Афган - Сергей Скрипаль

– Ничего, мужики, прорвемся, – сказал прапорщик, протягивая солдатам примятую пачку «Памира». Солдаты потянулись за сигаретами и дружно закурили. Старослужащие привычными движениями набивали опустевшие магазины, спокойно курили, лишь изредка перекидываясь фразами. Они, как и прапорщик, знали, что если кто-нибудь из духов уцелел в кишлаке и добрался до «зеленки», то впереди их ждет еще не одна засада...

Так что этот сегодняшний бой был не случайным, а, скорее, закономерным.

Вскоре, поужинав разогретой тушенкой, прапорщик залез под «ГАЗ-66» с установленным на борту минометом, придвинулся поближе к переднему колесу, под правую руку положил автомат, левую сунул под голову и закрыл глаза. Солдаты и офицеры, не занятые в охранении, тоже улеглись. Возились не долго, быстро приноравливаясь к неровностям афганской земли. У санитарной машины кто-то негромко стонал. Санитары заворачивали в плащ-палатки трупы солдат и укладывали их в кузов машины. В этом бою было много потерь. Двадцать три человека погибли, еще трое скончались уже после перевязки, и семь человек были ранены.

Прапорщик забылся в тяжелом сне. Его тело напрягалось, кулаки стискивались, из горла вырывались хриплые стоны. Он переживал сегодняшний бой еще раз во сне. К нему приходили и убитые им люди, чтобы умереть опять от его руки, и убитые этими людьми солдаты его батальона, и эта девчонка, погибшая сегодня по случайности. Прапорщик побывал во многих боях, потерял многих друзей и солдат, был сам дважды ранен и контужен. Казалось бы, смерть и кровь вошли прочно в его жизнь, но каждый бой и каждая смерть заставляли его мучительно переживать. В отпуске, отдыхая в Союзе, он мучился, и днем и ночью вспоминая пережитое на войне. Он и в армии слыл нелюдимым человеком, а в Союзе вообще дичился людей и предпочитал уединение. Люди, узнав, что он приехал «из-за речки», пытались разговорить его, но быстро отступали. Прапорщик ждал конца отпуска с ужасом и облегчением...

Внезапно сильно грохнуло. Сноп пламени и брызги земли рванули рядом с санитарной машиной. За первым разрывом блеснул с треском еще один. Белов схватил автомат и юркнул глубже под машину, надо было разобраться в происходящем. Духи стреляли из безоткатных орудий со стороны «зеленки». Вокруг метались солдаты. Прапорщик заорал пробегающему мимо сержанту:

– Шинин, ко мне! Всем занять оборону!

Несмотря на грохот, люди его взвода услышали команду и кинулись по своим местам. Шинин влез под машину и притиснулся к Белову.

– К каждому старику по два молодых, – отдавал распоряжения прапорщик. – Я буду у переднего края. Найдешь меня там. Все.

Шинин скользнул в ночь и растворился в наступившей темноте.

С машины, под которой лежал прапорщик, солдаты начали обстрел из миномета, но стреляли крайне редко, чтобы не дать возможности духам пристреляться по вспышкам. Под машину буквально влетел лейтенант Клюев, он был бос и безоружен. Вытаращенными от ужаса глазами он смотрел на автомат прапорщика, тянул к нему руки и визжал:

– Огонь! Огонь!

Прапорщик выскочил из-под машины, оттолкнув в сторону Клюева, и побежал к передней линии обороны, где ни на секунду не умолкала стрельба. Он добежал до небольшой ямы, в которой залегли и поливали пулеметным огнем невидимого противника трое его солдат. Белов присоединился к ним. Справа от себя он увидел в короткой вспышке труп солдата и cpaзу узнал одного из молодых. Вот-вот должна была начаться атака. Духи вели огонь плотно и вскоре влепили снаряд в санитарную машину. Все, что там находилось, разлетелось в клочья, уносясь в разные стороны. На ноги прапорщика что-то мягко шлепнулось. Он оглянулся и при свете ярко горящей машины разглядел какой-то бесформенный влажно мерцающий комок. Прапорщик протянул назад руку, схватил этот предмет, сразу ощутив его теплоту и мягкость, и поднес его ближе к глазам. Это была чья-то рука, оторванная ниже локтевого сустава, с ошметками мяса и кости. На обшлаге тлеющего рукава прапорщик увидел крепко пришитую пуговицу. Он осторожно положил руку на край ямы и сменил магазин...

Машина горела ярким факелом и освещала все вокруг, солдаты перебегали от арыка к машине, пытаясь залить огонь. Духи усилили стрельбу, и им удалось подбить оставшиеся два «броника», которые сильно чадили, но пламени, к счастью, не давали. Теперь гул взрывов, свист и визжание пуль, росчерки трассеров, стоны и крики слились в единое целое. Пламя все же вырвалось на волю и с яростным гудением пожирало трупы людей и машины. Бой продолжался, с каждой минутой все усиливаясь и стервенея. Стволы автоматов и пулеметов раскалились. Люди уже не орали, а рычали по-звериному. Прапорщик видел, как вспыхнул «ГАЗ-66», в котором лежали боеприпасы. Он рывком выскочил из ямы и кинулся к машине. На ходу понял, что борт загорелся от санитарной машины, горящий обломок которой упал рядом. Он перепрыгнул через пламя, вскочил на подножку и рванул дверь на себя. Из кабины на него вывалился труп водителя. Времени вытаскивать его не было, и прапорщик толкнул труп дальше в глубь кабины. Он втиснулся на место водителя, дал газ, выжал сцепление. Машина рявкнула, дернулась и скачком бросилась вперед. Прапорщик отвел машину подальше от огня, из-за сиденья выдернул одеяло и, выскочив из кабины, прыжком кинулся к борту, стал сбивать пламя. Огонь нехотя съежился и превратился в тлеющие глазки. К машине подбежал солдат с брезентовым ведром и залил обугленный борт.

Прапорщик услышал гул винтов и увидел бортовые огни двух «вертушек». Машины скользили над местом боя, но не стреляли, видимо, ориентируясь в темноте, сгущавшейся по мере удаления от позиций батальона. Духи уже не так уверенно вели огонь, и бой начал затихать. Вертолеты испугали духов, и те стали уходить к «зеленке», а затем выше в горы. «Вертушки» еще немного покружили над батальоном, стрельнули несколько раз в сторону гор и, не садясь, ушли.

Прапорщик побежал назад к яме, которую оставил несколько минут назад, но на ее месте увидел дымящуюся воронку с рваными краями, из которой поднимался едкий дым. Духи, уходя в горы, продолжали стрелять, теперь уже из легкого оружия, и пули все еще метались над батальоном. Прапорщик стоя послал длинную очередь из автомата в сторону духов, забросил автомат за спину и достал «Памир». К нему бежал сержант Шинин. Он что-то кричал и размахивал левой рукой, свободной от автомата. Вдруг Шинин рухнул на колени, резко переломился в пояснице, вновь вскочил, закружился на месте, отшвырнул автомат и, схватившись руками за левый бок, ткнулся головой в землю. Прапорщик кинулся к сержанту. Шинин уже лежал на животе, неподалеку от догорающего БТРа, взорвавшегося чуть позже. Белов видел, как камуфляжная материя промокала кровью и отяжелевшая ткань плотно прилегала к телу солдата. Он ножом вспорол куртку Шинина от воротника и резко рванул ткань. На обнажившемся теле солдата у пояса прапорщик увидел пульсирующую, бьющую кровью рану.

Подбежал медбрат с двумя солдатами. Они начали стирать ватными тампонами кровь, мазнули по ране антисептическим раствором и ввели шприц промедола. Затем переложили раненого на плащ-палатку и поволокли его в ту сторону, где собирали всех раненых, недалеко от арыка, потому что вода требовалась беспрерывно. Доктор, капитан Вощанюк, с помощью Шандры перевязывал раненых. Потери были ужасными. От батальона осталось меньше роты. Кроме Шинина, тяжелых не было. Были легкие ранения и контузии. Капитан отправился на КП доложить командиру о потерях.

Прапорщик подошел к группе раненых, увидел среди них троих своих солдат, дал им закурить и попросил подождать вертолет. Потом перешел к погибшим. Солдаты все подносили и подносили тела убитых и укладывали их в длинный ряд, не успевая прикрывать. Белов медленно брел вдоль этого кошмарного ряда, вглядываясь в уцелевшие лица. Узнав своего солдата, на короткий миг останавливался, шептал его фамилию и двигался дальше.

– Алтаев... Эркенов... Салмонавичус... Гогоберидзе... Петровский... – тускло хрипел голос, а мозг фиксировал: – Один... два... три...

Прапорщик насчитал очень много и ужаснулся: от его роты остались только он, раненый Шинин, лейтенант Клюев и те, трое легко раненных. Он вернулся назад к paнeным, нашел лейтенанта и, закуривая, сел рядом с ним. Клюев уже был с автоматом и в ботинках, сидел, обхватив правой рукой левую, и тихонько раскачивался, изредка кривясь от боли.

– Лейтенант! – негромко позвал прапорщик. Тот виновато поднял глаза. – Наши пацаны почти все полегли, только трое ранены, и Шинин тяжелый, – прапорщик замолчал, затягиваясь вонючим дымом.

Лейтенант сгорбился еще больше и молчал, потом вдруг быстро заговорил:

– Леонидыч, ты прости меня... Испугался я. Тут отпуск на носу, думал, что чуть постреляют – и все. Думал, боя не будет, а оно, видишь как.

Прапорщик всматривался в лицо Клюева, бледное и сepoe то ли от боли, то ли от пережитого страха. Лейтенант продолжал, злобенеющим голосом: