Зеркало - Сергей Боровский

- Буду «Номером Четыре»?

- Нет. Ты для этого ещё не созрел. Я буду называть тебя Добрым Самаритянином.

- Да хоть гастербайтером из Семипалатинска. Только давай сразу договоримся: тупо бухаем и закусываем полчаса, и обсуждаем баб. И лишь потом, если у тебя ещё останутся силы, перейдём, так сказать, к основной повестке дня.

- Годится.

Чтобы не дать «Номеру Три» ни единого шанса, Стас достал из шкафа двухсотграммовые бабушкины стаканы и наполнил их до краёв. Поставил на стол банку с маринованными огурцами, положил две вилки.

- Ну, за знакомство.

«Номер Три» лихо опрокинул содержимое сосуда внутрь и захрустел огурцом, явно не собираясь отлынивать.

- Была у меня в девяносто первом одна баба, - начал он, словно добросовестно выполняя договорённости. - Мы жили нелегально в общаге. Нерасписанные, непрописанные. В стране бардак, жрать нечего. Ни работы, ни зарплаты. На улице уголовники, во власти — они же. Бухал я тогда по-чёрному. Пропивал фамильное золото и книги. Прихожу вечером домой... Это я, чтоб тебе понятнее было, то место «домом» называю. Короче, прихожу домой, еле ноги передвигаю. В грязи весь. Или в говне. А она мне: суп будешь вчерашний? И потом — резко в койку. Такая затейница в этом деле была! Но главное не это...

Стас налил по второй. По половинке, так как теперь, видя несгибаемость собутыльника, боялся себе более навредить. Выпили без тоста, как на поминках. Покряхтели. «Номер Три» опять разжился огурцом и продолжил:

- Чуть ли не каждый день она со мной один и тот же разговор заводила: давай, мол, ребёночка сотворим. Я ей: не время щас, дура окаянная! Она — мигом в слёзы, а завтра — с теми же подъездами ко мне снова.

- Ну, правильно, - откликнулся Стас. - Остепенить тебя хотела. Они, бабы, все так думают: понесу от него, а он за ум возьмётся, зарабатывать больше станет. Нормальная женская логика.

«Номер Три» одобрительно на него посмотрел.

- Вот ты сейчас известную формулу повторил. Про логику. В общем-то верную. А ты когда-нибудь задумывался над тем, почему у самок рода человеческого она должна быть какой-то особенной?

- А чего тут думать? Природа обо всём позаботилась. Женщина — мать, она — ответственная за потомство. А нам, кобелям, это всё по барабану. Отсюда и разница в отношении к половым функциям.

- Ты дарвинист? - осторожно уточнил «Номер Три».

- Чего? А, это... Не, я придерживаюсь инопланетной теории происхождения нашего разума.

- Тогда у тебя неувязочка получается.

- Где?

- Вот ты бы, если бы ваял своими руками чужой мир, стал бы создавать для совместной жизни существа, у которых нет ничего общего, кроме скелета? Да и то, лишь при самом поверхностном взгляде.

Стас прислушался к шуму в голове, как бы оценивая свои умственные способности для поддержания столь высоконаучной беседы.

- Ты к чему клонишь? Что бабы — инопланетянки?

- Нет. Что твоя теория не выдерживаем никакой критики.

- Ну, ладно. Я за неё на эшафот всё равно не собирался. Давай заслушаем твою версию.

- А у меня нет версий, - вздохнул «Номер Три».

- Как же так? А как же истина?

- Полчаса разве прошло? - бомж-интеллигент театрально постучал по циферблату несуществующих часов на запястье.

- Валяй, - благодушно разрешил Стас.

- Версий у меня нет, потому что они не нужны. Потому что ни одна из них не будет верной. Потому что именно этого от нас и добивается дьявол: чтобы мы отвлекали себя разными глупостями насчёт нашего происхождения от основного вопроса. Тратили силы на споры и драки.

Стас поспешно налил ещё по половине, играя перепуганного до крайней степени человека.

- И ты мне сейчас скажешь, какого?

- Тупица. Я уже об этом тебе сказал. Так что до «Номера Четыре» тебе ещё расти и расти. К тому же, это число уже давно занято. Загадай для себя другое. Не факт, что получишь, но надежда согреет тебя.

Стас в тоске опустил стакан. Он вдруг так же спонтанно разочаровался в их знакомстве, как ранее распахнул для него ворота. Импровизатор хренов.

- Брателло, давай поскорее завершим эту унылую попойку и разойдёмся по домам.

Он вдруг отчётливо понял, что веселья не будет, и это ненужное знакомство — плод его скуки и одиночества. Интернет — его единственный верный друг, и пусть все остальные убираются туда, откуда пришли.

- Конечно, - легко согласился «Номер Три», выпивая. - Так и сделаем. Кто ты, и кто я? Что нам выяснять и делить? Только позволь мне сначала выполнить своё обещание.

Он достал из кармашка грязной рубахи белую таблетку.

- Без меня, - покачал головой Стас. - Глотай её и проваливай к чертям собачьим.

- Глотай? - усмехнулся бомж.

Он сильно сжал таблетку в пальцах, будто желая раскрошить её, но она не поддалась. А потом вдруг спружинила и увеличилась в размерах. Теперь она лежала на его ладони, более напоминающая приплюснутый бейсбольный мяч. Он снова попытался сжать её. Таблетка (или что там было) исчезла, а вместе с ней исчезли и бомж, и стены, и пол, и лампочка под потолком.

- Какого хрена! - сказал Стас и не услышал своего голоса.

3

Первую любовь Катя познала в четырнадцать лет. Только она не поняла, почему это называется словом, от которого приходят в восторг её подружки. От которого за километр веет романтикой, рыцарскими турнирами, походами за тридевять морей, битвами с драконами. Одноклассник Витя стащил с неё нижнюю часть одежды и сам оголил свой волшебный предмет, который умел превращаться из маленького в большой и обратно. Он кряхтел и мучился, истыкал всю её промежность до синяков, демонстрируя глубинное незнание женской анатомии, пока древние инстинкты не проснулись в нём и не довершили начатое. Катя коротко вскрикнула от боли, но тут же стиснула зубы и попыталась сосредоточится на ощущениях, среди которых проскальзывали и приятные.

В книжках всё описывалось совсем не так.

Витя наскучил ей через неделю. Главным образом потому, что не разнообразил процесс и относился к нему, как кролик, перемалывающий морковку. Насытившись, исчезал. Проголодавшись, появлялся снова. После того, как Катя сказала ему твёрдое «нет», он ещё некоторое время ошивался возле неё в надежде на перемену погоды, ныл и скандалил, а потом неожиданно отстал — то ли нашёл себе другую, то ли вернулся к онанизму.

На освободившееся место хлынули кандидаты, и тут Катя поняла, что конкуренция, проклинаемая социалистами — это благо. Они наперегонки сыпали ей обещания и несли дары, опустошая карманы и родительские запасы. Тщательно взвесив все за и против, Катя выбрала себе Андрейку из параллельного класса и, как выяснилось чуть позже, не прогадала. Он выгодно отличался от Вити тем, что раздевал её полностью, отвлекая поцелуями и теребя пальцами соски. По завершении трудов рассказывал какой-нибудь анекдот или последнюю сплетню из школьной жизни. В общем, не халтурил.