Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью - Александр Иванов

Также от всего сердца благодарю Ольгу Евгеньевну Цветкову за неоценимую помощь в подготовке текста.

Александр Иванов

Москва, 2011

Часть I

Было такое время

Александр Зархи

Рассказ о свободном человеке

Я бы начал с того, как Василий Аксёнов попал на съёмки фильма «Мой младший брат». Он был автором сценария, и эта картина ему очень нравилась. Я его впервые «тащил» в кино вот здесь, в этой же гостиной: он откуда-то приехал и даже ещё занимался медициной… И как раз здесь мы с женой говорили ему всяческие комплименты. Он делился тем, что отца только что освободили, мать только что освободили. Евгения Гинзбург, пьеса которой идёт в театре «Современник», — это его мама. А отец до сих пор жив, он был секретарём обкома крупного города. Вот Василий сейчас был здесь, в Союзе, и ездил к отцу…

А тогда всё было не так просто, потому что роман, который ещё не появился в те годы в печати, уже вызывал неоднозначную оценку. К нему было какое-то очень настороженное и даже, я бы сказал, очень враждебное отношение со стороны целого ряда организаций, которые следили за нашей культурой.

Я имею в виду комсомол. Помню даже выступление секретаря ЦК ВЛКСМ Павлова, который был категорически против печатания этого романа, называл его «Звёздные мальчики». Я понимаю, в чём дело. Они, герои этой повести, были люди свободные, с какими-то свободными взглядами на жизнь. Эти юноши руководителей комсомола не устраивали. Для них самое главное — Устав и невылезание за рамки привычных дел. Поэтому появление таких персонажей, таких людей, как вот эти трое ребят, уже было несколько необычно.

Причём, когда роман ещё не вышел, я дал читать его руководителям кинематографии — и… победил. Победил, и мне дали возможность его ставить по рукописи в 1961 году, веря, видимо, в то, что я сделаю картину, которая не будет выбиваться за пределы дозволенного. Повесть же вышла одновременно со съёмками — в «Юности», у Катаева.

Ну это действительно — трое юношей и девушка — люди, рвущиеся к свободе. Я бы сказал, выходящие за пределы «социалистических норм». Не совершающие никаких аморальных вещей. Живущие так, как, им казалось, надо бы жить. Жить — и всё. Быть людьми, соблюдающими моральный этикет, но быть СВОБОДНЫМИ.

И вот наступила пора создания фильма. А она начинается с того, кто будет играть этих персонажей. Я считаю, что мне в этом смысле просто повезло. Потому что надо было найти таких молодых ребят, которым тоже по восемнадцать-девятнадцать лет. И вот — Щукинское и Щепкинское театральные училища. И вот — двое из этих училищ, ещё студенты, предстали перед моими глазами. Я имею в виду Збруева и Даля — молодого юношу с бородой, размахивающего руками, свободно двигающегося, человека каких-то широких жестов и широкой души человеческой. У меня было такое ощущение, что вот это он и есть — человек свободной души, свободно разговаривающий, не сдерживающий себя в оценке происходящих вокруг событий, людей и т. д. Вот такой Алик Крамер. И Олег как-то очень влюбился в этот образ, который, я бы даже сказал, был в какой-то степени зеркальным отображением его самого.

В своих воспоминаниях о съёмках Даль говорил о том, что, когда он работал, его игра всегда чуть-чуть выпадала за пределы кадра, и режиссёр его останавливал… Да, вот это — особенность Даля. В этом смысле мне с ним было не очень просто, потому что я человек, который относится к актёрской игре в кинематографе чрезвычайно осторожно и скрупулёзно. У меня существует один из самых главных процессов в создании фильмов — репетиция. То есть во время репетиции создаётся картина. Так было, и когда мы с Хейфицем делали «Депутат Балтики» с Черкасовым, так было, и когда мы делали «Член правительства» с Марецкой, и раньше, в «Горячих денёчках»… Репетиции продолжаются у меня всегда месяца три-четыре. Это долгий процесс, мучительный поиск.

В этом смысле Даль — человек очень для меня трудный, потому что для него съёмка — это импровизация, то есть какой он есть в данный момент. Сегодня он репетирует так, завтра репетирует по-другому, находясь в том же образе, но — всё иначе. Точностью, которая, мне кажется, является необходимостью, он… не то чтобы не владел… это было вне его актёрской натуры. При его совершенной свободе репетиции были очень трудны. Доставляло забот ещё и то, что, когда закреплённое нужно было снимать, — он был другим, всё было так, как ему надо.

И действительно, он выходил из кадра или, не теряя своей словесной интонации, выходил за отрепетированные и принятые партнёрами рамки сцены. Для его партнёра это было полной неожиданностью, ведь на репетиции всё было иначе! В этом было его своеобразие, и мне как режиссёру нужно было очень и очень привыкать и подстраиваться под его актёрскую индивидуальность. Он — человек чрезвычайно талантливый. Вот это его неожиданное поведение во время съёмок (я имею в виду работу над образом) поражало своей необычайностью и требовало подчинения меня как режиссёра тому, как он в данный момент вёл себя.

Я как-то очень горжусь тем, что я, так сказать, обнаружил этот Талант и вывел его на свет Божий. Его и Сашу Збруева. Миронов до этого уже снимался, а Даль и Саша Збруев — вот это были как раз те студенты, которые, как говорится, ещё «далеки от кинематографа». И было довольно трудно.

…Ну, конечно, как всегда, мы взяли их на определённый срок, договорились с руководством институтов. Мы, как всегда, запаздывали со съёмками, отставали от плана, а студентов не отпускали с занятий. Я помню, уже в финале были такие моменты: очень часто, выезжая на съёмки и заворачивая по пути в институт, я говорил, что сегодня последний съёмочный день, и умолял педагогов освободить их от занятий, чтобы они могли быть на площадке. Так начинался рабочий день: я заезжал за Збруевым и Далем и прямо «из-за парты» вытаскивал их на съёмку.

Горжусь и тем, что, когда кончилась наша работа, встречаясь с руководителями театров «Современник» и имени Ленинского комсомола, я настойчиво рекомендовал им обратить внимание в фильме на этих двух актёров, на эти две совершенно не известные фамилии: «Обратите внимание на Даля и на его товарища…» Помню, уговаривал Табакова взять Даля в «Современник». Он спрашивал: «Какой такой Даль? Какой?..» Я говорил: «Да вы возьмите его! Вот он только что сдал экзамены и кончил институт». И его потом туда взяли.

А Збруева взял к себе Театр имени Ленинского комсомола. По-моему, Эфрос там тогда работал. Я говорил: «Есть вот такой Збруев…» Саша, встречая меня сейчас, говорит: «Вы — наш крёстный». Збруев и Даль. Конечно, они и сами нашли бы своё место в искусстве, но мне так хотелось быть «ЗА» них! Вот так…