PR-проект «Пророк» - Павел Минайлов

— Приятно было увидеться.

Александр Яковлевич вошел в зал. Его место было почти в центре ложи, ближе к первым рядам. На огромной сцене стояли казавшаяся крохотной трибуна и рядом с ней накрытый зеленым сукном длинный стол, за которым сидело шесть человек. Несколько мест по краям были свободны. Среди сидящих он узнал главу администрации, министра по экономике, министра финансов, руководителя крупной корпорации, считавшейся государственной, директора первого канала телевидения, кого-то из советников по экономике бывшего президента. Еще один из президиума был похож на главного редактора «Свободной газеты», но Александр Яковлевич не был уверен, он ли это.

На сцену поднялся сухой лысеющий человечек с остатками черных волос на голове. Он долго шел к столу на тоненьких ножках, которые казались еще тоньше из-за черного костюма, в который он был одет. Раздался звонок, потом еще и еще один, после чего по залу уже никто не ходил. Все замерли в ожидании и предвкушении. И вот случилось то, ради чего сюда пришла добрая половина присутствующих — появился президент. Он также долго шел к трибуне. Его представил, поднявшись, глава администрации. Шустер опять вспомнил о недавнем сновидении.

Речь президента была короткой. Он выразил приветствие участникам совещания и произнес общие слова о национальной идее и перегибах в идеологическом строительстве прошлого.

После президента выступил глава администрации. Его выступление поразило Александра Яковлевича, как, наверное, и большинство присутствовавших в зале. Он говорил о том, что единственный способ укрепления демократических достижений, формирования демократического общества и динамично развивающейся экономики — привнесение в общество идеологии, которая бы сплотила его на пути к общей цели.

«Для России, — говорил он, — учитывая ее традиции государственной идеологии, а также принимая во внимание необходимость ускоренного культурного развития масс в духе общества потребления — развитого капитализма, идеология реформ на государственном уровне необходима. Более того, сегодня на повестке дня — идеология жизни, повседневного существования и процветания страны».

Он сообщил о том, что принято решение об учреждении поста вице-премьера по идеологии и культурной политике. Отсутствие четкой идеологии, по его словам, явилось причиной неудач в ходе экономических реформ 1990-х годов. А четкая идеология невозможна без координирующей деятельности.

Глава администрации выступал почти два часа. Последние слова его речи повисли в тишине, через несколько мгновений взорванной громом аплодисментов.

На трибуну поднялся министр экономики. Основной смысл его речи сводился к тому, что «экономика — наша главная политика, как говорил классик марксизма-ленинизма», что «эти слова, как ни странно, справедливы сегодня как никогда», что нация может создавать общественное богатство более успешно, если не обманывается в своих целях.

Сменивший его на трибуне директор первого канала телевидения заявил, что «люди в процессе созидания и творчества» должны отбросить ложный стыд в стремлении к достатку и богатству и что «осознание этой цели заполнит вакуум в головах». Его выступлением закончилась первая часть совещания.

На перерыв все присутствующие выходили слегка ошарашенными. Так, по крайней мере, казалось Александру Яковлевичу. Он испытывал какое-то странное, смешанное чувство — как будто у него вышибли почву из-под ног, но в то же время казалось, что он обретает что-то привычное и надежное, как перила под руками на узкой лестнице вверх.

Участники совещания — все больше люди лет от сорока и старше — потянулись на верхний этаж, где были расположены буфеты и столовые. Александр Яковлевич решил не толкаться в столовой и переждать очередь в курилке. Там тоже было полно народу. Он увидел Николая — старого знакомого по оргкомитету Партии демократических свобод. Тот его тоже, кажется, заметил, но пока не подходил. Шустеру хотелось подзадорить бывшего коллегу, фанатичные суждения которого по любому поводу его всегда забавляли, пока не начинали надоедать.

— Возможно, он в чем-то прав, — с несвойственной ему задумчивостью произнес наконец подошедший Николай. Было непонятно, кого он имел в виду — президента или главу администрации. Возможно, и того и другого. — Реформы невозможны без идеологии. Я это всегда говорил.

— Но сколько лет мы занимались реформами… И вы в том числе.

— Наконец-то меня услышали.

— Так вы имеете какое-то отношение к совещанию?

— Я не раз об этом писал…

Несмотря на весь свой пыл и фанатичность, Николай был существом безобидным. Даже если он что-то придумывал и его идея обретала какую-то плоть, то вскоре неизменно оказывался где-то с краю. Его оттесняли более практичные люди. Николай, кажется, начинал это осознавать.

— Думаю, этим моментом стоит воспользоваться, — сказал он. — Я не раз писал… — Не увидев энтузиазма на лице Шустера, Николай не стал подробно рассказывать, о чем он писал, лишь заметил:

— Сейчас самое время показать мои материалы и статьи.

— В «Вестнике демократии»?

— В «Голосе демократических реформ».

Так называлась газетенка, основанная много лет назад по инициативе Николая. Шустер о ней не слышал с тех пор, как перестал видеться по работе с бывшим коллегой.

— Она еще выходит?

— Еще как! Два месяца назад отмечали юбилей.

— И большим тиражом? — Шустер уже пожалел, что вступил в разговор, и старался перевести его на другую тему.

— Нет, тираж, конечно, немного уменьшился. Как и у всех. Что поделать — рынок… — Николай вздохнул. Шустеру показалось, что эта фраза была им давно отработана и в последнее время повторялась часто.

Николай открыл тонкий черный портфельчик и достал газету.

— Вот, кстати, последний номер. Здесь моя новая статья. Возьмите, очень интересно.

— Спасибо.

— Вы посмотрите: это как раз то, о чем я всегда говорил…

— Вы сейчас куда? Не собираетесь перекусить?

Николай молчал, напряженно раздумывая. Вероятно, голод в нем боролся с нежеланием тратить деньги.

— Нет, сейчас хочу подышать свежим воздухом. Может, пойдем погуляем по Кремлю? Переедание ведет к инфаркту — болезнь века. Вы знаете, что восемьдесят пять процентов американцев страдает от излишнего веса?

— Страдает ли?

Николай открыл рот, чтобы ответить, но, почувствовав подвох в последних словах, закрыл его.

— А я схожу в буфет. Ладно, еще увидимся, — поторопился Шустер закончить беседу и для приличия спросил:

— Вы до конца остаетесь?

— Да, наверное… — Николай явно сожалел, что потерял собеседника.

В столовой было полно людей. Они толкались у прилавков и толпились вдоль длинных высоких столов. Убедившись, что бывший коллега его не преследует, Шустер выбросил газету в ближайшую мусорницу и, постояв в очереди, взял несколько бутербродов и кофе. Место он нашел в стороне от столов у неработающего прилавка, где уже обосновались несколько человек со своими тарелками и чашками. Не успел он съесть свои бутерброды, как к нему протолкнулся молодой человек лет двадцати пяти. Он приветливо улыбался, ловя взгляд Шустера.

— Александр Яковлевич? — громко спросил он, не переставая улыбаться.

Шустер с бутербродом во рту недоуменно кивнул. Окинув взглядом соседей, молодой человек продолжал чуть тише:

— Здравствуйте. Андреев Сергей Васильевич. Помощник Анатолия Ефимовича. Референт.

В ответ на удивленный взгляд переставшего жевать Шустера он пояснил:

— Маковского.

Маковский был заместителем главы администрации и советником президента.

— Анатолий Ефимович просил разыскать вас. Он знает, что вы здесь.

«Вот Орефьев, старая лиса, — подумал Шустер о том самом приятеле, благодаря которому оказался во Дворце съездов. — Значит, он пригласил меня по поручению Маковского. Нельзя, что ли, было сказать сразу? Ну ладно. Интересно, что ему надо?»

— Не могли бы вы, — продолжал молоденький помощник, — к трем часам подойти в комнату для делегаций? — По форме это был вопрос, но по сути — распоряжение.

— Конечно же. Нет вопросов. Где эта комната — на втором этаже?

— Да. Слева от зала.

— Хорошо, я буду.

— Спасибо, — произнес помощник и, так же улыбаясь, удалился.

Перекусив, Александр Яковлевич направился в комнату для делегаций. Она представляла собой зал метров двадцать в длину, с окнами во всю стену. Вдоль стен стояли ряды стульев, обитых ярко-красным кожзаменителем, через середину зала проходил длинный стол, с каждой стороны которого могли сесть человек по пятнадцать. В дальнем конце зала, за сравнительно небольшим, перпендикулярным главному, столом, сидели два человека.

Увидев Шустера, один из них поднялся и энергично направился к нему навстречу.