Гриада - Александр Колпаков

— Как интересно побывать там, где был ты! — воскликнула как-то Лида.

— Когда-нибудь твоя мечта осуществится, — пообещал я.

— Нет, мне не вырваться с Земли, — печально отозвалась она. — Я не профессионал-астронавт…

Разве мы могли тогда предполагать, что ее желание действительно исполнится… через миллион лет!

Ведь нам с ней удалось побывать в удивительной стране Уо…

Незаметно летели месяцы. У меня не хватает слов рассказать о счастье, которое вошло в мою жизнь вместе с Лидой. Я полюбил ее глубоко и сильно. И Лида платила мне взаимностью. Каждый раз при, возвращении из очередного космического полета она встречала меня у семьдесят девятой эстакады, придирчиво расспрашивала о подробностях путешествия, ласково заглядывала в глаза, словно желая убедиться, прежний ли я, не забыл ли о земной девушке в просторах Космоса. Потом мы отправлялись путешествовать на берега Средиземного моря и возвращались оттуда полные сил и здоровья, истосковавшиеся по любимой работе. Да, я не меньше, чем Лиду, любил свою работу — опасную, но интересную работу в Космосе.

Я по-прежнему грезил межзвездными полетами и настойчиво обивал пороги Межзвездного сектора Космоцентра. От меня отмахивались, как от назойливой мухи. А Чешенко даже отворачивался и делал вид, что не замечает меня. Когда же мы неожиданно сталкивались в коридорах, он поспешно скрывался за первой дверью или начинал оправдываться: — Ничего не могу сделать, дорогой Виктор. Дел сейчас по горло: расширенная программа освоения Космоса. Что? Когда к звездам? Просто ума не приложу! — Он виновато разводил руками. — Куда бы это тебя направить? Как назло, все межзвездные экспедиции намечаются не раньше будущего десятилетия. Знаешь что, не торопись, поработай на межпланетных трассах! Подвернется что-нибудь интересное — сразу сообщу.

Я уходил, огорченный неудачей, подолгу бродил по улицам Космоцентра, проклиная скучную работу аварийщика. Ведь я межзвездник. Это мое призвание, об этом я мечтал еще в детстве. И я давно познал то чувство бесконечного пространства, которое отчасти было знакомо в старину летчикам. Они называли его «чувством воздуха». Я говорю «отчасти» потому, что летчики не были полностью свободными: незримые цепи тяготения намертво приковывали их к Земле; им не дано было увидеть звездные миры.

И вот однажды в Управлении Космоцентра я услышал удивительную новость. В Академии Тяготения академик Самойлов спроектировал новый межзвездный корабль — гравитонную ракету.

— Говорят, это второй Эйнштейн, — сказал мне начальник Космоцентра, когда я примчался к нему. — Он открыл новые законы природы. Академик Самойлов утверждает, что его ракета сможет долететь до других Галактик, так как обладает почти неисчерпаемыми источниками энергии.

— Когда он летит? — с нетерпением спросил я.

Андрей Михайлович рассмеялся:

— Не так скоро, как хотелось бы тебе. Во всяком случае, мне это неизвестно. Я лишь знаю, что строительство гравитонной ракеты осуществляет Всемирный Научно-Технический Совет. Ее строят уже десять лет, без излишнего шума, так как дело новое и неосвоенное.

Я стал упрашивать Андрея Михайловича рекомендовать меня академику Самойлову. Начальник долго отнекивался, но потом сдался.

— Ладно, я позвоню ему. Хотя ничего не обещаю. Самойлова осаждают сотни добровольцев, а он чрезвычайно разборчив.

Глава вторая. АКАДЕМИК САМОЙЛОВ

Спустя неделю я мчался по автостраде Космоцентр—Москва и неотступно думал о гравитонной ракете. Принцип ее действия был для меня совершенно неясен. Я имел самые общие представления о гравитонах — носителях тяготения, полученные еще в Академии Звездоплавания. Другое дело — моя профессия, прикладная астронавигация. Любой астронавт скажет, что тяготение — это вполне реальная вещь. И для меня, тяготение было таким же естественным свойством материальных масс, как и инерция, физическая природа которой тоже не познана. Однако в сущность тяготения я никогда не вдавался, ибо знал, что для познания этой сущности моей жизни явно не хватит.

Прямая как стрела электромагнитная автострада, электронное управление машиной и полная бесшумность движения создавали идеальные условия для путешествия. Я то дремал, убаюканный своими мыслями, то разглядывал проплывающие ландшафты. Дорога пересекала гигантские индустриальные районы, раскинувшиеся на всем протяжении от Волги до Москвы. Они сильно отличались от промышленных очагов в прошлых веках. Давно исчезли дым, копоть, шум и грохот. Новые заводы и фабрики, построенные из пластмассы и стекла, работали совершенно бесшумно. Ни один клуб дыма не поднимался даже над металлургическим заводом. Домны отошли в область предания. Энергия, необходимая для плавки металлов, поступала от атомных и термоядерных электростанций. Технологический процесс получения металлов осуществлялся в индукционных вакуумных печах.

…Машина проносится мимо титанового комбината. В начале XXI века титан окончательно вытеснил железо, так верно послужившее человечеству долгие тысячелетия. По сравнению с железом титан обладает исключительной стойкостью к действию кислорода и влаги воздуха, прекрасно противостоит кислотам, щелочам, солям, превосходя в этом отношении даже благородные металлы: золото, серебро, платину. Конструкции и машины из титана живут столетия, тогда как железные и стальные изделия — не более сорока лет. С помощью нейтронного облучения титану придаются самые разнообразные ценные свойства.

Легированный титан — основной металл межзвездных ракет. Его свойства неожиданны и удивительны: он не пропускает космических лучей, выдерживает удары небольших метеоров, необычайно тверд и жаростоек при легкости, не уступающей алюминию.

На горизонте встали строгие корпуса радиационного металлургического завода. Радиационная металлургия — новая, развивающаяся отрасль промышленности XXIII века. Работая в тончайших режимах, радиоактивные аппараты, управляемые кибернетическими машинами, изменяют структуру атомных ядер обычных химических элементов. В результате целой гаммы искусственных превращений возникают редкие и рассеянные элементы — германий, галлий, скандий, иттрий и многие другие, получение которых Обычными методами металлургии чрезвычайно сложно и стоит дорого.

Промышленные районы сменялись сельскохозяйственными. До самого горизонта тянулись прекрасно возделанные поля. Искусственный подогрев и облучение, подземное орошение позволяли снимать по два-три урожая в год, выращивать в северных широтах рис, хлопок, лимоны.

Через шесть часов я подъезжал к столице Восточного полушария, сохранившей название Москва.

В Москве всегда помнишь о героическом XX веке, который смело шагнул к светлому будущему, в тот прекрасный мир, где сейчас живу я и мои братья во всех уголках Земли. Люди XX века принесли неисчислимые жертвы, пролили реки крови, но рассеяли страшную черную тучу фашизма, нависшую над миром в те времена.

И сколько бы раз я ни подъезжал к столице Восточного полушария, меня всегда охватывали чувства сына, встречающего ласковый взгляд матери, ее светлую улыбку и прикосновение заботливых рук.

Гул биения жизни огромного города волнами вливается в мое сердце.

Центр города угадывался легко: там возвышалось гигантское здание Всемирного Научно-Технического Совета. Верхняя часть здания заканчивалась статуями Маркса, Энгельса, Ленина и Труженика Освобожденного Мира. Ночью статуи освещались изнутри и были видны за сотни километров. Сколько раз, возвращаясь из межзвездных экспедиций, я еще издали приветствовал великих провозвестников нового мира. Трасса орбитальной ракеты, возвращавшей меня с восемнадцатого спутника на космодром, всегда проходила севернее Москвы на высоте ста километров. И первое, что возникало на экране моего астротелевизора, была статуя Владимира Ленина, ярко выделявшаяся на фоне погруженной в ночь Земли. И каждый раз мое сердце наполнялось бесконечной гордостью: Ленин, деяния которого принадлежат всем будущим временам, — мой земляк!

…Движущиеся многоярусные тротуары бесшумно и быстро несли меня в научный сектор города.

Был весенний полдень; небо, с утра закрытое густыми облаками, посылало теплый рассеянный свет; солнце из-за складок облачных гор изредка бросало на землю робкий луч, ясный и радостный, как улыбка ребенка. На крышах зданий бесшумно работали электрические установки, направляя вниз ионный ветер-ветер дивной свежести и здоровья. Удобно расположившись в легком кресле восьмого яруса, я скользил глазами по сторонам. Поток бесшумных автомобилей внизу; стаи вертолетов, словно птицы снующих по всем направлениям; колоссальные громады зданий из стекла и пластмассы; тихий говор людей, едущих выше и ниже меня; мелодичный гул пассажирских кругосветных стратопланов, проносящихся высоко за облаками…