно найти во многих популярных эволюционных сочинениях, которые уже давно дискредитированы серьезной исторической наукой. Даже беглое прочтение ответа Дарвину британских и американских интеллектуальных кругов показывает, насколько все это является диким преувеличением, историческим нонсенсом, который был принят в результате факта простого бесконечного некритического повторения первоначальной ошибки[12]. Реальность гораздо более сложна; если кто-то говорит о «секуляризации» науки, необходимо рассмотреть гораздо большее количество факторов, охватывающих период почти в столетие, нежели провозглашать одного человека или одну книгу повлиявшими на такое изменение в установившемся мышлении. Следуя линии «Дарвин изменил все», Докинз утверждает, что до Дарвина было возможно рассматривать мир как нечто, задуманное Богом; после Дарвина мы можем говорить только об «иллюзии замысла». Дарвиновский мир не имеет цели, и мы обманываем себя, если думаем иначе. Если вселенная не может быть описана как «благо», она также не может быть описана и как «зло»[13].

Во вселенной слепых физических сил и генетической репликации некоторые люди склонны к тому, чтобы причинять боль, другие к тому, чтобы быть счастливыми, и вы не найдете в этом никакой гармонии или причины, никакой справедливости. Вселенная, которую мы наблюдаем, имеет именно те свойства, которые мы должны ожидать, если не существует вообще ни замысла, ни цели, ни зла, ни добра, ничего, но слепое безжалостное безразличие.

Но некоторые настаивают, что на самом деле у вещей есть «цель», и приводят свидетельства замысла вещей в поддержку этого. Так, например, подобные критики утверждают, что внутренняя структура глаза человека указывает на нечто, что не может быть объяснено посредством естественных сил, и это обязывает нас апеллировать при объяснении к божественному Творцу. Как иначе можем мы объяснить огромные и сложные структуры, которые мы наблюдаем в природе?[14] Докинз отвечает на это в двух своих книгах - «Слепой часовщик» и «Восхождение на гору невероятного». Фундаментальный аргумент, общий для обеих книг, заключается в том, что сложные вещи эволюционируют из простых в течение длительного периода времени[15]. Живые вещи «задуманы» слишком невероятно и слишком прекрасно, чтобы возникать случайно. Но тогда каким образом они возникли? Ответ Дарвина заключается в постепенном пошаговом преобразовании из несложных начал, из первоначальных сущностей, достаточно простых, чтобы возникнуть случайно. Каждое последующее изменение в постепенном эволюционном процессе по отношению к его предшественнику было достаточно простым, чтобы возникнуть случайно. Но вся последовательность накопленных шагов конституирует нечто отличное от случайного процесса. Что можно сказать об этом в высшей степени невероятном развитии, нуждающемся в огромном периоде времени для своего осуществления? Докинз исследует его с использованием метафоры «гора невероятного». Если рассматривать ее с одного угла, со стороны «высоких, вертикальных скал», она кажется недоступной для восхождения. Но если посмотреть на нее с другой стороны, гора «мягко откроет пологий склон, покрытый травой, по которому можно постепенно и легко взойти к далеким вершинам»[16]. «Иллюзия замысла», утверждает Докинз, возникает вследствие того, что мы интуитивно рассматриваем структуры как слишком сложные для того, чтобы они могли возникнуть случайно. Отличным примером является человеческий глаз, приводимый некоторыми сторонниками божественного замысла и непосредственного осмысленного творения мира как надежное доказательство существования Бога. В одной из наиболее детальных и аргументированных глав «Восхождения на гору невероятного» Докинз утверждает, что при достаточном времени даже такой сложный орган может возникнуть из чего-либо более простого[17].