Ради Елены - Элизабет Джордж

Добежав до Милл-лейн, Елена свернула к реке. В ее венах пульсировала кровь, и, несмотря на холод, ей стало жарко: пот струйками стекал по ее телу.

Если человеку жарко, значит, все его мышцы работают, говорил Елене отец. Он никогда не употреблял слово «вспотеть».

От реки повеяло прохладой; Елена уступила дорогу двум мусорным тележкам, которыми управлял единственный человек, встретившийся ей утром, — рабочий в зеленой куртке. Он взвалил мешок с мусором на одну из тележек и поднял термос, словно собираясь выпить за здоровье Елены.

В конце аллеи Елена свернула на пешеходный мостик через реку Кем. Ее ноги скользили по мокрым кирпичам. Несколько секунд Елена топталась на одном месте, отворачивая рукав куртки, чтобы взглянуть на часы. Обнаружив, что часов нет, она шепотом выругалась и побежала обратно — к Лондрес-лейн.

Черт возьми! Где же она? Елена вглядывалась в туман, от раздражения шумно выдыхая. Ей не первый раз приходилось ждать, и, послушайся она своего отца, этот раз не оказался бы последним.

Я не хочу, чтобы ты бегала одна, Елена. Хотя ы не бегай утром вдоль реки. Это мое последнее слово. Потрудись выбрать другой маршрут…»

Но Елена знала, что дело не в маршруте. Если она выберет другой, у ее отца найдутся новые возражения. Не стоило вообще ему говорить, что она занимается бегом. Но разве можно было предвидеть, чем это обернется? «Папа, я вступила в клуб любителей бега». Отец решил вновь проявить заботу о дочери. Так же как в тот раз, когда раньше преподавателей просмотрел ее сочинения. Он, нахмурившись, читал их и всем своим видом будто говорил: посмотри, какой я заботливый отец, как я люблю тебя, как я благодарен за твое возвращение, я никогда не оставлю тебя, моя милая. А потом он критиковал сочинения, объясняя Елене, как нужно писать вступление и заключение, на какие вопросы обратить особое внимание, звал на помощь мачеху, а сам сидел, откинувшись на спинку кожаного кресла, его глаза блестели. Посмотрите, какая у нас дружная семья! У Елены по телу побежали мурашки.

Девушка шумно дышала, выпуская облачка ара. Она уже прождала больше минуты. Но из серой мглы Лондрес-лейн так никто и не появился. К черту, подумала Елена и опять побежала к мосту. В маленькой запруде смутно вырисовывать очертания уток и лебедей, на противоположном берегу стояла плакучая ива, печально свесив в воду. Елена в последний раз оглянулась, но никого не увидела и побежала дальше.

При спуске с плотины она, не рассчитав угла наклона, слегка потянула мышцу, поморщилась, но не остановилась. Время летело незаметно; Елена не знала, который теперь час, но была уверена, что наверстает упущенные секунды, выбежав на главную дорогу. Она прибавила скорость.

Пешеходная дорожка перешла в узкую асфальтированную тропинку. Слева блестела река, а справа расстилались туманные поля Шипе-Грин. Из дымки выступали мрачные силуэты деревьев, а перила набережной были единственным светлым штрихом на фоне неприветливого пейзажа. Потревоженные утки слетали с берега в воду; Елена нащупала в кармане остатки утреннего тоста и бросила крошки птицам.

Носки спортивных туфель все больше и больше сжимали Елене пальцы. От холода у нее заломило уши, и она потуже завязала капюшон, потом достала из кармана перчатки и натянула их на озябшие руки, которые уже не могла согреть дыханием.

Впереди река разделялась на два рукава — широкий и узкий, обтекая маленький участок земли, называвшийся островом Робинзона Крузо, южная сторона которого густо поросла деревьями и кустарниками, а северная была завалена нуждающимися в ремонте лодками, яликами, каноэ и плотами. Похоже, здесь недавно жгли костер: в воздухе ощущался запах дыма. Скорее всего, кто-то ночью незаконно пировал на северной части островка и оставил после себя тлеющие угли, поспешно залитые водой. Если бы огонь погас сам, запах был бы другой.

Мчась вдоль острова, Елена с любопытством поглядывала на громоздящиеся там каноэ и плоты. Их деревянные бока лоснились от влаги. Вокруг не было ни души.

Около насыпи тропинка пошла в гору, значит, Елена пробежала первую половину пути. Как обычно, она без труда преодолевала пологий подъем. Ее дыхание было ровным, только слегка теснило грудь. Не успела Елена сменить темп, как увидела их.

Впереди на дороге возникла фигура человека, сидевшего на корточках рядом с кем-то мохнатым, распростертым на земле. Очертания обоих расплывались в туманном воздухе, освещенные дрожащим неровным светом, источник которого находился на насыпи. Вероятно, услышав шаги, сидевший на корточках повернулся к Елене, поднял руку. Мохнатый не пошевелился.

Елена вглядывалась сквозь туман, пытаясь определить, кто перед ней.

Тауни, наконец решила она и бросилась вперед.

При виде приближающейся Елены сидевший вскочил и исчез в густом тумане. Елена с разбега рухнула на колени. Она протянула вперед руки и принялась лихорадочно ощупывать то, что лежало перед ней на земле, — всего-навсего старое меховое пальто, набитое тряпьем.

Смутившись, Елена обернулась, оперлась рукой о землю и попыталась встать.

Внезапно тяжелый воздух словно раскололся надвое. С левой стороны что-то мелькнуло. Елену оглушил первый удар.

Он пришелся в лицо, перед глазами будто сверкнула молния. Она упала навзничь.

Второй удар полностью размозжил лицо Елены, расколов кость, словно стекло.

Третьего удара она не почувствовала.

Было начало восьмого, когда Сара Гордон припарковала свой «эскорт» у здания инженерного факультета. Несмотря на туман и утренние пробки, путь из дома занял меньше пяти минут. По Болотному шоссе через насыпь Сара неслась с такой скоростью, словно за ней гнался целый отряд вампиров. Она поставила машину на ручной тормоз, вышла и захлопнула дверцу. Холодный сырой воздух окутал ее.

Из багажника Сара достала все необходимое: табурет, блокнот для набросков, деревянный ящик, мольберт, два холста. Сложив все это на землю, она заглянула в багажник, раздумывая, все ли взяла. «Угольные карандаши, простые карандаши, краски», — перебирала Сара в уме, пытаясь справиться с нарастающей тошнотой и дрожью в ногах.

Она постояла, склонив голову и глядя на пыльный капот, настраиваясь только на рисование. С самого детства Сара много раз задумывала, создавала и завершала свои работы, поэтому все этапы рисования стали ее близкими друзьями. Натура, свет, композиция, выбор техники требовали полной сосредоточенности. Сара предприняла еще одну попытку. Перед ней открывались прекрасные возможности. Это утро словно сошло с картин эпохи Возрождения.

Семь недель назад Сара отметила дату 13 ноября на своем календаре. На этом маленьком белом квадратике надежды она написала: «Сделай!» — и теперь должна была покончить с восемью месяцами депрессии, призвав вдохновение, без которого прежде не начинала ни одной работы. Если бы только у нее хватило духа преодолеть временный творческий спад.

Она захлопнула капот и собрала вещи. В ее руках они заняли привычное место. Не возникло даже секундного недоумения, как с ними со всеми справиться. Сара подумала, что есть вещи, которые никогда не разучишься делать, как ездить на велосипеде, и это наполнило ее душу минутной радостью. Она отправилась к насыпи и начала спускаться к острову Робинзона Крузо, убеждая себя, что прошлое уже не вернется, что именно здесь она окончательно простится с ним.

Сара долго молча стояла перед мольбертом, не смея думать о целительной силе творчества. Все эти месяцы ее мысли были заняты лишь придумыванием способов самоубийства: она собирала бесчисленные рецепты прописанных врачом таблеток, чистила и смазывала старое ружье, присматривалась к газовой плите, делала петлю из шарфов и все время была уверена, что ее талант мертв. Но теперь это было в прошлом, как и семь недель ужаса, потому что наступило 13 ноября.

Сара замедлила шаг на маленьком мостике через ручей, который отделял остров от просторных полей. Хотя наступил день, туман все еще не рассеялся и толстым серым одеялом окутывал окружающие предметы. Издалека слышалась песня вьюрка, и раздавался приглушенный шум моторов проходящих машин. Где-то у реки крякнула утка. В поле послышался звонок велосипеда.

Слева виднелись запертые и заколоченные сарайчики для ремонта лодок. Впереди десять железных ступенек вели на мост Крузо, перекинутый к болоту на восточном берегу реки. Сначала Сара не заметила, что мост успели перекрасить. Раньше он был оранжево-зеленый с пятнами ржавчины, а стал коричневым с блестящими сквозь туман перилами кремового цвета. Казалось, что под самим мостом ничего не было. Туман изменил все вокруг.

Сара вздохнула, и на миг решимость покинула ее. Невозможно. Ни света, ни надежды, ни вдохновения в этом блеклом, холодном дне. К черту ночные наблюдения за Темзой, которые так любил Уистлер[2]. Лучше не думать о том, что написал бы в такой день Тернер[3]. Никто ни за что не поверит, что она задумала запечатлеть на холсте эту муть.