Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума - Сичкин Борис Михайлович

Возвращаясь к нашему собранию, Фрадкин его закончил, коротко и по-деловому резюмировав:

— Товарищи, нам надо решить вопрос об обмене Сичкина, в связи с тем, что он бросает нашу Родину, плюет на все то, что сделала для него эта страна и хочет выгодно переметнуться на Запад. Нас он просит в этом ему помочь. Давайте голосовать.

Почти все русские, включая членов партии, проголосовали за меня, а все евреи, которых было большинство, против. В результате тещу выгнали из квартиры, а я получил огромное моральное удовлетворение — еду правильно.

Как я выяснил, в ОВИРе существовало негласное правило пять раз не принимать анкеты под предлогом того, что они, якобы, неправильно заполнены. Поэтому я пришел в ОВИР и сам сказал, что, чувствую, анкеты неправильно заполнены; лучше будет, если я их перепишу и приду завтра. Служащая ОВИРа улыбалась, кивала, и так пять раз. На шестой день у меня приняли документы, и после всех положенных дальнейших мытарств, 23 мая 1979 года мы прибыли в аэропорт "Шереметьево", откуда должны были вылететь в Вену. По дороге в аэропорт мы проехали мимо огромного плаката с изображением Ленина в кепке, с прищуренными глазами и поднятой в приветствии рукой, который гласил: "Верным путем идете, товарищи!", а в самом "Шереметьево" нас встретил транспарант: "Отчизну я славлю, которая есть, но трижды, которая будет!"

Рейс на Вену все время откладывался — то в связи с вылетом комсомольской делегации в Индию, то профсоюзной делегации в Мексику, то партийной делегации в Китай. Я услышал, как один еврей сказал другому:

— Слушай, если они все уезжают, давай останемся.

На таможне меня попросили открыть чемоданы, все переворошили и не разрешили вывезти две подушки и несколько простыней по 2 р. 40 коп. Чемоданы мне укладывал мой сосед Саша Гагкаев, обаятельный человек с огромным чувством юмора, который сидел в отказе из-за сходства фамилий с каким-то Какаевым, к которому родители имели материальные претензии. Когда Сашино дело, наконец, попало наверх к генералу ОВИРа, и тому объяснили, что это ошибка, генерал флегматично произнес "Какая разница, кто в отказе", — и Саша застрял в Союзе. В конце концов, оригинальный Какаев, вероятно, расплатился с родителями, и Саша, талантливый архитектор, сейчас с семьей живет в аиле. Воспроизвести Сашину ювелирную упаковку не удавалось, в чемодан входило не более ..вины содержимого. Я выбросил два одеяла, подушку, но все равно огромное количество барахла свешивалось по краям. Тогда я плюнул, кое как закрыл чемодан, взял ножницы и отрезал все, что торчало. Как позже выяснил, в том числе я отрезал рукав от костюма и манжеты двух рубашек.

Как и все остальные, мы не сомневались, что нас встретят по-праздничному и соответственно оделись: костюмы, галстуки, а жена в длинном платье. В Вене стоял один еврей с лицом дамского портного из Конотопа, в задрипанных штанах коротенькой рубашонке, которая ему, вероятно, досталась в наследство от дедушки, заведующего магазином "Утильсырье". Он вяло на нас посмотрел и сказал с заблатненным еврейским акцентом:

— Кто в Израиль, встаньте направо, кто в Америку — налево. В Израиль направлялись две дряхленькие старушки, которые по возрасту могли присутствовать при закладке московского Кремля, а все рыцари, джигиты, жлобы, которые одним своим видом могли украсить израильскую армию, направлялись в Америку на вэлфер.

— Хорошо, — сказал портной, обращаясь к старушкам.

— Мы сейчас с вами под усиленной охраной поедем в специально укрепленный особняк, а за этими придет автобус и отвезет их в гостиницу.

На вопрос кого-то из нашей группы, почему нет охраны для тех, кто едет в Америку, он отмахнулся: "Кому вы на хуй нужны!" — и все успокоились, почувствовав себя в безопасности.

Возле гостиницы, а вернее, общежития, куда нас действительно привез автобус, нас встретил второй "дипломатический представитель", ярко выраженный жлоб, который заявил:

— Я беру вашу водку, икру и шампанское. Не бегайте по ресторанам — больше вы нигде не получите. И не тяните кота за яйца, устроитесь потом, а сейчас выкладывайте товар.

У меня появилось ощущение, что я не выходил из тамбовской тюрьмы. И этим персонажам кунсткамеры предоставили первую связь с иммигрантами! Я решил разрешенную вывезти водку, шампанское и икру не продавать, а устроить праздник освобождения. И врезали!

Вена красивый ухоженный город, тротуары моют с мылом, чем-то, как в хорошей больнице и тихо, как на кладбище. Люди никуда не торопятся, не нервничают, на лице тихое блаженство, машины не гудят, пешеход может остановиться посередине улицы и читать книгу, и все водители будут спокойно ждать, пока он не дочитает до конца. Такое впечатление, австрийцы (венцы) умерли и попали в рай — никакой жизни, никаких эмоций. Если они так себя ведут и в постели, их половой акт может длиться вечность.

Первое, что я сделал в Вене, это отправил вызов Фрадкину и в придачу к нему письмо следующего содержания:

"Дорогой Марик!

Все в порядке, вся наша мишпуха уже в Вене, все удалось провезти и твое тоже. Как ты правильно сказал, таможенники такие же тупые, как вся вонючая советская власть и бигуди осмотреть не догадаются. Так и вышло, только у Симы очень болит шея, все-таки каждый весил три кило. Пусть Рая до отъезда тренирует шею, у тебя шея, конечно, покрепче, но ты ж в бигудях не поедешь. Как нам сказали, в Америке иконы сейчас идут слабо, а ты знаешь, израильтяне из голландского посольства совсем обнаглели и хотят за провоз 20 процентов.

Марк, вот прошло, казалось бы, всего несколько дней, а мы уже очень соскучились. Все со слезами на глазах вспоминают твое последнее напутствие: "Я рад и счастлив за вас, что вы покидаете эту омерзительную страну, кошмарное наследие двух мерзких карликов: картавого сифилитика Ленина и рябого параноика Сталина. Дай вам Бог!" А как мы смеялись на проводах, когда ты сказал, что был и остаешься убежденным сионистом, а все твои якобы русские песни на самом деле основаны на еврейском фольклоре, сел за рояль, начал их одним пальцем наигрывать и объяснять, из какого синагогиального кадиша они взяты... Короче, ждем тебя и Раю с нетерпением, дай Бог, уже скоро.

Крепко обнимаем, целуем Арон, Пиля, Сима, Двойра и Ревекка".

Как мне впоследствии сообщил конферансье Борис Брунов, Фрадкин тут же побежал в КГБ и начал клясться, что у него нет икон и валюты, и он никуда не собирается ехать. Там (еще раз) прочитали письмо и, пытаясь сохранить серьезное выражение лица, посоветовали успокоиться, его никто ни в чем не обвиняет, многие получают вызовы, но если он не и собирается уезжать, ему не о чем волноваться. Фрадкин, тем не менее, был в панике, жена Рая на нервной почве начала курить.

Забегая вперед, второй вызов и письмо, но уже на адрес домоуправления "для Фрадкина" и якобы от другого лица я послал из Италии и третье, на адрес Союза Композиторов РСФСР Родиону Щедрину для Фрадкина из Нью-Йорка.

Второе письмо:

"Привет, Марик!

Сразу по делу: твою капусту и рыжье получил, но с летчиками больше в долю не падай — они засветились. Канай в Севастополь, свяжись с кентами и попробуй зафузить моряков атомных подводных лодок. Как договаривались, я откусил три косых, остальное твое, тебя ждет. Антиквар превращай в зелень, его не втырить и могут закнокать. Вообще, ходи на цирлах, подальше от катрана, шныров и козырных — тебе сейчас самое время лепить темнуху. Учти, телефон прослушивается — ботай по фене. Слыхал парашу, как ты вертухаям туфту впаривал — все правильно, пока не откинешься, хиляй за патриота. Вся маза тебя ждет, на любой малине будешь первым человеком, братва мечтает послушать в твоем исполнении песни Шаинского. Поменьше пей и чифири, а то, что Рая шмалит дурь, не страшно — главное, чтоб не села на иглу. Бывай, до встречи. Валера".