Взгляд зверя - Арсений Александрович Истомин

хотела, да и одной в лесу с ним не так страшно было, ну и проходила с ним все детство. Слушаться больше некого было –отца с матерю война с собой забрала. Отца лишь на фотографии видела, а мать в белом халате с детства запомнила.

Антонина Николаевна замолчала, глядя на мелькающие в окне деревья.

– А, пригодился вам браслетик-то? – спросил Алексей.

– Ты знаешь, Лешенька, была одна история, после которой я его и не снимала больше никогда.

– Не могли бы вы поделиться?

– Отчего же не могу? – посмотрела она на Алексея – Слушай.

Все жизнь я из родного села не выезжала. Да оно и за ненадобностью как-то было. Сам подумай, все у нас есть: и куры и козы и даже корова – Буренка моя. Одна на все село была. И храм у нас был свой, маленький, правда, но зато внутри какой красивый. Батюшка Серафим тогда за ним присматривал. А как не стало его матушка Елизавета на себя все труды взяла. Да только службы то все равно нет. Вот народ и подумал, что в храм ходить ему не зачем. Все чаще сельчане к знахаркам, чем к святым ликам обращались.

– И ты знаешь, Леша, Боженька как-то от нас отвернулся.

Сначала скотина у кото-то заболела. Гуси подыхать начали, повели их на речку, мало ли зараза какая ест, а тут и на соседских птиц беда перекинулась. Знакомая у меня была, Любовь Георгиевна, так она каждую курицу обсмотрела, может найдет что. Да только та все равно за неделю вымерла. У кого на продажу мясо было – все пришлось выкинуть, не везти же людям. Запили да забуянили мужики без работы тогда.

Тушки куриные оставили где-то на отшибе у деревни, на опушке леса, потом по всем окрестностям стали головы да лапки находить – зверье растащило. Приманили и свору собак диких, которая стала на коз кидаться. Когда у знакомых одну утащили, я без обуха своих пасти не выходила. И таки раз отогнала одну. Огрела по спине так, что та еле лапы унесла.

А потом начались проливные дожди, да такие сильные, что бывало по два дня на улицу не выйдешь, одно хорошо – что огород пролитый. Летние грозы они такие, от порывов ветра в избе гудел дымоход, ветви яблонь почти до самой земли склонялись.

Прошли дожди и полезли в лесу грибы да ягоды, мешками народ те белые из лесу нёс, а потом их в город на рынок, да вот незадача, дорогу поваленные деревья перегородили, а объехать никак – через соседнюю деревню, да в объезд круг большой. К тому же не было дороги и до деревни той – затопило, хоть на лодке плыви. Не сказать, что места у нас прям везде болотистые, но сыро порой очень. Вот и заболел сын нашего головы сельского Гришка. Чем только Степан Игнатович не лечил сынишку, каких старух в дом не звал, а одну потом так отчитывал, за дела свои черные, что все село на ушах стояло.

Да, вроде Гриша поправляться стал. Отец у него мужик крепкий, здоровый, кузнецом раньше был сельским. А сынок щупленький, болезненный по началу был. Потом Игнатыч сына кровью свежей поить стал, потому как один врач ему сказал, что у сына якобы, этот –Антонина Николаевна задумалась.

– Ги-ма-гло, эх как же его там – силилась она вспомнить.

– Гемоглобин – поправил Алексей.

– О, точно, он самый. Спасибо Лешенька. Так вот стал он сына свеженькой поить Гриша вроде как и поправляться стал.

Алексей вспомнил, как в детстве его заставляли пить вязкую, противную слизкую жидкость из сырых яиц. Бабушка называла ее гоголь-моголь и говорила, что он очень полезен для здоровья. Однако пользы от него Алексей никогда не ощущал, наоборот каждый раз начинало мутить в животе, а голова сильно пульсировала.

Вот и сейчас Алексей почувствовал, будто бы ему снова предлагают выпить чудный коктейль из детства. К горлу подступил недавний, плотный завтрак. Глаза покраснели от налившихся на веках слез. Поэтому вооружившись пакетом и включив кондиционер посильнее Алексей продолжил слушать рассказ попутчицы, но уже вполуха, так как боялся пропустить позывы своего организма.

– А, по осени беда у нас случилась – укутавшись от холода собачьим поясом продолжила Антонина Николаевна.

Дожди пролили тогда сильные, и решили мы с подружкой за грибами выйти на разведку, стали собираться, а тут к нам соседские девчонки прибежали Надя да Любаша – сестры, похожие как две капли, Надька правда на 2 года старше, а Любаша в рост выше подалась, вот и не поймешь, кто из них в семье за главную.

Все собрали, уже выходим, да только опомнилась я, что корзинку-то забыла.

– Сейчас, милые, сейчас, я быстренько – бежала я второпях до избы. Везде посмотрела, каждый уголок обшарила – нет корзины той и все тут. Девчонки уж за деревьями скрылись, хотела было ведро с колодца взять, да оно так примотано было, что не развязать.

– Ладно – думаю.

– Дома побуду, хоть комары не искусают».

Разлила воду по тазам, взяла ножи, котелок достала – сижу жду, а их все нет и нет. Уже темнеть заметно начало, а как солнце скрылось пошла спать, думаю – до зимовья, походу, дошли там и переночевали.

Наутро мои опять не появились. Пошла по домам, может у себя уже перебирают, да только и там пусто оказалось. Собрала мужиков с деревни, кто без работы сидел, и пошли лес прочесывать. Брожу по лесу, по сторонам оглядываюсь, зову-зову – тихо. Не то здесь что-то. Раньше бывало идешь, свежестью пахло, елочками, слышно было, как шумит листва у самых макушек, птички пели, да бельчата по веткам прыгали. А тут словно и нет ничего, вымер будто лес. Тишина стоит гробовая, слышно только, как мох под ногами чвакает. Набрели на поляну, где охотничий домик стоял. Крыша мхом поросла, окна помутнели, а из трубы не дым, а березовый росток пробивается. Видимо, совсем его запустили, на охоту ходить перестали, вот и приглядывать за зимовьем стало некому, что аж покосился.

Дверь как открыли, раздался внутри шум да грохот, будто кошка по полкам пробежала.

– Ахх, свят свят свят – перекрестился кто-то из мужиков.

– А вдруг там лиса какая, бешеная? Давайте сначала керосинку зажжем – предложил другой.

Когда свет озарил маленькую комнатку, внутри