Книги крови V—VI: Дети Вавилона - Клайв Баркер

— Возможно, полиция замалчивает дело, — высказал мнение Дэниел.

— Тайный сговор? — спросил Тревор с неприкрытой издевкой.

— Такое происходит постоянно, — парировал Дэниел.

— Зачем им это замалчивать? — спросила Элен. Какой смысл?

— С каких это пор в действиях полиции появился смысл? — отозвался Дэниел.

Бернадетт вмешалась до того, как Элен успела ответить.

— Мы даже не затрудняемся читать о таких вещах, — сказала она.

— Говори за себя, — возразил кто-то, но Бернадетт не обратила внимания.

— Мы ослеплены жестокостью, — продолжала она, — Мы ее больше не видим, даже когда она перед самым носом.

— Каждую ночь на экране, — ввернул Арчи. — Смерть и трагедии в полный рост.

— Тут нет ничего нового, — сказал Тревор. — В елизаветинскую эпоху люди видели смерть постоянно. Публичные казни были популярным развлечением.

Страсти разгорелись. После двух часов вежливых сплетен вечеринка внезапно оживилась. Прислушиваясь к яростному спору, Элен пожалела, что у нее не хватило времени проявить и напечатать фотографии: граффити подлили бы масла в огонь. Парселл под конец, как обычно, выдвинул свою точку зрения, и она, как обычно, была разрушительной.

— Конечно, Элен, дорогая, — начал он, и мягкость его голоса подчеркивала предчувствие возражений, — все твои свидетельницы могут лгать, не так ли?

Разговоры за столом стихли, лица повернулись к Парселлу. Он упрямо игнорировал всеобщее внимание и отвернулся, чтобы шепнуть что-то на ухо своему юному спутнику — новой пассии, которую через несколько недель сменит на другого хорошенького мальчика.

— Лгут? — переспросила Элен. Она почувствовала гнев, а Парселл произнес только дюжину слов.

— Почему бы и нет? — ответил тот, поднося бокал вина к губам — Возможно, они все плетут некую искусную фантазию. История о неожиданном нападении в общественном туалете. Убийство старика. Даже этот крюк. Все детали знакомы. Ты должна чувствовать нечто традиционное в этих зверских историях. Ими постоянно обмениваются, они будоражат людей. В поиске новых подробностей для расцвечивания коллективной фантазии есть элемент соревнования: каждый поворот делает рассказ чуть более устрашающим, и это исходит от тебя.

— Может быть, тебе виднее, — сказала Элен, обороняясь. Ее раздражала вечная невозмутимость Парселла. Даже если его рассуждения обоснованны, в чем Элен сомневалась, уступать она не собиралась. — Я прежде никогда не слышала подобных историй.

— Неужели? — произнес Парселл таким тоном, будто она призналась в собственном невежестве. — А про любовников и беглого сумасшедшего, слышала такую байку?

— Я слышал, что… — начал Дэниел.

— Женщине вспарывают живот — как правило, это делает человек с рукой-крюком — тело оставляют на крыше машины, а жених в это время прячется внутри. Фантазия, предостерегающая от порока необузданной гетеросексуальности. — Шутка вызвала взрыв смеха у всех, кроме Элен. — Подобные истории чрезвычайно распространены.

— Итак, ты утверждаешь, что они мне лгали, — запротестовала она.

— Это не совсем ложь…

— Ты сказал: «Они лгали».

— Я дразнил тебя, — ответил Парселл Сейчас его умиротворяющий тон сердил Элен еще больше, чем обычно. — Не стану утверждать, что имела место осознанная злонамеренность. Но ты должна признать: до сих пор ты не встретила ни единого свидетеля. Все случилось в какое-то неопределенное время с неопределенными людьми. Сообщение проходит через несколько передаточных звеньев. В действии непосредственно участвуют в лучшем случае братья друзей дальних родственников. Пожалуйста, допусти возможность, что эти события могут быть не реальными фактами, а лишь забавой для скучающих домохозяек…

Элен не стала приводить очередных доводов, поскольку просто не нашла их. Замечание Парселла об отсутствии свидетелей было совершенно здравым, Элен сама удивлялась тому же. Странно и то, как быстро женщины из Раскин-корта переадресовали убийство старика, назвав другое место, будто зверства всегда происходили не на виду, а за следующим углом, дальше по переулку — но никогда здесь.

— Тогда зачем они? — спросила Бернадетт.

— Зачем — что? — заинтересовался Арчи.

— Выдумки. Зачем рассказывают жуткие истории, если это неправда?

— Да, — сказала Элен, начиная новый раунд спора — Зачем?

Парселл сознавал, что его вступление в дискуссию все резко изменило, и гордился собой.

— Не знаю, — ответил он, удовлетворенный. Он хотел покончить с игрой теперь, когда показал, на что способен. — Ты действительно не должна воспринимать меня слишком всерьез, Элен. Я сам поступаю именно так.

Мальчик возле Парселла хихикнул.

— Может, это табуированная тема, — предположил Арчи.

— Замалчиваемая, — подсказал Дэниел.

— Это не то, что ты подразумеваешь, — парировал Арчи. — На политике свет клином не сошелся, Дэниел.

— Какая наивность.

— Что есть табу в сравнении со смертью? — сказал Тревор. — Бернадетт уже отмечала: смерть перед нами все время. Телевизор, газеты.

— Может, это недостаточно близко? — спросила Бернадетт.

— Никто не возражает, если я закурю? — вмешался Парселл. — Однако десерт, мне кажется, отложен на неопределенный срок…

Элен пропустила замечание мимо ушей и спросила Бернадетт, что значит «недостаточно близко».

Бернадетт пожала плечами.

— Точно не знаю, — откровенно сказала она. — Может, то, что смерть рядом. Мы должны знать, что она за соседним углом. Телевидение недостаточно близко.

Элен нахмурилась. Замечание имело для нее некоторый смысл, но в суете момента она не могла постигнуть его.

— Ты думаешь, там тоже выдумки? — спросила она.

— Эндрю обратил внимание на то… — начала Бернадетт.

— Милые мои, — перебил Парселл, — есть у кого-нибудь спичка? Мальчик заложил мою зажигалку.

— На то, что свидетели отсутствуют.

— Очевидно лишь одно: я не встретила никого, кто что-либо видел сам, — возразила Элен. — Но это не означает, что свидетелей не существует.

— Ладно, — сказал Парселл. — Найди хоть кого-то. Если сможешь мне доказать, что убийца на самом деле живет и дышит, я угощаю всех обедом в «Аполлинере». Ну как? Я слишком щедр или просто знаю, что не могу проиграть?

Он засмеялся и постучал костяшками пальцев от удовольствия.

— Звучит неплохо, — отозвался Тревор. — Что скажешь, Элен?

Она не возвращалась на Спектор-стрит до следующего понедельника, но мысленно все время была там: стояла перед заброшенными зданиями под ветром и дождем или ходила по комнате, где вырисовывался портрет. Все ее мысли сосредоточились на этом. Когда в субботу, ближе к вечеру, Тревор отыскал какой-то повод для дискуссии, она не отреагировала на его выпад и безучастно наблюдала, как он осуществляет знакомый ритуал самобичевания. Ее безразличие еще больше разъярило Тревора, Он бушевал, а потом отправился к одной из своих женщин. Элен было приятно видеть его подлинную сущность. Когда он не соизволил вернуться той ночью, Элен и не подумала огорчиться. Пустой и глупый человек. В его глазах никогда не отражалось ни тревоги, ни мучительного переживания, а что может быть хуже человека, которого ничто не волнует?