Зверь - Ги Декар

—     Да, да! Виновный понес наказание, а невиновный оправдан. Как чувствует себя мой бывший клиент?

—     Вы, наверно, сильно обижены на него, так же как и на его жену, за то, что ни он, ни она до сих пор не явились выразить вам свою благодарность?

—      Это в порядке вещей, мсье Роделек. Вам самому давно известно, что истинное вознаграждение не в люд­ском признании. Но давайте не будем говорить об этом и вернемся к моему вопросу: как дела у Жака?

—      Хорошо. Даже очень хорошо. Могу вам сказать сегодня, что он снова будет счастлив.

—     Прекрасно!

—       Главная цель моего приезда в Париж заключа­лась в том, чтобы помирить его с женой, которой он все простил.

—      Я так же, как и вы, всегда думал, что они со­зданы друг для друга. Разве нежность не есть основа большой любви?

—      Да, я всегда так думал... и рад сказать вам, что мне удалось уговорить Жака и Соланж приехать на несколько месяцев в Санак, где они снова смогут обрес­ти друг друга в родственной им среде. Завтра утром мы выезжаем туда.

—       Счастлив слышать это от вас. А сами вы, мсье Роделек? Давайте поговорим немного о вас. Как вы себя чувствуете?

—      Я старею, как все. Несмотря на очки, плохо ви­жу— слабеет зрение. Все больше и больше глохну... Со­гласитесь, любопытно было бы, если бы я вдруг ослеп и оглох после того, как худо-бедно научил многих своих несчастных воспитанников слышать при отсутствии слу­ха и видеть при отсутствии зрения? Если бы это слу­чилось, я благодарил бы Бога за то, что он дал мне раз и навсегда по-настоящему понять то состояние, в котором находятся мои дорогие ученики.

—     Вы все тот же, мсье Роделек.

—    И вы тоже, дорогой мэтр.

—      Может быть, отличительная черта старых холо­стяков в том и состоит, что все они немного похожи друг на друга?

—     Несмотря на громадное удовольствие от беседы с вами, я вынужден вас покинуть,— сказал Ивон Роделек, вставая.— У меня еще один визит.

—      Держу пари, что речь идет о каком-нибудь не­счастном, которого вы хотите увезти в Санак.

—        Вы замечательный психолог, дорогой мэтр. Да, действительно, речь идет о несчастном ребенке, тоже слепоглухонемом от рождения. Еще не знаю, смогу ли я его взять в Санак, хотя очень хочу воспитать еще од­ного, двадцатого своего ученика, перед тем как отойти в иной мир.

Оставшись один, Виктор Дельо облачился в выцвет­ший халат, надел домашние туфли и погрузился в крес­ло. Хотя глаза его были закрыты, он не дремал. Он вспоминал весь процесс по делу Вотье, его многочис­ленных участников-свидетелей, среди которых были и малоприятные, и неловкие в своем чрезмерном стрем­лении помочь подсудимому; изворотливого и агрессив­ного генерального адвоката, спокойного и понимающего председателя, наконец, самого подсудимого, замкнув­шегося в молчании. Потом он подумал о завтрашнем отъезде Жака, Соланж и Ивона Роделека с новым вос­питанником. Адвокат хорошо понимал сердце старого человека и знал, что он не устоит перед желанием вне­сти свет в сознание и пробудить душу еще одного су­щества. Четыре человека сойдут завтра с поезда в Санаке; на площади перед скромным вокзальным зданием их будет ждать улыбающийся и говорливый брат До­миник, который отведет их к крытой старым брезентом повозке и по пути расскажет последние новости. Эта по­возка служила для выездов в город, на ней же достав­ляли и продовольствие для института. Запряженная в нее пегая лошадь по возрасту могла почти сравниться с Валентином, совмещавшим обязанности кучера и са­довника. Виктор Дельо, побывавший в институте, знал, что у каждого там было несколько обязанностей, ску­чать времени ни у кого не оставалось.

По-прежнему погруженный в мечтания, он предста­вил себе, как тронулась повозка. На облучке рядом с Валентином — брат Доминик, весело здоровающийся со всеми своими многочисленными знакомыми. И никто из посторонних не знает, что внутри древней повозки си­дит— ни жив ни мертв — еще один обделенный судьбой, которому предстоит соединиться с братьями по несча­стью. Он тоже ничего обо всем этом не знает — двадца­тый по счету ученик Ивона Роделека, пристроившийся рядом с девятнадцатым — Жаком Вотье, который давно уже не зверь, а такой же человек, как все, способный снова стать счастливым.

Путь предстоит долгий: адвокат знает это, потому что в этой же повозке его отвозили на вокзал к париж­скому поезду, когда он в первый раз побывал в Санаке. Того посещения он никогда не забудет.

Этот путь может показаться нескончаемым нормаль­ному человеку. Но ни Вотье с его обманчивой внеш­ностью, ни хрупкая Соланж, ни добрый Роделек, ни аморфное существо — новый воспитанник, ни болтливый

Доминик, ни смиренный Валентин обычными людьми не были. Эти шестеро были особыми людьми в век вы­соких скоростей, прогресса, эгоизма, подлости.

Виктор Дельо очень отчетливо представил себе, как остановилась повозка перед большими воротами с вы­веской: «Региональный институт глухонемых и слепых». Кирпичные, полинявшие от времени стены по обеим сторонам ворот кажутся громадными, похожими на тю­ремные. Ворота открываются, и повозка тяжело въез­жает во двор. Пока их тяжелые створки закрываются, Виктору Дельо кажется, что он слышит, как во внут­реннем дворе постукивают деревянные башмаки, как поскрипывает под колесами повозки гравий. Затем все стихает: ни один звук не долетает больше из-за высо­ких стен...

Вновь прибывший несчастный малыш находится, должно быть, в оцепенении — в ожидании, пока добрый гений не зажжет свет во мраке его сознания. Молодые руки нежной Соланж соединятся со старческими натру­женными руками Ивона Роделека, чтобы сотворить но­вое чудо. И может быть, даже молодой женщине, еще не склонявшейся над чадом, вышедшим из собственного ее чрева, материнский инстинкт подскажет, как приду­мать еще одну тряпичную куклу вроде Фланелли, кото­рая поможет несчастному малышу установить первый контакт с жизнью.