Ваал - Роберт Маккаммон

Вудро усмехнулся, не разжимая губ. С сигареты, как мраморные глыбы с вавилонской башни, посыпались хлопья пепла.

— Уяснил, сестричка. Черное мясо тебя не заводит, да?

Мэри Кейт в сердцах хлопнула дверью, и Эрнест резко вскинул голову. Он ненадолго задержал на Мэри пристальный взгляд и вновь отвернулся к телеэкрану. Там длинноногая девушка-синоптик объясняла, что жара, вероятно, продержится до четверга.

Скотина! Мэри Кейт принялась методично протирать грязные пепельницы, расставленные на стойке. Надо менять работу, в сотый раз сказала она себе. Надо найти новую работу и свалить отсюда. Любую работу — лишь бы не здесь. Посмотри на себя, сказала она. Двадцать лет, подавальщица в тошниловке, замужем за недоучившимся словесником, подавшимся в таксисты. Господи! Во что бы то ни стало надо сматываться отсюда, даже если придется сделать то, чего не хочется делать. Интересно, как отреагирует Джо, если однажды ночью в их душной, тесной квартирке она нежно прижмется к нему и шепнет: «Джо, миленький, по-моему, мне куда приятнее было бы работать на панели».

Раздался щелчок — Эрнест выключил телевизор. Клиент уже ушел. Возле кофейной чашки лежал десятицентовик.

— Пора по домам, — проговорил Эрнест. — Еще день, еще доллар. Еще один паршивый доллар. Эй! Вудро! Эй! Ты там запираешь?

В ответ Вудро изобразил раба с плантации:

— Запираю, масса, запираю, а как же!

Мэри аккуратно сложила передник, убрала его под стойку и сказала:

— Я пошла, ладно? Мне надо домой, кормить Джо.

Эрнест все еще подпирал спиной стойку, созерцая погасшее око телевизора. Он не оглядываясь ответил:

— Мне-то что? Иди…

Мэри толкнула матовую стеклянную дверь и вышла. Над входом загоралась и гасла красная неоновая вывеска: «Гриль Эрни». Свет, тьма, свет, тьма, и так тысячу раз за день — Мэри однажды сосчитала.

Воздух был спертый и душный, как в парной. Мэри пошла к остановке своего автобуса в трех кварталах от гриль-бара, стараясь покрепче прижимать сумочку к боку, чтобы ее не смогли выхватить ночные воришки.

Одно время она собиралась пойти на курсы секретарей; они с Джо вполне могли прокормиться и, может, даже немного поднакопить. Но потом Джо забросил учебу, и начавшаяся у него вслед за этим депрессия захватила и Мэри. Они теперь походили на уцелевших в кораблекрушении, чей спасательный плот дал течь: слишком слабые, чтобы жить, слишком испуганные, чтобы умереть, бесконечно плывущие по течению. Это следовало изменить. Так дальше нельзя.

Вдобавок Мэри поймала себя на том, что не уверена, любит ли мужа по-прежнему. Ей никогда не объясняли, что должна чувствовать женщина в подобной ситуации. Отец ее — он работал механиком в гараже в Нью-Джерси, руки у него вечно были в смазке — был человеком строгих правил и консерватором по натуре, а мать, болтушка, страстно обожающая лото, даже после захода солнца ходила в темных очках, словно надеялась, что ее вдруг найдут и введут в мир Кино помощники режиссера, роющиеся в поисках талантов среди уцененных товаров во второсортных супермаркетах.

Конечно, Джо по-прежнему привлекал ее как мужчина. Но любовь? Любовь? Страстное, волнующее погружение в душу другого человека? Мэри затруднялась выразить свои чувства словами, а если бы попросила Джо помочь ей в этом, он поднял бы ее на смех. Дело было не в том, что здоровье Мэри Кейт пошатнулось или ее красота поблекла — ничего подобного, хотя порой, стоя перед зеркалом, она нехотя признавалась себе, что безобразно худа и взгляд у нее стал пустой и равнодушный, старушечий. Нет, определенно, требовались решительные меры.

Сейчас мысли Мэри витали далеко от гриль-бара. Улицу вдоль края тротуара заливал желтый свет фонарей. Мэри шла мимо фасадов жилых домов, и эти пустые, обезображенные рубцами и шрамами каменные лица угрюмо следили за ней, точно склонившие головы монахи. Переполненные помойные баки, мусор в водостоках, истерические газетные заголовки — убийства, поджоги, угроза войны…

Ох уж эта жара, сказала себе Мэри. Ох уж эта жара. Переносица у нее взмокла. Пот собирался под мышками и тоненькими струйками стекал вниз. Сколько можно? Уже две недели нечем дышать. А ведь лето только начинается, самые жаркие месяцы еще впереди.

Вот и остановка. Нет, до нее еще один квартал. Ее шаги гулко раздавались на пустой улице, эхо отражалось от каменных стен. «На сколько еще меня хватит?» — спросила себя Мэри.

Фонарь впереди был разбит. Кто-то запустил в него камнем или бутылкой и разбил круглый стеклянный колпак, но не сумел полностью уничтожить лампочку, и теперь она судорожно мигала, жужжа, точно огромное насекомое, бьющееся в окне: желтый — тьма, желтый — тьма, желтый — тьма. На жутковатые лица монахов, следивших за Мэри, ложились черные тени.

— Поди сюда, — сказал чей-то голос. Тихий, далекий, похожий на детский.

Мэри обернулась, вытирая потный лоб. Рука стала влажной.

Никого. Улица была пустынной и тихой, только жужжала лампочка над головой. Мэри поправила на плече ремешок сумочки, зажала ее под мышкой и, глядя себе под ноги, пошла к остановке. Скоро придет автобус.

— Поди сюда, — повторил голос, холодный и бросающий в дрожь, словно кусок льда, неожиданно прижатый ко лбу. Мэри Кейт застыла на месте.

Она оглянулась. Дурацкие шутки, подумала она. Какой-то сопляк развлекается.

— Не смешно, — сказала она в пустоту.

Но не успела она сделать и шага, как голос негромко сказал:

— Сюда. Я здесь.

Что-то коснулось ее, бесплотное, словно изменчивые клубящиеся пальцы дыма. Она почувствовала, как они пробрались под ее влажное белье, и покрылась гусиной кожей. Голос взобрался по костяной лестнице ее позвоночника и теперь неторопливо спускался.

— Я здесь, — повторил голос, и Мэри обернулась, чтобы заглянуть в черный грязный переулок, пропахший мочой и потом.

Там кто-то стоял — кто-то высокий. Не ребенок. Мужчина? Да, одежда была мужская. Мужчина. Кто? Грабитель? Мэри пронизало желание бежать. Над ее головой зудел разбитый фонарь — желтый, черный, желтый, черный.

— Я вас знаю? Мы знакомы? — неожиданно для себя спросила Мэри и тут же рассердилась: умнее ничего не придумала? Это же бандит! Она покрепче стиснула сумочку. Сейчас она побежит и не остановится, пока он не отстанет.

— Нет, — негромко возразил неизвестный. — Бежать не надо.

Он по-прежнему оставался в тени. Мэри видела только обшарпанные носы ботинок, выглядывающие из-под темных брюк. Мужчина не пытался приблизиться к ней. Он спокойно стоял, опустив руки вдоль тела, — темный силуэт у входа в переулок — и Мэри Кейт почувствовала, как острое желание убежать уходит. Бежать не надо, сказала она себе. Это знакомый.