Кладбищенские песни (СИ) - Аникин Дмитрий Владимирович

таких

легких, нежных объятий никогда не бывало нам.

V

Я тот, кто здесь остался. Никакого

пути не захотел. Вверх-вниз изгибы

не по моим ногам. Я сиднем сел.

Кого судьба ведет, того ведет,

да руки у ней коротки тащить

такую тушу тучную.

Сижу

удобно и живу удобно. Мудрость

мощнеет, матереет. Страха нет,

за давностью лет вышел. А надежд

и знать не знал. Я тот, кто здесь остался.

Я тот, кто здесь остался. Затруднюсь

спокойно сформулировать бессмертье

наставшее мое и как оно

во времени, не путаясь, идет

зигзагами своими. Прошлый год,

и нынешний, и следующий я

встречал, встречаю, сколько раз еще,

не путаясь в их цифрах, встречу, выпью

шампанского.

Податливые даты

мелькают, увлекают ум пытливый,

чтоб он ни с чем вернулся. Вот круги

обширные и узкие, вот время,

свернувшееся соразмерно в них,

течет, и любо плавать мне в теченьях

медлительных его.

Плохая память

усиливает ощущенье жизни

обычной, краткой, может, я здесь был,

вот с этой спал, вот это вот читал,

писал уже вот это…

VI

1

Я куда-то зашел, куда не надо,

как-то стежки-дорожки сговорились:

мы его в эту чащу, где деревья

красоты несказанной – инда страшно,

мы его в топь болот, где не утонет, –

сапоги промокнут, да, и весь сопреет, –

но грязн вылезет, сплюнет, чист утрется.

Мы его к потайным приучим лазам,

между сросшихся чащ пусть обдирает

по бокам кожу, лишнюю одёжу –

выйдет бос, выйдет наг, устал, полУмертв.

Я не худший ходок по этим дебрям,

но дыханье сбивается. Казалось б,

этой прорвой лесного кислорода

только легкие тешить, врачевать их

после воздуха-яда городского,

а того и гляди удушьем хватким

подавлюсь, посинеть в корнях устроюсь

того дуба, что в здешнем лесе держит

небеса – невеликая работа,

ибо небо тут низко, серовато,

будто даже не небо, потолок, высь,

а изнанка моста, навеса – ходят

сверху ангелы, гнутся половицы.

2

Дороги-то наши не коротки, не длинны,

дороги-то наши не извилисты, не прямы.

Вон:

пустошь совиная – ух да ух,

соснами, осинами – рух да рух –

к ней идти трясинами – мух-то, мух! –

тропами лосиными – плюх да плюх.

Дороги-то наши не коротки, не длинны,

дороги-то наши не извилисты, не прямы.

Семь верст – топ-топ правая нога,

семь верст – топ-топ левая нога,

до заячьей расщелины,

до кроличьей развилины,

до русаковой загогулины,

до беляковой провалины.

Дороги-то наши не коротки, не длинны,

дороги-то наши не извилисты, не прямы.

А как мозоли намнешь, так повороти нос

туда, где дуб шумит стоерос,

где под ним цвет кишмя медонос.

У дуба камень стоит, как поставил его камнетес,

а на камень кто-то знающий надпись таку нанес:

" Направо пойдешь – комонь сгинет,

налево пойдешь – ворон кости твои раскинет,

а прямо идти – так камень , и нет сквозь него пути,

а назад оглянись, где шел , – сюда не пройти ни в жизнь,

пролегла там теперь бездна вниз".

А ты – ни взад ни вперед,

ни сразу, ни в свой черед,

ни влевь, ни вправь,

ни жив, ни навь,

ни на запад какой, восток,

ни в какой промеж них искосок;

а иди куда хошь,

а как дойдешь,

так сразу поймешь,

что об этих путях-дорогах никак не соврешь.

А дороги-то ваши по расстояниям как понимать?

Если ползти ползком – так день с часком,

если идти пешком – то два с шажком,

если бежать бегом – все три с прыжком,

если на коне скоком – я и не знаю сколько,

а если сиднем засесть – так тут всё и есть.

3

Лес, средняя полоса,

не случаются чудеса,

исхожена грибниками

каждая пядь, слышится

лай собачий,

отовсюду запах жилья,

не заблудиться, – так что ж я

так заплутал,

хоть садись вой, плачь тут?

Спотыкаясь шел,

головой тяжел,

надышался чем

в этой гуще, мгле –

мысли спутаны,

тропы – тут они,

тошно, сердце вон

с горла просится,

комарье гудит,

рядом носится.

Вышел, места знакомые,

я здесь бывал когда-то.

Кто здесь? –

В деревьях шорох,

ветром ветвей ответствуют.

Кто здесь? –

"Какая те разница? –

слышится в ихнем шепоте. –

Зашедшему сюда все едино:

лес, пестрота деревьев, топь.

Думаешь, Подмосковье всё?"

Вижу – изба, я к ней давай,

в двери ломлюсь – шатаются,

хлипкие. "Есть живой тут кто?" –

в крик кричу. Слышу – шаркают

к двери, с замками возятся,

отворяют.

– Ты кто?

– Иван-дурак.

– А я здесь давно хозяйкою.

Аль не признал, любимый мой?

– Ты?

– А кому другому быть…

4

Здравствуй, Ваня, рада встрече,

сколь плутал твой путь далече!

Завела тебя сюда,

чай, удача, не беда.

А узнал, так не стесняйся,

разувайся, раздевайся.

Ну, обнимемся, мил друг,

я готова для услуг.

Расскажу, где меч булатный,

где в Россию путь обратный,

мертвых как расколдовать,

с волком бурым совладать.

Как с Кощеем-братцем сладить,

как тоску-тугу спровадить,

девку как приворожить,

милолику погубить.

Научу, как обратиться

птицей соколом, пуститься

лётом, ветром над землей,

Ужом ползть как под травой.

Ешь, пей, мой ходок усталый!

Я с тобою стопкой малой

водочку за здравье пью –

пей за красоту мою.

Ночка темная настала,

на двоих тоска напала –

полюбиться бы часок,

пока темен, глух восток.

5

Он

Вот и я, кровь темна – жижа холодная,

будто не человек. Кто? Сам не знаю кто –

тварь живая пока, принятый с почестью

всякою здешнею нечистью.

Она

Слова, клятвы твои скопом сбываются.

Помнишь, счастье свое чаял во мне найти?

Да и вечной любви не испугался ты.

Вот она – здесь, сейчас, со мной.

Он

Заклинаю тебя чувством оставшимся:

ворожить перестань – слишком сбываются

заклинанья твои, звезды, сведенные

с неба, слепят в упор меня.

Она

Я тебя, ты меня – что нам считаться-то,

темной, блудной чете, счастьем отмеченной?

Ты – мужчина мой, я – вот, твоя женщина.

Ведь пришел ради этого.

Он

И на что я тебе? Сказочка: битого

на загривке везет бивший, калечивший.

Отпусти, нет с меня толку, любви к тебе,

бесталанный я, конченый.

Не восставить меня к жизни – на кладбище

отправляйся, с могил требуй покойников,

оживи, если есть к делу опасному

редкий дар и охота есть.

Она

Все мы полуживем. Ты, что ль, один такой,

кто на каждом шагу, хром, спотыкается?

Вот так и мы с тобой вместе повалимся,

чтоб тепло, чтоб уютно нам.

6

Так и зажили с тобой счастливо и на славу,

отгородились тыном и лесом по всей округе,

стали страхом чащобным – обходят нас, не по нраву

другим любым то, что мы шли-нашли друг в друге.

Ты хоть ясно кто – но и я духом нерусским тут

весь насквозь пропах. – "Что, погубила молодца? –

смеется. – Ты что же, такой погубленный,

пьешь-ешь в три горла и всю ночь что со мною делаешь?"