Книги крови V—VI: Дети Вавилона - Клайв Баркер

За шлепком последовал детский рев. Элен воспользовалась моментом, чтобы вернуться к фотоаппарату. Но женщина не наговорилась.

— Это не только снаружи, нет, — заметила она.

— Простите? — переспросила Элен.

— Они вламываются в опустевшие квартиры. Городской совет пытается заколачивать двери, но это бесполезно. Так или иначе, они туда влезают. Гадят там и пишут мерзости на стенах. Устраивают пожары. Чтобы никто не мог въехать обратно.

Эти слова возбуждали любопытство. Отличаются ли существенным образом граффити внутри от тех, что снаружи? Это стоит исследовать.

— А здесь поблизости вы знаете такие места?

— Пустые квартиры?

— С граффити.

— Прямо возле нас одна или две, — охотно отозвалась женщина. — Я из Баттс-корта.

— Вы могли бы их мне показать? — спросила Элен.

Женщина пожала плечами.

— Кстати, меня зовут Элен Баченан.

— Энн-Мари, — назвала себя мать Керри.

— Я была бы вам очень признательна, если бы вы показали мне одну из этих пустых квартир.

Энн-Мари, озадаченная энтузиазмом Элен, не скрывала удивления. Вновь пожав плечами, она ответила:

— Там не на что особенно смотреть. Только еще больше дряни.

Элен собрала свое снаряжение, и они пошли бок о бок по пересекающимся коридорам между зданиями. Хотя все вокруг было приземистым и дома имели не больше пяти этажей в высоту, окруженные стенами четырехугольные дворы рождали ужасающее чувство клаустрофобии. Лестницы и переходы — мечта воров — изобиловали глухими углами и скудно освещенными подворотнями. Мусоропроводы, по которым с верхних этажей скидывали мешки с отходами, давно были заперты, потому что во время пожаров действовали как воздушные шахты. Ныне пластиковые мешки с мусором высоко громоздились в проулках. Часть их разодрали бродячие собаки, а содержимое рассыпалось по земле. Запах, неприятный даже в холодную погоду, в разгар лета должен был сшибать с ног.

— Мне туда, — сказала Энн-Мари. — Где желтая дверь. — Потом она указала на противоположную сторону двора. — Пять или шесть квартир, считая от того конца. Две из них уже несколько недель как пусты. Одна семья переехала в Раскин-корт. Другая удрала посреди ночи.

Она повернулась к Элен спиной и покатила коляску Керри, продолжавшего пускать слюни.

— Благодарю вас! — крикнула Элен вслед.

Энн-Мари через плечо быстро взглянула на нее, но не ответила.

С нарастающим предвкушением открытия Элен шла вдоль ряда квартир на первом этаже. Большинство их, пусть и обитаемые, не походили на человеческое жилье. Шторы плотно задернуты, молочных бутылок у порогов нет, как и игрушек, которые дети обычно забывают там, где играли. Не наблюдалось ничего, связанного с жизнью. Однако здесь было больше граффити, грубо намалеванных на дверях Элен разрешала себе только небрежно взглянуть на надписи — отчасти из страха, что как раз в тот момент, когда она будет изучать эту отборную ругань, двери распахнутся, но больше потому, что горела желанием увидеть, какие откровения таят в себе пустые квартиры.

Ядовитые запахи, свежие и застоявшиеся, встретили ее на пороге квартиры номер 14. Самый слабый — запах горелой краски и пластика. Целых десять секунд она колебалась, размышляя: безрассудно ли войти туда. Пространство за спиной было чуждым, спеленатым собственной нищетой, но комнаты впереди пугали еще сильнее: тихий темный лабиринт, едва различимый взглядом. Но она вспомнила о Треворе, о том, как сильно желает заслужить его одобрение, и ушедшая решительность возвратилась. С этими мыслями она и шагнула за порог, нарочно поддав ногой кусок обуглившейся деревяшки, надеясь таким образом принудить возможного обитателя квартиры обнаружить себя.

Однако никаких признаков жизни не было. Обретя уверенность, Элен стала изучать первую комнату — судя по останкам распотрошенной софы в углу и мокрому ковру под ногами, гостиную. Бледно-зеленые стены, как и обещала Энн-Мари, были сплошь исчерканы малолетними писцами, довольствовавшимися ручкой и более грубыми приспособлениями вроде головешки от софы, а также теми, кто на радость публике пользовался полудюжиной красок.

Некоторые надписи представляли интерес, хотя часть из них она уже видела снаружи. Знакомые имена и словосочетания повторялись. Элен ни разу не видела этих людей, но знала, сколь жестоким способом Фабиан Дж. намеревался дефлорировать Мишель, а Мишель, в свою очередь, жаждала некоего м-ра Шина. Здесь, как и повсюду снаружи, человек по имени Белая Крыса хвастал своими достоинствами, а надпись красной краской обещала, что братья Силлабуб вернутся. Одна-две картинки, сопутствующие им или соседствующие с ними, представляли особый интерес. Их озаряла почти символическая простота. Рядом со словом «Христос» красовалась малоприятная личность с волосами, торчащими в разные стороны, словно шипы, и другие головы, на эти шипы насаженные. Нарисованный рядом процесс совокупления был так схематизирован, что Элен сначала приняла его за изображение ножа, вонзаемого в ослепший глаз. Но как ни привлекали рисунки, в комнате не хватало света для фотосъемки, а захватить вспышку она не подумала. Если ей потребуется документальное свидетельство, она придет снова, а сейчас удовольствуется простым осмотром помещений.

Квартира была небольшая, но окна повсюду заколочены, и по мере того, как Элен удалялась от входной двери, тусклый свет делался еще слабее. Запах мочи, достаточно отчетливый у порога, становился все гуще. К тому времени, когда она достигла конца гостиной и перешла через короткий коридор в следующую комнату, запах сделался вовсе невыносимым. Эта комната, самая дальняя от входной двери, была к тому же и самой темной, и Элен пришлось переждать несколько мгновений в кромешном мраке, чтобы привыкли глаза Здесь спальня, предположила она Немногочисленная мебель, оставленная жильцами, была разбита вдребезги. Уцелел только матрас, сваленный в угол комнаты среди беспорядочно разбросанных рваных одеял, газет, осколков посуды.

Снаружи солнце отыскало дорогу в облаках. Два или три солнечных луча скользнули меж досок, закрывавших окно спальни, и проникли в комнату, как благовещение, разметив противоположную стену яркими полосами. Мастера граффити потрудились и тут: обычный хор любовных посланий и угроз. Элен быстро осмотрела их, и взгляд ее, следуя за солнечными лучами, скользнул к стене с дверью, в которую она вошла.

Здесь тоже поработали художники, но ничего похожего она прежде не встречала. Дверь оказалась ртом огромной головы, нарисованной на ободранной штукатурке. Картина вышла более искусная, чем большинство из уже виденных: тщательно прорисованные детали придавали изображению ошеломляющее правдоподобие. Скулы проступали под кожей цвета пахты, острые неровные зубы сходились к двери. Глаза из-за низкого потолка находились всего несколькими дюймами выше верхней губы, но эта особенность лишь придавала образу силы — создавалось впечатление, будто голова откинута. Спутанные пряди волос змеились по потолку.