Зверь - Ги Декар

При последних словах глаза шефа адвокатов забе­гали, он уклонился от взгляда Дельо, который наконец понял истинную причину его чрезвычайного дружелю­бия.

—       Вот досье, — живо продолжал Мюнье, указывая на пухлую, набитую бумагами папку.

Прежде чем ответить, старый адвокат взвесил на руке эту папку.

—       Я понимаю... Во всяком случае, прославленных моих предшественников не упрекнешь в отсутствии ста­рания. Надо было потрудиться, чтобы собрать такое впечатляющее количество документов. Будем надеять­ся, что все они убедительны.

Не говоря больше ни слова, он засунул досье в свою папку, где лежал «Вестник юстиции», и направился к выходу.

—       Дельо,— смущенно произнес шеф адвокатов,— ты сильно на меня сердишься?

—      Да нет, я не сержусь на тебя. Это твоя работа, вот и все. А я постараюсь сделать свою.

—       Ты не прав, думая так. Вчера, прежде чем ре­шиться пригласить тебя, я перелистал дело, чтобы вы­яснить, почему коллеги от него избавились. Я думаю, что теперь это знаю. Само по себе дело довольно про­стое: преступление установлено. Впрочем, убийца не делал ни малейшей попытки что-нибудь отрицать. Личность жертвы заурядная, но зато личность преступ­ника, этого Жака Вотье, из самых любопытных. Я ду­маю, что это и отвратило всех, кто брался за дело.

—     Да? Ты хочешь сказать, что это монстр?

—       Не буду на тебя влиять. Читай досье, увидишь сам. И может быть, тебе понадобится отсрочка, чтобы подготовить защиту?

—        Я сделаю все, что можно, чтобы этого избе­жать,— ответил Дельо.— Взялся за гуж, не говори, что не дюж: преступление совершено, наказание должно следовать без отсрочки. Или заключенный виновен и должен быть осужден как можно скорее, или, если он невиновен, несправедливо держать его в заключении.

—        В данном случае, старина, кажется, что вина твоего клиента не может вызывать сомнений. Впрочем, все в его поведении после преступления свидетельству­ет о том, что он признает себя виновным.

—      Позволь тебе заметить, дорогой шеф, что этот пункт касается только нас двоих — его и меня.

—      Разумеется. Но ведь ясно, что убил он! И в кон­це концов, какое могут иметь значение шесть или семь месяцев предварительного заключения сравнительно с тем сроком, который ему предстоит получить, при ус­ловии, конечно, если тебе удастся спасти ему жизнь.

—      Через неделю я зайду к тебе и выскажу свои со­ображения,— вместо прощания просто сказал Дельо.

Он посчитал излишним подать руку этому «шефу», навязавшему ему дело, от которого все отказались.

Проходя по Торговой галерее, у входа в зал ожида­ния он столкнулся с Берте, одним из многочисленных коллег, которые обычно делали вид, что незнакомы с ним.

—     Это вы, Дельо! — воскликнул Берте.— Как пожи­ваете, дорогой друг?

Дельо чуть было не выронил папку. Это был день сюрпризов.

—     Желаю успеха, — продолжал собеседник, указы­вая на пухлую папку. — Предстоит выступление! Дело хоть интересное?

—      Да,— ответил старый адвокат, принимая довери­тельный той,— дело очень громкое.

—    В самом деле? В уголовном суде?

—      В суде присяжных,— небрежно ответил Дельо и удалился, оставив Берте потерявшим дар речи от изум­ления.

Проходя в вестибюль, где надо было обменять по­тертый ток на помятую шляпу, новый защитник Вотье подумал о том, что стоило только произнести всего два слова, магических и пугающих — «суд присяжных», чтобы тут же вырасти в глазах окружающих Теперь во что бы то ни стало надо было добиться успеха. Но что могло там быть, в этом досье, которое никого не привлекло?

Он узнал об этом несколькими часами позже, читая и перечитывая бумаги, собранные двумя предшествен­никами. Некоторые были испещрены замечаниями Дельо начал с того, что стер их все Сам он никогда не делал никаких замечаний, предпочитая держаться стро­гой точности документов и полагаться на свою память.

За окном была зимняя ночь, хотя шел всего шестой час вечера. Рабочий кабинет, бывший одновременно приемной и библиотекой в скромной квартире Викто­ра Дельо, которую он занимал многие годы на пятом этаже старого дома по улице Сен-Пэр, был освещен только настольной лампой с зеленым абажуром. Адво­кат шаркающей походкой подошел к стенному шкафу в коридоре, достал выцветший халат и надел его поверх куртки, как мантию. Затем прошел в кухню, разогрел приготовленный служанкой кофе. Отнес кофейник и чашку с отбитым краем в кабинет, кофейник пристроил на печи, единственном источнике тепла в квартире, а чашку оставил на протертом до дыр ковре у ножки древнего кресла, в которое погрузился, закурив одну из сигар, предложенных ему Мюнье.

С полузакрытыми глазами Виктор Дельо размыш­лял. Он только дважды выходил из этого состояния погруженности в себя — чтобы протянуть руку к теле­фонному аппарату:

—      Алло! Мэтр Шармо? Это Дельо. Не имел чести лично знать вас, поскольку нам еще не приходилось встречаться по профессиональным делам. И поверьте, дорогой собрат, я сожалею об этом. Я позволил себе позвонить вам в связи с делом Вотье, которое я только что унаследовал, если можно так выразиться. Нет, это уже не мэтр Сильв. Что делать, я согласился! Это и есть главная причина, которая заставила меня по-дру­жески и строго конфиденциально к вам обратиться. Я хотел бы узнать, почему вы предпочли отказаться от этого дела?

Ответ был долгим и невнятным. Виктор Дельо слу­шал, покачивая головой и время от времени вставляя реплики: «Да, да» или «Как это странно!» Когда Шармо наконец закончил, старый адвокат сказал ему с профессиональной вежливостью:

—      Извините еще раз, дорогой собрат, за причинен­ное беспокойство. Я хорошо понимаю высшие сообра­жения, которые против вашего желания заставили вас отказаться выступить защитником по этому делу. Я чрезвычайно благодарен за вашу любезность и надеюсь на днях иметь счастье ближе познакомиться с вами.

Через несколько минут он набирал новый номер.

—      Алло! Я коллега мэтра Сильва, Дельо, и хотел бы поговорить с ним. Да, Дельо, по буквам: д, е, л...

Он отметил, что его имя, должно быть, не часто произносилось в кругу прославленного собрата. Впро­чем, ему это было совершенно безразлично.

—     Алло! Мэтр Сильв? Это Дельо...

Последовали те же извинения за причиненное бес­покойство, тот же вопрос. Он слушал, так же покачи­вая головой, и положил трубку со словами: «Забавно! Очень забавно!»

В комнате, благоухающей ароматом сигары, уста­новилась тишина. За окном становилось все темнее, но лампа с зеленым абажуром горела до самого утра.

Когда рано утром служанка вошла в квартиру, она с удивлением обнаружила хозяина спящим в кресле. Заглянув в спальню, чтобы проверить, ложился ли ад­вокат, услышала из кабинета усталый голос Дельо:

—    Это вы, Луиза? Который теперь час?

—    Восемь, мсье.

—     Уже! — проворчал адвокат и добавил: — Каждое утро вам надо повторять, дорогая моя, что обычные смертные нам говорят «мэтр». Почему? Не знаю, но это так. Сделайте мне побыстрее кофе.

—    Вы уже все выпили? Вы, наверно, совсем не спали?

—     Да, почти...

Во время этой длинной бессонной ночи, вскоре пос­ле телефонного разговора с Сильвом, у Виктора Дельо была встреча.

—      Добрый вечер, мэтр. Я очень беспокоилась, ис­кала вас повсюду во Дворце.

—    Я вернулся раньше, чем обычно.

—     Но вы здоровы?

—    Да, внучка.

Даниель не была ни его внучкой, ни какой другой родственницей, но он привык так называть студентку, писавшую диссертацию на юридическом факультете. Как и многие другие, подобные ей, Даниель Жени со­биралась стать адвокатом. Несколько месяцев назад со­вершенно случайно в одном из кафе на бульваре Сен- Мишель она познакомилась с Виктором Дельо. Очень скоро между старым волком от юриспруденции и начи­нающим адвокатом установились добрые отношения. Со своей обычной склонностью к противоречиям Вик­тор Дельо посоветовал молодой девушке после завер­шения учебы не вступать в сословие адвокатов, заме­тив, что право ведет куда угодно при условии, если им не заниматься профессионально. Это озадачило Даниель, которая пять лет назад прибыла в столицу пере­полненная молодыми амбициями и надеждами. С тро­гательной искренностью ее новый друг рассказывал о нищете, которая ее ждет, если ей не удастся утвердить­ся после первых же процессов. Он дал ей понять, что его личный опыт позволяет ему, более чем кому-либо другому, давать такие советы.