Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума - Сичкин Борис Михайлович

— Я прекрасно понимаю вашу позицию, — сказал Команин, — но меня немного удивляет тот факт, что вы написали такое количество прекрасных русских песен, а живете мыслями и чувствами Израиля.

— Все мои песни — еврейские, — заявил Шаинский. — Это переделанные под якобы русские песни кадиши. Смотрите, — сел за рояль и начал играть сначала свои песни, а потом соответствующие им еврейские молитвы, подробно объясняя, как он их подгонял под русский колорит.

Вечер закончился всеобщим повальным хохотом.

Александр Лонгин

Саша Лонгин уехал в 1975 году, вызвав всеобщее недоумение: никто его не притеснял, он был ведущим конферансье в оркестре Олега Лундстрема, успешно работал диктором на радио и актером в театре, но, тем не менее, решил одним из первых вдохнуть воздух свободы. Оказавшись в Америке, Саша первым делом позвонил в Москву и попросил выслать ему гречневой крупы. Я сделал вывод, что в Америке нет круп. Потом он попросил черного хлеба. Забегая вперед, в 1997 году я привез ему батон черного хлеба, но он сказал, что этот хлеб крашеный (не зная, что хлеб красят везде, т.к. черной муки не существует), он это американское дерьмо не ест и тут же сожрал его до последней крошки. Из последующих его звонков и писем мы вынесли впечатление, что в Америке давно наступил голод, ничего нет, а то, что есть — не то: Короче, Лонгин плавно влился в категорию тех эмигрантов, которые бросили страну, чтобы не видеть этого кошмара, но нравится им только то, что было. Таких, к сожалению, много, и с этим ничего не поделаешь — на всех мышьяка не напасешься. Саша обладает импозантной внешностью типа Саввы Морозова, Шаляпина или крупного американского миллионера-фермера. Одет он тоже под миллионера — висящие тряпки и мятые сникерсы. Поначалу Саша обосновался в Вашингтоне, где работал таксистом. Он был вечно голоден, поэтому в кармане у него лежала булочка, а во рту всегда торчала большая сарделька, которую его пассажиры принимали за сигару. Это его : спасало с его английским: учитывая, что понять выходца с юга невозможно, пассажиры, слыша . бессмысленный набор звуков, издаваемых Лонгиным и видя сигару-сардельку, думали, что перед ними - техасец и не задавали лишних вопросов.

Я не знаю, каким был Саша в молодости, но в старости — это самец с мертвой хваткой. Вечно в поиске новых баб, и находит. Предпочитает моложе себя лет на 80, но не оставляет вниманием и остальные возрастные категории. Специально распустил о себе слух, что он импотент и под видом импотента перетрахал жен всех своих друзей и знакомых. При этом, однако, великодушен. Саша привез из Союза молоденькую жену, которая его здесь бросила. Я при встрече хотел было выразить свое сожаление, но Саша меня удивил:

— Что ты, Борис! Она сейчас живет с замечательным человеком, и он, говорят, ее прекрасно трахает — дай ей Бог!

И так каждый раз. Когда его бросают, он не о мести думает, а о том, чтобы ее качественно трахал хороший человек. И надо сказать, что у него легкий... ну, скажем, рука — все его бывшие возлюбленные прекрасно устроены. Саша сугубо городской житель — Москва, Ленинград, затем Вашингтон, но он вдруг бросил Вашингтон и переехал в Катскильские горы. Летом там неплохо, а зимой — филиал Колымы. Однажды он затащил меня к себе, чтобы показать свое хозяйство. Посадил меня в джип, и мы поехали сначала по дороге, а когда дорога кончилась, по полю — грязь, ухабы и ямы размером с Большой Каньон. При этом Саша счастливым голосом приговаривал: "Посмотри, какая прелесть". Посмотреть мне ничего не удавалось — после попытки пробить головой крышу джипа на очередном ухабе мы тут же провалились в яму, и я должен был хвататься за переднюю панель, чтобы не разбить о нее голову — и так минут 20.

Хозяйство оказалось большим и состояло из двух огромных собак, двух лошадей, большого козла, голубятни, крысы Зайки, мышонка Арончика и большого полуразвалившегося и невероятно грязного дома, в котором необходимо было повесить плакат "Выходя, вытирайте ноги". Весь этот зверинец, за исключением мышонка и крысы, достался Лонгину от предыдущих хозяев, каждый из которых говорил на своем языке. Животные, в свою очередь, также понимали каждый свой язык. Лошади знали английский. Собаки понимали только идиш. Козел понимал и, кажется, пытался говорить по-польски. Мышонок и крыса в совершенстве овладели русским с большой примесью мата. Иногда, выпивая, Саша путал с кем надо говорить на каком языке, что было очень смешно и вызывало смятение в зоопарке: козел, например, никак не мог понять, каким образом он должен охранять дом.

Саша накормил собак, лошадей, козла и отправился к голубям. Открыл голубятню, просунулся туда по пояс и секунд через 10 вылез — весь от макушки до пояса белый, ни одного черного пятнышка, это ж надо так обосрать человека и в такие кратчайшие сроки! Саша тоже был удивлен и сказал, что у голубей, вероятно, что-то случилось: так его еще никогда не обсирали. Снова, уже полностью, залез в голубятню, через некоторое время весь белый, превратившийся в древнегреческую скульптуру, вылез, держа в руках окровавленного голубя, и резюмировал:

— Зайка — сволочь, и она еще об этом пожалеет. Грозный как Зевс во гневе, зашел в дом и громовым голосом крикнул:

— Зайка, сука!

Откуда-то появилась здоровая рыжевато-серая крыса.

— Ну ты что ж, блядь, я тебя предупреждал? Зайка виновато скребла лапкой, опустила глазки, и всем своим видом пыталась выразить полное раскаяние, что плохо сочеталось с довольной наглой мордой.

— Предупреждал. Три дня на голодном пайке! Пошла на хуй отсюда! Крыса скрылась.

— Арончик! — уже игриво, с ласковыми нотками крикнул Саша. Из дырки в плинтусе вылез мышонок с торчащими ушками; глазки веселые осмысленные и ждущие подарков. Саша направился к холодильнику и, приговаривая:

"Сейчас, Арончик, сейчас, малыш, папочка все приготовит, вот только играть сегодня не будем: у меня гости, поиграем завтра", — вытащил кусочек колбасы, кусочек сыра, сухарик и разложил для Арончика все эти лакомства. Закончив сюсюкать с мышонком, Саша, по-прежнему весь в говне, с сияющим лицом повернулся ко мне и произнес:

— Ну, ты понял, почему надо жить здесь? Понял, как это прекрасно?! Гете сказал, что самое большое несчастье для человека — потерять разум. В отношении Лонгина я категорически не согласен с Гете. Для Саши самое большое несчастье — сохранить его. Это же какое-то чудо: советский человек в глуши, в грязи, с мышами и крысами, в полном говне — и отнюдь не в фигуральном смысле — и счастлив! Саша влюбился в Катскильские горы и решил всех нас приобщить к деревенской жизни. В горах продавался большой участок земли, и он загорелся идеей построить для артистов дачный кооператив. Обзвонил и пригласил на собрание всех потенциальных пайщиков, и, поскольку в числе приглашенных им артистов был Эмиль Горовец, который в то время находился в натянутых отношениях с Александровичем, на меня была возложена задача убедить Александровича принять в этом участие. Я красочно описал Михаилу Давидовичу преимущества жизни на свежем воздухе, прелести рыбалки и сбора грибов, объяснил, что наконец-то у нас появится культурный центр и в конце концов убедил, что это то, о чем Александрович мечтал всю свою жизнь.

Открыл собрание Лонгин, до этого крепко врезавший стопоря, что не могло не сказаться на стилистике его речи.

— Все городские жители укорачивают свою жизнь минимум на тридцать процентов. Есть возможность купить землю и построить артистам дачи. Имея такой кооператив, мы на всех хуй положили.

Александрович, никогда не слышавший таких игривых оборотов, наклонился ко мне:

— Борис, что он имеет в виду?

Я: — Он говорит, что живя в кооперативе мы будем получать удовольствие.

Лонгин: — Но надо торопиться, землю могут перекупить. Не успеем — в жопе.

Александрович: — А это как понять?

— Он говорит о срочности покупки.

Лонгин: — Участок большой, и купить его, а затем застроить мы можем только все вместе. По отдельности нам — пиздец.