Две жизни - Владимир Корчагин

— Со Святого ключа?

— Не из речки же.

— Так это я мигом!

— Ступай-ступай, а я посижу покурю малость.

Святой ключ с притулившейся к нему часовенкой был неподалеку: стоило подняться на пригорок и перейти дорогу — тут и родничок. Но едва Сергей напился сам и наполнил водой ведерко, как издали послышался шум приближающейся повозки. Шум быстро нарастал, и по мягкому шелесту колес и мерному цокоту копыт можно было заключить, что едут господа.

Стоило ли лишний раз мозолить им глаза! Сергей отставил ведро в сторону и отступил в тень часовни.

Слух никогда еще не обманывал его. И точно, не прошло и нескольких минут, как из рощи, подступавшей к самой реке, вырвалась на мост тройка резвых рысаков, впряженных в роскошный легкий экипаж.

Сергей попятился к часовне. Да и было отчего: съехав с моста, тройка пулей промчалась по-над самым родником, обдав его облаком пыли. Однако он успел рассмотреть, что в экипаже, кроме кучера, сидела молодая, красивая барышня примерно одних с ним лет, и барышня эта, кажется, не без интереса взглянула на него и даже улыбнулась из-под белой соломенной шляпки.

А Сергей как стоял, прижавшись к холодному камню часовни, так и остался стоять, забыв, зачем он сюда пришел и что ему надо делать. Что-то вдруг ёкнуло у него в груди, и щемящий озноб пробежал по всему телу. Как он хотел бы снова, еще хоть раз, взглянуть на очаровательную барышню. Но уносивший ее экипаж уже растаял в знойном мареве, и все потонуло в сплошном сером тумане, сквозь который явственно проступал… переплет окна изрядно поднадоевшей комнаты студенческого общежития. Сон закончился…

Стоит ли говорить, что весь тот день юноша ходил под впечатлением только что приснившегося. И дело было не столько в том, что он самым невероятным образом увидел себя чуть ли не в позапрошлом веке, сколько в том, что девушка, неожиданно одарившая его улыбкой, была определенно знакома ему. Он когда-то уже встречался с ней. Но где?!

Тщетно перебирал Сергей в памяти все когда-либо виденные в реальной жизни женские лица — ни одно из них даже отдаленно не походило на лицо привидевшейся барышни из далекого прошлого.

И все это так бы и забылось, как забывается постепенно увиденное во сне. Но этой весной он сильно простудился, схватил воспаление легких и чуть не с неделю провалялся с сорокаградусной температурой в больнице, едва узнавая окружающих. А когда болезнь немного отступила, ему вновь приснилась старая прокопченная кузница, белые лебеди на тихой, заросшей кувшинками реке, одинокая часовня над бьющим из земли родничком. Правда, виделось теперь все это в каком-то хаотическом, быстро меняющемся калейдоскопе вперемешку с другими невиданными ландшафтами, чужими, незнакомыми лицами, серыми шеренгами солдат, увязшими в грязи лафетами пушек, пылающими крышами деревенских хат.

А в конце этого сумбурного сна, в котором он без конца что-то искал, пытался что-то вспомнить, старался что-то понять, разобраться в чем-то чрезвычайно важном, от чего может зависеть вся его последующая жизнь, но что так и осталось непонятым, он вдруг увидел залитое слезами женское лицо. ЕЕ лицо! Оно возникло как-то сразу, неожиданно, без всякой связи со всем увиденным. Возникло так, как показывают иногда в кино лицо актера крупным планом, когда становится заметной каждая морщинка, каждый волосок на голове, каждая слезинка в сетке ресниц. И стало ясно, что это лицо человека, перенесшего страшное несчастье, потому что в глазах женщины, полных нерастраченной еще любви и нежности, застыла смертельная тоска, а губы исказились от едва сдерживаемых рыданий.

Она не произнесла ни звука. Но в голове Сергея уже звучал ее голос — до боли знакомый голос! — и отчетливо слышались слова:

— Я рада, что ты вспомнил обо мне. Твои чувства не обманули тебя. Тебе надо, обязательно надо побывать здесь. Все это было, было…

— Что было? Где побывать? — не понял Сергей.

— Да здесь же, здесь, на нашей Ермиши. Я жду тебя… — лицо девушки вдруг отодвинулось, заволоклось туманом, голос ее прервался.

— Но где эта Ермишь? Как ее найти? — Сергей рванулся вслед ускользающему видению и… проснулся.

Над ним склонилось лицо знакомой медсестры. Она отерла пот с его лица, пригладила рассыпавшиеся по подушке волосы:

— Вам приснилось что-то страшное? Вы так кричали. Может, дать чего-нибудь успокаивающего?

— Нет-нет! Просто я… Просто мне приснилось, что я столкнулся с чем-то не совсем понятным.

— Это естественно в вашем положении. Но теперь дело пошло на поправку. Еще день-два, и вы забудете о ваших ночных кошмарах. Хорошо, что вам удалось сейчас быстро проснуться.

Юноша лишь молча покачал головой. «Хорошо, что проснулся»… Куда уж лучше! Ведь он так и не узнал, что хотела сказать ему приснившаяся незнакомка. Да и незнакомка ли? Только теперь, окончательно проснувшись, он до конца осознал, что эта плачущая девушка и та феерически ворвавшаяся в его недавний сон красавица, вихрем промчавшаяся в роскошном экипаже по-над Святым ключом, — одно и то же лицо, а главное, он снова, как и в тот раз, не мог отделаться от мысли, что знал эту женщину, встречался с ней не раз, слышал ее голос, только не мог вспомнить, где и когда это было.

Но как объяснить все это? Он всегда, с юношеских лет, отличался завидной памятью. Да и как можно было, раз увидев, забыть эти огромные, бездонные, как небо, глаза, этот тонкий, словно выточенный из чистейшего сердолика, овал лица, этот нежный, чарующий голос. И тем не менее, память упорно отказывалась подсказать, кто она, эта таинственная гостья его снов.

Единственным, что могло пролить хоть какой-то свет на это загадочное обстоятельство, было неоднократное упоминание о некой речке Ермишь. Но где она, такая река? И существует ли вообще в природе? Эти вопросы не давали Сергею покоя.

Сразу же по выходе из больницы он взял в библиотеке Большой географический атлас и тут же обнаружил, что — о чудо! — такая река есть и течет она почти в центре Европейской России, в восточной части Рязанской области.

Впрочем, это ни на йоту не приблизило его к разгадке таинственных сновидений. В Рязанской области он никогда не бывал и о речке Ермишь никогда ничего не читал и не слышал. И трудно сказать, как сложилась бы его дальнейшая судьба, если бы в ночь перед распределением он снова не увидел себя во сне на этой Ермиши. И не просто на Ермиши, а опять у знакомой часовни над Святым ключом. Только оказался он там на этот раз глубокой ночью, и не один, а со старым кузнецом, который почему-то называл себя теперь его отцом. В руках Сергея была лопата, а кузнец держал небольшую, залитую смолой металлическую коробку и тихо, с тоской в голосе говорил:

— Вот тут я уложил и свой подарок — выкованный тебе кинжал, и то, что ты отдал мне на сохранение, стало быть, память о Настасье, сердечной. Я сохранил бы это в целости и сохранности. Но сам знаешь, какие мои годы, не ровен час, не дождусь тебя. Да и старуха моя недолго проскрипит. А больше у нас — никого. Только ты и был что свет в оконце. Думали еще и деток твоих поняньчить. Да Бог судил иначе. Когда ты теперь вернешься — одному ему известно. Царская служба — чуть ли не на всю жизнь. Вот я и удумал спрятать все это здесь, закопать возле часовни, — место приметное. И знать об этом будем только ты да я. Вернешься целым и невредимым, выкопаешь наш клад, вспомнишь и меня, и ее, горемычную. Ну а не вернешься — все останется тут, в матушке-земле сырой. На веки вечные…

— Так что же это — конец?! Совсем конец?! — с трудом разжал сведенные болью губы Сергей. — И я никогда больше не увижу ее, мою ненаглядную?

— Как Бог даст…

Старый кузнец осенил себя широким крестом. И в тот же миг черный полог ночи будто раздвинулся, седой, туманный полусвет поднялся над уснувшей рекой, и в этом призрачном сиянии явственно проступил образ той, что незримо стояла рядом с ними во все время их разговора. Она словно взмыла над притихшей землей, обратив к ним глаза, полные слез и горя. Печать немой скорби сковала прекрасные девичьи черты, в страстном порыве последней надежды взметнулись ввысь ее трепетные руки, возглас, полный любви и боли, вырвался из ее груди:?

— Вернись! Вернись ко мне! Я жду… жду… жду…

И тотчас все пропало. Сон кончился. Но долго еще стояли перед его мысленным взором заплаканные девичьи глаза, и долго еще звучали у него в душе ее призывные слова:

— Жду… жду… жду…

Это был последний привет оттуда, с Ермиши, последняя встреча с прекрасной ермишанкой.

Но разве можно было рассказать обо всем этом Грише или кому-либо другому из друзей. Сергей сам порой не верил, что все это видел в своих снах. Но когда на распределении председатель государственной комиссии предложил ему поехать в Рязанское геологическое управление, он не раздумывая согласился.