Жаркое лето 1953 года в Германии - Николай Платошкин

Другой крупной «буржуазной» партией восточной зоны была Либерально-демократическая партия Германии (ЛДПГ), которая насчитывала в декабре 1948 года 200 тысяч членов. В апреле 1948 года эту партию городской интеллигенции и лиц свободных профессий возглавил Ганс Лох, настроенный на безусловное сотрудничество с СЕПГ.

Здесь следует отметить, что еще с 14 июля 1945 года основные партии восточной зоны входили в упоминавшийся выше Антифашистско-демократический (позднее просто Демократический) блок, который был для СЕПГ и СВАГ относительно надежным инструментом контроля за политической жизнью. Все партии и организации блока координировали свою деятельность и избегали конкуренции на выборах, согласовывая кандидатуры. Конечно, на практике это было выгодно СЕПГ.

Когда в 1948 году обострилась борьба вокруг будущего Германии, практически расколовшая ХДС и ЛДПГ (в этих партиях многие симпатизировали западным союзникам), по инициативе СЕПГ были созданы еще две партии, призванные уравновесить строптивцев в структурах блока. В мае 1948 года была образована Национально-демократическая партия Германии (НДПГ), стремившаяся стать политической родиной для бывших рядовых членов НСДАП и офицеров вермахта. СВАГ разрешила партии использовать лозунг «Против марксизма — за демократию!» Первым председателем партии стал Лотар Больц, состоявший в компартии Германии с 1928 года. В октябре 1948 года в НДПГ насчитывалось всего две тысячи членов[2].

5 августа 1948 года в Демократический блок была принята Демократическая крестьянская партия Германии (ДКПГ), которую возглавил бывший коммунист Эрнст Гольденбаум. В 1948 году партия насчитывала 30 тысяч членов.

Таким образом, к моменту созыва 3-го Немецкого народного конгресса СЕПГ через «своих людей» в других партиях могла задавать тон работы этого органа. В ответ на принятие Основного закона ФРГ 3-й конгресс утвердил проект конституции Германской Демократической Республики (ГДР). Причем подразумевалось, что это своего рода модельная конституция для будущей единой Германии. Документ был выдержан в умеренных тонах и заимствовал много положений из конституции Веймарской республики. Статья 1 проекта в качестве основной цели определяла достижение единства Германии. Таким образом, несмотря на ключевые позиции СЕПГ в системе Немецкого народного конгресса и его руководящего органа Народного совета, проект конституции ГДР был сформулирован таким образом, чтобы не служить препятствием для объединения страны (то есть отсутствовало всякое упоминание о «социализме», «марксизме» и т. д.).

СССР и СЕПГ явно ждали следующего хода западных держав, все еще надеясь, что западногерманское сепаратное государство создано не будет. Однако 14 августа 1949 года прошли выборы в парламент будущей ФРГ — бундестаг, который конституировался 7 сентября. 21 сентября 1949 года на территории ФРГ был введен оккупационный статут, по которому США, Англия и Франция осуществляли жесткий контроль над западногерманским государством.

Сильным ударом по СССР и его союзникам стало избрание лидера ХДС Западной Германии Конрада Аденауэра 15 сентября 1949 года федеральным канцлером (главой правительства) ФРГ. До последнего момента в Москве и Восточном Берлине не исключали, что этот пост может занять председатель СДПГ Курт Шумахер (социал-демократы получили на выборах в бундестаг 29,2 %, отстав от ХДС и его баварского «брата» Христианско-социального союза всего на 1,8 %). Конечно, Шумахер был, пожалуй, даже более рьяным антикоммунистом, чем Аденауэр. Но с другой стороны, лидер СДПГ шумно и активно выступал против раскола Германии и за скорейший вывод из страны всех оккупационных войск. Главное же было в том, что Шумахер яростно сопротивлялся планам включения ФРГ в западные военные структуры, так как понимал, что это окончательно похоронит все надежды немцев на воссоединение родины. Западные союзники, особенно США, относились к лидеру СДПГ с большой подозрительностью, а американский госсекретарь Д. Ачесон даже сравнил Шумахера с Гитлером за национализм и нетерпимость к взглядам, отличным от его собственных.

Напротив, Аденауэр был (причем не только в глазах Москвы) самым активным сторонником раскола Германии, так как он решительно выступал против нейтрального статуса объединенной страны. Для первого канцлера ФРГ безусловный приоритет имела ремилитаризация Западной Германии и ее равноправное вхождение в западные военные структуры, прежде всего НАТО. Аденауэр полагал, что сильная в военном и экономическом отношении ФРГ станет «магнитом» для советской оккупационной зоны и русским в конце концов не останется иного выхода, как с позором покинуть Германию.

Интересно, что к востоку от Эльбы теорию «магнита», только с другим полюсом, отстаивал «сильный человек» СЕПГ Вальтер Ульбрихт, которому было суждено определять судьбу ГДР до 1971 года. Ульбрихт считал необходимым использовать избрание Аденауэра канцлером, чтобы убедить Сталина в необходимости создания противовеса ФРГ в лице восточногерманского государства, которое своими успехами перетянет в «лагерь мира и народной демократии» Западную Германию. Причем, если основным козырем Аденауэра был начавшийся в ФРГ еще до ее образования экономический рост и улучшение условий жизни населения, то руководство СЕПГ делало упор на необходимость скорейшего объединения Германии и вывода с ее территории всех иностранных войск. В то время подобное апеллирование к национальным чаяниям немцев имело определенный успех в Западной Германии и вызывало серьезное беспокойство у Аденауэра и западных держав.

«Национальная линия» СЕПГ была согласована со Сталиным, а во многом даже исходила от советского лидера. Еще в середине 1948 года Москва настраивала СЕПГ в пользу отказа от учреждения собственного государства и указывала на необходимость усиления «национальной агитации». Сталин требовал от немецких коммунистов активнее привлекать к борьбе за воссоединение Германии бывших членов НСДАП и офицеров вермахта. Он даже высказывал мысль о воссоздании НСДАП с измененным названием и без милитаристской программы (именно эта идея нашла свое воплощение в образовании НДПГ)[3]. Воспитанные на интернационализме и отрицании «прусского милитаризма» лидеры СЕПГ восприняли советы Сталина с удивлением (будущий президент ГДР В. Пик отмечал, что они напоминали «нацистские лозунги»).

На самом деле в такой политике СССР не было ничего нового. Сталин говорил о «легитимном» германском национализме в речи, посвященной 24-й годовщине Октябрьской революции в ноябре 1941 года. В тяжелейший для СССР момент, когда вермахт стоял у ворот Москвы, советский лидер публично оправдывал занятие в 1936 году демилитаризованной Рейнской области и даже «аншлюс» Австрии в 1938 году как «собирание немецких земель». Во время войны Сталин изрек ставшую афоризмом фразу «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается». Созданный в СССР в 1943 году «Национальный комитет Свободная Германия» провозглашал не социалистические, а национальные лозунги, что очень настораживало западных союзников (американцы, разрабатывавшие планы раздела и деиндустриализации Германии, удивлялись, что пострадавшие от этой Германии русские так предупредительно относятся к немцам). После окончания войны компартия Германии под влиянием «советских друзей» прямо заявила в своем первом публичном воззвании 11 июня 1945 года, что навязывание советской системы немцам неправильно, так как не «отвечает современным условиям в Германии»[4]. Вальтер Ульбрихт, наиболее четко выполнявший все указания Москвы, выступал после войны за отмену коммунистического приветствия «Рот фронт» и партийной эмблемы «серп и молот».

С другой стороны, многие немецкие коммунисты, особенно те, кто сидел в гитлеровских тюрьмах и лагерях, искренне не понимали «национальных» лозунгов своей партии. После 1945 года они хотели отомстить не только видным нацистам, но и миллионам простых мещан-бюргеров, которые были вполне довольны своей жизнью в «третьем рейхе», пока с Восточного фронта не начали приходить тысячи похоронок, а на немецкие города не посыпались тонны английских и американских бомб. Члены КПГ искренне ненавидели тех бывших нацистов и их попутчиков, которые после 1945 года стремились втереться в доверие к союзникам и делали вид, что никогда ничего не слышали о газовых печах в концлагерях и массовых расстрелах.

Но в конкретных условиях Германии 1949 года приходилось считаться с настроениями многих миллионов немцев, готовых приспособиться к любому режиму, если он гарантировал им определенный материальный достаток.

На следующий день после избрания Аденауэра канцлером 16 сентября 1949 года лидеры СЕПГ Ульбрихт, Пик, Гротеволь и Эльснер отправились в Москву, чтобы убедить советское руководство наконец-то согласиться на создание восточногерманского государства. На встрече с Маленковым, Берией, Булганиным, Молотовым, Микояном и Кагановичем гости из Берлина предложили следующий сценарий развития событий.