Пастораль - Ольга Кузнецова

Праздничный обед – суп с тушенкой говяжьей, макароны с тушенкой свиной – открывал Серега. Он поздравил нас с выходом к морю и сказал, что осталось совсем чуть-чуть. Не придерживаясь направления, двигаясь без пути и дороги, мы вышли чуть правее, чем нужно. Слева от нас виднелся полуостров, выходящий в море. Именно туда мы и должны были попасть. На одной из старых карт маленькой башенкой отмечен маяк, вот и хотелось узнать, что же там на самом деле. По прикидкам Сергея – напрямик до мыса не более одиннадцати километров, но сколько реально потребуется проехать, сказать никто не решался. Завтра с утра нам только предстояло разведать – без машин, для экономии топлива – есть ли туда дорога. Вечер прошел у костра – долго пили чай. Степан ушел спать, а Алфей с Димасом таскались вдоль моря и пели песни. Нюша сидела рядом с Серегой. Она, по крайней мере, вечером, не очень-то висела на его шее – лишь пару раз чмокнула в затылок да обозвала невежей за то, что он не знал, что такое релаксация. Я видел, что он специально её разыгрывает. А она велась и всерьез объясняла что-то заумное, наверное, из прочитанных книг. Я вдруг почувствовал себя очень счастливым – на краю земли, с забинтованным пальцем, с расчесами от комаров. Единственное, что портило мне праздник, так это боязнь, что Сергей с Нюшей уйдут вдвоем гулять, как обычно делают парочки, желающие уединиться. Но она вскоре ушла спать в палатку, общую для нас троих, а мы с Серегой еще долго сидели у костра, но говорили мало – смотрели на огонь да слушали песни, доносившиеся со стороны моря.

Утром Нюша будила нас: «Вставайте, засони, завтрак готов! Кто опоздает, пусть готовит конфетку мне на стол!..» О Господи, какой стол, какая конфетка! Но мужики вылезали из палаток, послушно шли умываться. Алфей – единственный, кто брился в дороге, скреб себя одноразовой бритвой, смотрясь в боковое зеркало машины. И вскоре все сидели у костра – четверо взрослых мужиков, припухших ото сна и от вчерашнего спиртного, заросших щетиной – кроме Алфея, разумеется, с руками, в которые въелась грязь местных топей да мазут старых коленвалов и новых тормозных колодок. И все они, как дрессированные медведи, кормились из рук невысокой девчонки, которая раскладывала кашу по мискам, сдабривала топлёным маслом из жестяной банки и наливала чай в разномастные кружки, похожие друг на друга одним – они наверняка ровесницы автомобилей. Моя эмалированная кружка была новой, но еще на первом привале я специально подкоптил ее на костре. Черный чай заварили со смородиной – её целый веник наломал Серега возле одного из ручьев, которые мы пересекли вброд.

Я знал, что меланхоличный Димас работал системным администратором в солидной фирме, Алфей – совсем уж какой-то «белый воротничок» – брокер на бирже, Степан – менеджер по рекламе. Всех их сбивал в команду Серега, слесарь из автосервиса, с его расположенностью к побегам из дома, с любовью к технике и склонностью помучить себя на комарах, а старенький автомобиль – на бездорожье. Честно говоря, я человек не азартный, никогда не смотрел ни футбол, ни хоккей, не знал ни одной фанатской речевки и считал, что не спать до утра из-за матча Аргентины и Ямайки просто смешно. Мне рядом с Сергеем уже стало казаться, что я человек без цели и потому, наверное, без результатов. Для меня главное во всем – сам процесс. Нравилось учиться в школе, но когда одноклассники, жестко определившись, забросили всё, кроме подготовки к ЕГЭ, и натаскивали себя, как гончаки, только на зайца или только на лису, – так говорил нам учитель физики, я продолжал заниматься довольно ровно, в результате получил средние оценки по всем предметам. МГУ мне явно не светил, мне абсолютно ничего не хотелось, и тут, как шанс еще немного подумать и узнать жизнь, замаячила армия. Вот и хорошо, может, там чего-то пойму. Хотя бы просто – кто я, технарь или гуманитарий. Мне казалось, потребуется от меня – и я смогу, напрягусь и сделаю. Но никому ничего не требовалось. Разве что мать иногда просила прикрутить петлю у старенького шкафа, или сходить в магазин, или даже помыть стекла, когда сама болела. Но это всё мелочи, а когда я пытался спросить о более серьезном, она беспомощно разводила руками: «Ты теперь больше меня знаешь». Эх, если бы у меня был отец!.. Отца я не помню – думаю, что он просто бросил нас, но мать никогда так не говорила, и я тоже не спрашивал, чтобы ее не обижать. И тянулся к Сергею – общительному соседу, который на двадцать лет старше меня и при определенных обстоятельствах мог бы быть отцом. Правда, по характеру он казался совсем уж невзрослым – бегал со своими железками и относился ко мне как к равному. И жена его, крупная молчаливая женщина, в моих глазах – уже пожилая, относилась к нему как к ребенку – со снисходительной заботой.

Я, глядя на Сергея и его приятелей, думал, что это совсем другие люди, способные превозмочь, преодолеть трудности, опасности, жаждущие самоутверждения. Если трудностей нет – они их ищут. Найти старый автомобиль марки, которую несколько десятков лет уже не выпускают – может быть, не самое сложное. Куда трудней привести его в рабочее состояние, выискивая на рыночных развалах запчасти, списываясь с владельцами подобных раритетов в других городах, скрупулезно разыскивая недостающие глушители и родные, только так и не иначе, подфарники. Чтобы потом на этих чудах-юдах разъезжать на городских праздниках, раз в пятилетку сняться в фильме про Отечественную войну, а летом всеми правдами-неправдами вымолить у начальства пару недель отпуска или «отгулов за прогулы» и ехать далеко-далеко, чтобы покорять на первом русском «джипе» вычисленные по старым военным картам заветные высоты. В тысяче километров от столицы никакие навигаторы не работали, никакие новые атласы не могли сказать правды, – будто картографы специально шифровали их для подобных бродяг-скитальцев – стерегли эти «белые пятна», нарочно запутывали дороги к неведомым кладам. Например, они рисовали дорогу там, где её реально не было. Да, может, когда-нибудь и проходил зимник. Но сейчас тут можно найти лишь едва уловимую тропу, теряющуюся в болотине, где автомобиль или даже конь в последний раз проходил во время Великой Отечественной. Полувековой лес, выросший на этом месте, беспристрастно об этом свидетельствовал. Так что если маяк на полуострове и стоял, то, наверное, работал только для заплутавших кораблей ленд-лиза.

В то утро мыть посуду Нюша отправила Алфея. Через пару минут до нас донеслись его вопли пополам с истеричным смехом – так у меня смеется китайская игрушка: «Ой, не могу! Море убегает. А-ха-ха! Не хочет, чтобы в нем жир плавал. Ой, держите его! Ой, один не могу!». Мы, недоумевающие, отяжелевшие от еды, пошли за ним. Действительно, море пятилось, уходило, отступало.

– Отлив!

Кто первый потрогал остававшуюся на широкой отмели еще холодную, очень нежную мелко-дисперсную взвесь из глины и песка – уже и не вспомнить. «Как сметана», – изумленно сказал брокер. Степан объяснил: «Няша. Местные жители называют «няша».– «Откуда он всё знает?» – с раздражением подумал я. Но скоро мы уже гонялись друг за другом, стараясь измазать пожирнее, бросались ею, стараясь попасть поточнее. Как пацан, бегал Сергей, а Нюша, как девчонка из детского садика, подпрыгивала, болея за него. Подпрыгивала и била ее по спине рыжая коса. Но тут Алфей подбежал и к девчонке, нехило мазнул по руке, и вот уже она, подхватив горсть убегающей сквозь пальцы грязи, погналась за обидчиком…

Весь тот день мы искали подступы к мысу. Оказалось, что это огромный каменистый горб, поросший белым мхом и соснами. И мы видели слоистые, кроховатые срезы древних отложений, огромные валуны с вросшими в камень тощими, отшатнувшимися от моря соснами, которые тянулись верхушками и крючковатыми, словно изведенными ревматизмом, ветвями к большой земле. Мыс напоминал спину огромного тритона с плавником, который прорезал загустевшую болотину, да так и замер, едва сунув нос в море. В конце концов мы нашли тропинку, ведущую на мыс. Она вилась меж валунов, проходила по шишковатым от наростов корням деревьев. На лебедке можно бы перетащить автомашину через любое препятствие, но дальше снова начинались камни и сосны. Как рассказывал Сергей, хоть эти деревья довольно тонкие, их возраст исчислялся десятками лет. Годовые кольца плотно сжимались, сохраняя сердцевину от арктических ветров, и потому их древесина – твердости необыкновенной. Рубить ее – всё равно что камень: только тупить топор. Да и рубить такие деревья здесь грех… Наверно, за день мы могли бы сходить на мыс пешком – но для моих попутчиков смысл путешествия состоял в том, чтобы покорить его именно на своих авто.

И все-таки выход нашёлся. Идти к мысу нужно по обнажившейся в отлив отмели – так придумал Сергей: