Красные виноградники - Лариса Зубакова

Благодать

1. «Макушка лета вся в цветах и травах…»

Макушка лета вся в цветах и травах —плодоношенья время предстоит.Сменяет жар полей лесов прохлада,где под горой живой поток журчит.

2. «Преломляется мир в зеркалах…»

Преломляется мир в зеркалах.Распадается надвое свет.на умытых росою поляхперезвон, пересвет, пересмех…

3. «На тыщи вёрст кругом – Россия…»

На тыщи вёрст кругом – Россия:не растоптать, не разорвать.Деревья в росах все – босые;в глазах озёр – небес печать.

«Пусть же кончился август медвяный…»

Пусть же кончился август медвяный,рой пригожих улыбчивых днейвсё кружит. Но с гусиною стаейпокидает тепло на заре

сей приют. Наряжается в инейда рябинную горечь сентябрь.Ближе к утру земля поостынет.Среди дня, ввечеру – благодать.

Невысокое щедрое солнцена прощанье озолотитту дубраву за полем. Смеётсястарикашка. Старик-лесовик.

Деревянная чурка в дуброве.Чур-чура от беды! Холода.Индевелые сдвинутся брови.Смех и шёпот. И скоро зима.

«Зелёный омут темень отражает…»

Зелёный омут темень отражает.Там стебли лилий стелются по дну.но всколыхнулись дальние пожарыи юный август тянут в глубину.

Луна вплывает в омут из-за кручи —таких ночей не будет в сентябре.Вон та звезда упала нынче ночью —она моя. Горячий звёздный смех

прожжёт насквозь усталые ладони.ах, юный август плавает в воде.И месяц – быстрокрылою ладьёюдля лилии, мерцающей на дне.

Летний полдень

1. «Море света и море тепла…»

Море света и море тепла…Посреди – островки, островки…На тысячи мелких осколковразбивается нега летнего дня.

2. «Это солнце…»

Это солнце.        Ромашка в губах,улыбающихся беспричинно.Перепачканный спелой черникойполдня летнего чувственный рот.

3. «Лето – лень и наваждение…»

Лето —лень и наваждение.Нет причин для наших бед.Белый свет – преображение —преломляет отражениев ярко-пёстром чёрных бед.

Осенняя палитра

Вот и кончилась лета услада.Там, вдали, затаился мороз.И ни складу с тобою, ни ладу,сердце бедное. Невтерпёж

разыграться вовсю непогоде:буря, мгла да промозглость насквозьвсё вокруг за околицей бродят.Но подпортить погожий денёк

не вольны. Солнце. Вёдро. А в дымкевся пропахшая гарью костраосень прячется невидимкою,лес обманным путём золотя.

Астры звёздами просятся в небо.Кровь сочится из георгин.Гладиолусов пышные стрелызащищают от мороси мир.

Но поблёкли, вконец побледнелирозы чайные в чахлых кустах,словно заживо саван надели,прошептали погоде: – Прощай!

А природа, цветов не жалея,краски выплеснула на холстыпестрорядных картин, обещаявстречу новой прекрасной весны.

Два гения

1. Тёрнер

Отнюдь не баловень судьбы,но под её звездой рождённый,ты на века опередилтенденции и стили. Тёрнер,

ты на туманный альбионпривнёс иные смыслы, вкусы.Из будущего почтальон,смысл пуританства не нарушив,

иной реальности в дырусам заглянул. А там подсказка.Метель чертила на ветрукруги, всё плотно перепачкав.

Так в жизни или в мастерскойтворит непревзойдённый мастер.Что плотный Рубенс пред тобойили вещественный Веласкес?

Писать, творить иль со-творитьдано извне. И света смысломдвиженье кисти воспаритнад быстротечностью искусства,

где каждый миг запечатлён.Композиционно неподсуденземной итог иным мирам —отчёт о том, что в мире людном

есть зрительный предел лучуиз центра светового нерва,идущего в спираль ночии выпрямленного светом утра.

2. Гойя

Сколько боли, несчастий и горясуждено на веку пережить!О мучительно-горестный Гойя!Живописный роскошный язык:

андалузского жара палитра,хищно-чёткий рисунок – Мадриди цыган плутоватые лица.Впрочем, так же, как лица возниц

в запряжённых волами повозках.По беспутью кастильских земельтянут груз бесконечных уловок,неподъёмно-тяжёлых потерь.

Ты – и грешник, и праведник, Гойя.Мрак сознанья – испанский сапогсжал клещами – не вырваться – горло.Королевство – по коже мороз! —

причесало народ подчистуюи хребет норовит всем сломать.О прозревший в страданьях художник,для тебя эта мука не в масть,

а в погибель безгласному людуокровавленной метой легла.Вороньё, вороньё отовсюду.Чёрной тенью накрылась страна,

полыхнула костром. Инквизитор —сам король, усмиряющий чернь.Это чем-то да будет чреватодля испанской короны, поверь.

А тебе всё дано: и признанье,и наветы дворцовых интриг,и сермяжная голая правда,и посконный народный язык,

на котором не принято с Богомгордым грандам в дворцах говорить.но ущербное счастье – убого.По застывшим канонам творить,

выхолащивать жизнь из палитры,анемичные гладить холсты —не про твой неуёмный характер.Ты, ослепший от красоты

жизни, грешной и бестолковой,в полноте жизнелюбья своейв безысходной Испании, Гойя,светишь ярко зажжённой свечой.

Миллениум

И миг один другой не помнит.Волна волну перекрывает,и ветер вдаль её уносит.– Такого, – скажешь, – не бывает.

Когда встречаются столетья,на миг всё сразу замирает.Ты скажешь: – Это незаметно.Движенья круг не замыкая,

звезда блестящей погремушкойребёнка к себе властно манит.на миг забава, побрякушка,в конце концов его обманет.

Сегодня тянется столетьем;вчера мгновеньем день промчался.Как парадокс преодолеть нам?Сквозь вековую толщь отчаянья

цветут цветы и стынут звёзды.Судьба в движеньи неделимана увядания и вёсны —сжигает всё. И в струйках дыма

разносит по ветру надежды,погибшие и те, что сбылись.И всё в движении, как прежде.И всё давным-давно забылось.

Из цикла «Города»

1. Елисейские Поля

Танцует ночь на площади Звезды.ночной Париж – бродяга полусонный.а тусклый свет зачахнувшей лунывпечатывает в пол стекло оконное.

Ну кто бы мог подумать о таком,что у судьбы встречаются причуды!Ночной Париж изогнутым крыломукроет душу. Оживит. Разбудит.

Разбередит былое. Колдовствомзаманит вновь в блистательные сетинепредсказуемо сбывающихся снов.Но слишком поздно, как и всё на свете,

вплывают грёзы в жизнь – из никогда? —и вот он, вид Парижа первозданныйот площади Звезды. Но где звезда,застывшая в ночи дороги дальней?

Как бабочка на крылышках мечты,боясь просыпать золото с одежды,танцует ночь на площади Звезды,и утро шьёт ей радугу надежды.

2. Дворцовая площадь

Потом заговорить. Словавдруг выплеснутся как-то сразу.но соль колючая спервапрожжёт белейшую бумагу.

В промозглости беспутных дней,вселяющих смертельный ужас,кипящим варевом смолыпрольётся на священный город

дождь. Льёт и льёт. Лучом заризапечатлел надменный Россикрест, вознесённый изнутри,и циркулем раздвинул площадь,

пробив тоннелем толщь стены.Тех гениальных планов росчеркк морям, лежащим на путикрутой дороги русской мощи.

3. Очертания

В Петербурге пурга; в Петербурге метель,и промозгла балтийская сырость.Всё приходит на ум почему-то теперьэта слякоть, тоска да унылость.

А набухшей волны оцинкованный блесквесь изжёван тяжёлым туманом.Отдалённые звуки, приглушенный всплескразыгравшегося урагана.

Там, в высоких широтах, где, сгрудившись, льдыстали лежбищем белых медведей,распускаются звёзд неземные цветыв искромётном сиянии Севера.

Дьявол ночи иной – перечёркнутый крестраспростёрся с отвагой беспечного Юга.…В Петербурге пурга; в Петербурге метель…Жаль, что мы не услышим друг друга.

4. Разведённые мосты

Чёрный жемчуг холодной Невы,где вода тяжелее гранита,переплёскивает валы,упирается в скальные глыбы.

Этот сфинкс иллюзорных ночей,Летний сад, в чёрном золоте скрытый,и мелькнувшего всадника теньс распростёртой карающей дланью.

Упереться стеною в стеклосвета ночи без тьмы. Даже сумерекне сгустить. Днём и ночью светло —только зори мерещатся смутные.

Только призраки улиц, домовнад болотной разбуженной нечистью.Только знаки и числа мостов,разведённых для нас сквозь столетия.

5. Июльский дождь