Персефона - Катерина Скобелева

Летом, во время особого наплыва дачников, такие конфликтные ситуации возникали нередко. Ну не рассчитали при планировке поселка, что практически все владельцы домиков будут приезжать на собственных машинах, начисто игнорируя пригородный автобус, который регулярно – приблизительно раз в два-три часа – торопливо прошмыгивал по шоссе.

Приняв во внимание все перечисленные выше обстоятельства, Рыжик пришла к выводу, что в принципе на данный момент ее вполне устраивает отсутствие дачников. Она не была твердо убеждена, что с честью выдержала бы испытание в виде столкновения со встречной машиной. Сегодня в кой-то веки можно было расслабиться: никаких «конкурентов» на пути не попадалось.

Рыжик привыкла, что машиной занимается Артем. И если даже «Хонду» ведет она, то Артем всегда рядом, на переднем сиденье: «Так… а теперь поворачивай… Так…» Правда, поездки с ним часто напоминали неудачную сдачу экзамена по вождению. Вечно она оказывалась не в том ряду, включала не ту передачу и так далее. Порой она чувствовала себя совершенно по-идиотски. Но зато всегда знала: если что, Артем все уладит, обо всем позаботится. В конце концов, пересядет за руль.

И хотя прошло несколько лет… Только не сейчас, в панике подумала она, не буду, не буду вспоминать об этом. Мы же едем отдыхать.

Рыжик представила, как перечеркивает жирными черными линиями все лишние мысли – иногда этот способ помогал. Но перечеркнутая картинка – портрет человека с серыми глазами – вдруг с такой яркостью всплыла в памяти, что ей на мгновение стало жутко.

Рыжик осторожно бросила взгляд в зеркальце заднего обзора. Даша не смотрела на нее, и она немножко успокоилась. Ей не хотелось, чтобы сестренка увидела выражение ее лица. Хотя, может быть, оно и не изменилось. Рыжик уже привыкла не выставлять свои чувства напоказ.

– Ну, вот и подъезжаем, – прервала она молчание минуту спустя, благополучно справившись с очередным поворотом.

Дом был большой. Огромный, даже если сравнивать с немаленькой московской квартирой. Двухэтажный. Кирпичный. Со всеми удобствами, если не считать в числе удобств телефона и телевизора. Две трети этого дома принадлежали Рыжику. Еще одну треть занимала свекровь, то есть бывшая свекровь, Карина Аркадьевна. Дом, разделенный на две неравные части, некогда представлял собой единое целое, но теперь две территории были отделены друг от друга при помощи запертых дверей – наверху, на втором этаже, и в подвале: Рыжик с Кариной Аркадьевной пользовались двумя разными входами, встречаясь крайне редко. Тем более что мать Артема вообще не особенно часто посещала свои загородные владения.

Дом стоял на самом краю дачного поселка – на противоположной стороне улицы стеной застыл темный ельник, похожий на дремучий бор. На самом деле он был не таким уж дремучим: быстрым шагом, напрямик, можно было пересечь его минут за двадцать, а дальше колючие еловые лапы сменялись вполне жизнерадостными березками и прочей, не столь зловещей растительностью. Но Артему дача понравилась именно из-за первого ощущения четко вычерченной границы между цивилизованным миром дачников и неприрученной природой, между «космосом и хаосом», как он выразился. Граница была соблазнительно неохраняемой. Стоит перейти через дорогу – и ты уже на чужой земле. Рыжику, пожалуй, это нравилось тоже.

Но только не сегодня. Ей почудилось, что ельник стал еще более суровым, словно на границе ввели визовый режим, да и сам коттедж выглядел не так привлекательно, как Рыжику вспоминалось в Москве.

– Мрачновато здесь, – поежилась Даша.

Рыжик и сама была с ней согласна. Пустой дом казался неприветливым и необжитым, точно уже несколько лет стоял заброшенным. Рыжик не могла понять почему: все как раньше. И тем не менее…

Однажды, когда она еще училась в институте, они с Артемом справляли Новый год на даче – вдвоем. Несмотря на отсутствие шумной компании, все традиции были соблюдены: шампанское, маленькая елочка, по смутным подозрениям Рыжика срубленная в ближайшем лесочке, пушистые гирлянды и бумажные снежинки на окнах. Красота.

Потом они уехали в Москву и вернулись только в конце января, когда Рыжик благополучно разделалась со всеми экзаменами. Елочка все еще красовалась в гостиной, ее игольчатые одеяния слегка поблекли, но она еще держалась молодцом.

– Вот уж не думал, что она так долго простоит, – голос Артема в пустом доме прозвучал неестественно громко. – Странно, да? Я ведь даже воды ей не налил.

Он подошел и дотронулся кончиками пальцев до ветки, на которой висел маленький розовый шарик. От прикосновения елка словно вздрогнула, посыпались иголки, и на глазах у Рыжика деревце через несколько секунд превратилась в сухой скелет. Долгое время оно притворялось живым в тишине покинутого дома, но это была всего лишь хрупкая иллюзия жизни, и малейшего вторжения жизни настоящей оказалось достаточно для ее самоуничтожения. Остались лишь унылые веточки, сухие голые веточки, на которых висели игрушки: они были достаточно легкими, чтобы кое-как удержаться. Только розовый шарик покатился по полу и застыл.

Рыжику стало как-то не по себе. Видимо, Артем тоже почувствовал нечто похожее. Он поскорее вытащил скелетик за дверь и смел все иголки в совок. Весь день некогда уютная и хорошенькая елочка провела в сугробе, а под вечер Артем вынес ее с участка. Вернулся минут через десять, отряхнул ботинки щеткой, чтобы не заносить в дом снег. Вот и все.

Теперь прежнее жилище показалось ей похожим на мертвое дерево, все еще хранящее в себе воспоминание о жизни. Дом по-прежнему добросовестно выполнял обязанности гостеприимного хозяина, но как будто по плохо заученной роли. Он помнил правила игры, но они уже стали для него всего лишь тягостной формальностью. Рыжик снова чуть не пожалела, что надумала вернуться.

– Ладно, давай займемся разгрузкой! – с напускной жизнерадостностью предложила она Даше. – Иди-ка к машине, помоги мне.

– А мы пойдем сегодня на водохранилище? – требовательным голосом напомнила сестренка. Это был не вопрос. Скорее утверждение.

– Может, завтра? – попыталась воспротивиться Рыжик. – Это ведь не пять минут туда и обратно, а нам еще вещи распаковывать. Тем более – купаться сейчас все равно еще холодно.

Она ожидала, что Даша будет возражать, поскольку именно водохранилищем в первую очередь сестренка и соблазнилась, когда решала сложный вопрос, ехать на дачу или нет, но та изобразила на лице полнейшее безразличие:

– Ну, как скажешь, – и не проронила больше ни слова, пока помогала Рыжику достать из багажника сумки и оттащить их на крыльцо.

Вообще-то Рыжик покривила душой. Она отложила прогулку вовсе не из-за того, что водохранилище было слишком далеко. Ну да, не пять минут идти, конечно, а добрых полчаса, но по сравнению с уже преодоленным расстоянием разве это проблема? Просто ей вдруг очень-очень не захотелось отправляться куда-то еще, а потом снова возвращаться в негостеприимное, неприветливое жилище. Ей казалось, что если они сейчас распакуют вещи, наведут порядок – точнее, обычный беспорядок, который царит в обжитом доме, то все как-нибудь сразу наладится, и лето за городом пройдет более или менее нормально. Может быть.

Она долго возилась с ключами. Замок никак не хотел отпираться, словно не признавая хозяев и не желая впускать их. Но в конце концов дверь поддалась, и Рыжик проволокла тяжелую сумку в прихожую. Вскоре рядом с первой ношей на стареньком коврике красовались еще две спортивные сумки, поменьше.

– Надо загнать машину в гараж. Постой здесь, а я спущусь в подвал.

Она хотела скинуть туфли в прихожей, чтобы не заносить уличную грязь в дом, но перспектива идти в тоненьких чулках по холодному и пыльному полу показалась ей не слишком заманчивой, и она решила, что немножко свежей грязи для наведения беспорядка тоже не помешает.

В подвале не работал выключатель, поэтому по лестнице пришлось спускаться в полной темноте. Ладонь скользила по деревянным перилам.

А теперь налево, по узкому коридорчику мимо комнатки со стиральной машиной и кладовки. Свет надо будет починить, не пробираться же так каждый раз почти на ощупь.

В противоположном конце не особенно просторного подвала, благоразумно превращенного в гараж, чтобы не пропадало помещение, поднималась лестница на территорию Карины Аркадьевны. Но дверь наверху наверняка была крепко-накрепко заперта. Свекровь, даже когда бывала здесь, предпочитала жить сама по себе и никак не соприкасаться с делами невестки, которая по-прежнему оставалась для нее чужим человеком. Она с самого начала не проявила к новой родственнице особой теплоты («Женишься? Она что, беременна?»), а после того как… Нет-нет-нет, я не буду об этом думать, твердо сказала себе Рыжик.